Кремниевая долина спонсирует всякую ерунду?

Автор: CHRISTOPHER MIMS
 
 
Социальные сети, в которых вы можете послать только сообщение «Йоу». Сервисы по доставке еды, которые оцениваются в 400 миллионов долларов. Стартапы, которые доставляют вам домой монетки по двадцать пять центов для прачечных самообслуживания (всего 27 долларов за подписку на 20 долларов монетками). 
 
Глядя на этот список, в общем, не так уж сложно прийти к выводу, что Кремниевая долина клонится к закату. Похоже, что вся область залива Сан-Франциско теперь решает исключительно собственные проблемы — проблемы тех же двадцатилетних, которые и основывают эти стартапы. Это довольно-таки циничный взгляд на то, что происходит в сфере высоких технологий. Как насчет Google или Facebook, или компании Uber, каждая из которых изменила или, возможно, еще изменит лицо целой индустрии? 
 

Но к моему удивлению, партнеры из одной из венчурных фирм в Кремниевой долине рассказали мне об этой же проблеме. Корабль сбился с пути — и деньги идут совершенно не туда, куда надо.  
 
«Вы верите в то, что сегодня инноваций гораздо больше, чем 20 лет назад?», — спрашивает Ятин Мундкур, партнер в фирме Artiman, которая находится в калифорнийском Пало-Альто.
 
Мундкур не имеет в виду инновации в сфере доставки «в тот же день» или «анонимные» соцсервисы, которых больше ценны своей новизной, а не жизнеспособностью. Обе эти категории сейчас на пике популярности. Нет, речь идет о тех базовых исследованиях и разработках, которые меняют жизни — в таких сферах, как энергетика, медицина или пищевая безопасность, а вовсе не об оптимизации развлекательных платформ. 
 
Подумайте вот о чем. Весь рынок рекламы и развлечений — это примерно 100 миллиардов долларов в год в США и около 500 миллиардов по всему миру. При этом уровень американского ВВП — более 16 триллионов долларов. 
 
Это значит, что любой стартап с венчурной поддержкой, который рассчитывает на доход от рекламы, рассчитывает всего на 0,6 процента от экономики. Если говорить о занятости, то в экономике, завязанной на рекламу, заняты всего несколько миллионов людей — против 140 миллионов американцев, которые работают где-то еще.  
 
И все равно почти любой стартап гонится за рекламными деньгами, предполагая, что как только наберется достаточное количество подписчиков, то этих подписчиков можно будет «монетизировать». Но проблема не в предпринимателях, говорит Мундкур. Проблема в венчурных капиталистах, которые спонсируют их начинания. Такая поддержка привела к перекосу в распределении капитала. 
 
Причина одна. Венчурные фонды сейчас крупнее, чем когда-либо — у многих из них больше, чем один миллиард долларов. В итоге им нужно делать больше ставок.  В отличие от сегодняшнего дня, двадцать-тридцать лет назад венчурные фонды сами по себе не представляли класс активов. Фондовый рынок может быть в плачевном состоянии, процентные ставки могут быть низкими, а более традиционные инвестиции даже в быстрорастущие экономики вроде Бразилии, России, Индии и Китая, могут казаться сомнительными. Но деньги должны на что-то идти — и они идут в фонды, которые инвестируют их в технологии. 

По данным национальной ассоциации венчурного капитала, за 2013 год в разработку программного обеспечения было перекачано больше денег (11 миллиардов долларов), чем за все время с 2000 года, который считается практически пиком последнего «технологического пузыря». 
 
Компании по производству программного обеспечения съедают около 37 процентов от всей венчурной поддержки. Это самый высокий процент с 1995 года, когда  PricewaterhouseCoopers начала собирать данные. Всего за прошедший год венчурные фонды инвестировали 29,4 миллиарда в 3995 сделок — на 7 процентов больше, чем в 2012. 
 
«В США существует масса проблем «второго» и «третьего мира». Это связано с тем, что первая инфраструктурная волна случилась у нас на 50 лет раньше, чем в остальном мире», — говорит Аджит Сингх, еще один партнер из фирмы Artiman. 
 
Кто готов поспорить с тем, что наша транспортная или энергетическая инфраструктура разваливается. Но действительно ли Кремниевая долина должна беспокоиться о таких вещах?  
 
«А должен ли Uber получать 1,2 миллиарда? Сколько стартапов получают такую поддержку?», – отвечает на это Ятин Мундкур, обрашаясь к примеру интернет-сервиса по вызову такси.
 
Один из способов описать то, как венчурные фонды распоряжаются своими средствами — это прибегнуть к пирамиде потребностей Маслоу. Она описывает человеческие нужды — и на вершине этой пирамиды находятся личные устремления. Facebook обеспечивает «вторую сверху» потребность человека — нужду в повышении самооценки и одобрении других людей. 


 
В Artiman критикуют другие венчурные компании, так как полагают, что важнее этих потребностей — потребности базовые, например потребность в еде и безопасности.
 
Как я узнал после короткого знакомства с их портфельными компаниями, результаты очень многообещающие. Одна из компаний, под названием Cellworks, потратила шесть лет на создание виртуальной модели физиологии человека, чтобы компания могла тестировать новые комбинации лекарств от существующих болезней, не проводя тестов на животных или людях.  Другая компания называется Nutrinsic — она занимается проблемой того, как и чем мы будем кормить следующий миллиард людей на Земле. Для этого в компании пытаются вывести бактерию, которая превращает отбросы пищевого производства в съедобный белок. Третья компания в портфеле Artiman называется Aditazz. Она занимается тем, что применяет программное обеспечение и техники, которые используются для автоматизации калибровки микрочипов, в строительстве зданий. В Aditazz утверждают, что таким образом им удалось сократить стоимость строительных конструкций на 20 процентов и наполовину сократить время, затрачиваемое на саму постройку. Компания уже выиграла контракты на постройку нескольких больниц в США и других странах. 
 
Сложно смотреть на то, как раз за разом венчурную поддержку получают компании с отрицаительным кэш-флоу, компании, которые занимаются решением проблем, затрагивающих малюсенькую часть населения планеты, и не думать, что проблема реально состоит в том, что инвесторы испытывают энтузиазм по неверному поводу. Иными словами, по поводу «технопузыря», существует он сейчас на самом деле или нет. В поздние 1990-е, во времена пузыря доткомов, частные компании превращались в публичные гораздо чаще, чем сейчас. 
 
Нужно учесть, что компании типа Google и Facebook скупают за миллиарды, а иногда за десятки миллиардов долларов все, что оказывается в пределах прямой видимости, и это тоже одна из причин того, почему стоимость компаний оценивается так высоко.  
 
“Не знаю, пузырь ли это, но безусловно это целый сектор, который сильно переоценен», — говорит Аджит Сингх. 
 
С моей точки зрения, не так важно, что считать пузырем. Важно, что мы делаем со всеми этими деньгами, которые льются в отрасль высоких технологий в хорошие времена.
 
Не нужно быть венчурным капиталистом, чтобы задаться вопросом, во что лучше инвестировать с точки зрения чистой социальной выгоды или даже просто исходя из долгосрочной перспективы по доходу — в новую замену мгновенным сообщениям или в несметное количество других потенциальных бизнесов в реальной 16-триллионной экономике.    
 
Перевод с сайта online.wsj.com