Карл Маркс: странный, как никогда.

James Miller  — преподаватель в New School for Social Research, автор книги “Can Democracy Work?: A Short History of a Radical Idea, From Ancient Athens to Our World” («Может ли демократия работать?: Краткая история радикальной идеи от древних Афин до нашего мира») — в эссе в «The New York Times» задается вопросом, какую пользу принесет читателям XXI века один из важнейших текстов коммунистического мыслителя?

«Равнодушие было первой реакцией мира на magnum opus Карла Маркса. В 1867 году, только что опубликованный первый том «Капитала» был  был встречен такой тишиной, что лучший друг и покровитель автора Фридрих Энгельс начал отправлять псевдонимные рецензии, в основном воинственные, в ведущие немецкие газеты, тщетно пытаясь привлечь внимание.
«Капитал» создавался десятилетиями: Маркс писал бесчисленные заметки, черновики, математические уравнения, которые он пытался заставить работать для доказательства, что капитализм самоуничтожится, создав основу для чего-то лучшего. Как рассказывает биограф Francis Wheen, многострадальная жена Маркса — Дженни — была озлоблена отсутствием реакции публики на издание книги. «Если бы рабочие имели представление о жертвах, понесенных при создании этой книги, которая была написана только для них и ради них, — жаловалась она другу, — они, возможно, проявили бы немного больше интереса».
Разочарованный Маркс попросил Энгельса в одном из немецких обзоров кратко изложить содержание «Капитала», используя фразы, которые Маркс любезно предоставил: «Капитал» показал, что «современное общество, рассматриваемое экономически, беременно новой, высшей формой», и раскрыл в человеческой цивилизации «тот же постепенный процесс эволюции, который Дарвин продемонстрировал в естественной истории», тем самым подтвердив «доктрину прогресса».
Характерным признаком нашего времени является то, что редактор и переводчик долгожданного нового английского издания книги — первого крупного перевода за полвека — по большей части игнорируют как Дарвина, так и идею прогресса.
Тем не менее, ни одна предыдущая английская версия «Капитала» не имела столь богатого критического аппарата или столь точного перевода. Это замечательное достижение, которое заставит читателей обратить внимание на философские тонкости аргументации Маркса.

«»Капитал" — это странно», — пишет редактор Paul North в своем предисловии к новому изданию. Переводчик книги — Paul Reitter — соглашается с ним, объясняя всё то, что он считает «программно странным моментом в тексте». Как утверждает Reitter, в «Капитале» Маркс использует неологизмы, которые звучат странно даже на немецком языке и отражают то, как «капитализм делает отношения между людьми и вещами, а также отношения между людьми, крайне неестественными и несовместимыми с человеческим процветанием».
Например, новый немецкий термин Werthding — буквально «ценностная вещь» — предполагает, что полезные физические объекты имеют нефизические свойства: они представляют из себя (по словам Маркса) «студенистые сгустки недифференцированного человеческого труда», которые помогают определить их ценность и позволяют обмениваться ими. Выделение странностей языка подчеркивает идею о том, что капитализм неизбежно порождает отчуждение между фабричным рабочим и вещью, которую он создал, как пишет Маркс, «подобно колдуну, который больше не в состоянии контролировать силы преисподней, которые он вызвал своими заклинаниями».

Родившийся в 1818 году на территории современной юго-западной Германии, Маркс получил философское образование и работал журналистом, прежде чем он завел дружбу с Энгельсом в 1840-х годах и присоединился к бурлящему богемному подполью неуправляемых писателей и профессиональных мятежников. Вместе Маркс и Энгельс написали «Манифест Коммунистической партии» и пережили европейские революции 1848 года, только чтобы увидеть, как их надежды на радикальные перемены были отложены, если не разрушены. К тому времени Маркс, отчасти под влиянием Энгельса, уже начал свое пожизненное изучение политической экономии и ужасных условий, созданных для рабочих ростом промышленного капитализма.
У Маркса были высокие стандарты: он был слишком скрупулезен, чтобы закончить «Капитал» — Энгельс опубликовал последующие тома, основанные на записных книжках Маркса, — и он хотел, чтобы трудные начальные страницы первого тома заставили читателей думать самостоятельно. «В науке нет королевской дороги, и только те, кто не страшится утомительного подъема по ее крутым склонам, имеют шанс достичь светлых вершин», — писал он в предисловии к первому французскому переводу. К счастью, основная часть текста, которая разумно использует отчеты британского правительства, подробно описывающие жалкую жизнь рабочего класса страны, легче для восприятия и более литературна в своих амбициях. Это отчасти простая история ужасов о неоправданных человеческих страданиях от рук безликого монстра, более страшного, чем «Левиафан» Гоббса — теневая система капитала, по мнению Маркса, сильнее высасывала душу, чем любой из законов, навязанных суверенными правителями.

Первый английский перевод «Капитала» был подготовлен Энгельсом и появился в 1887 году, через четыре года после смерти Маркса. К тому времени «Капитал» с запозданием достиг большой и быстро растущей аудитории благодаря известности Маркса как активиста и лидера Первого Интернационала, его беспощадной защите кровавой Парижской коммуны 1871 года как одной из моделей того, как может выглядеть восстание пролетариата против капитала, и последующему подъему социалистических политических партий и боевых профсоюзов. «Библия рабочего класса», — гордо называл эту книгу Энгельс.
Едва получив известность, «Капитал» превратился в основанную на доказательствах путеводную звезду для продолжающихся прямых действий. Именно с этой точки зрения переводчик Ben Fowkes и бельгийский экономист Ernest Mandel рассматривали второе значимое английское издание, выпущенное в мягкой обложке издательством Penguin в 1976 году после Русской революции 1917 года, Китайской коммунистической революции 1949 года, студенческих восстаний 1968 года и решительной борьбы за кардинальное самоопределение в бывших колониях, таких как Алжир, Вьетнам и Никарагуа.
«Маловероятно, — писал Mandel, — что капитализм переживет еще полвека кризисов (военных, политических, социальных, финансовых, культурных), которые непрерывно происходили с 1914 года. Более того, весьма вероятно, что «Капитал» и то, что он символизирует, а именно научный анализ буржуазного общества, представляющий классовое сознание пролетариата на его высшем уровне, в конечном итоге окажутся решающим вкладом в замену капитализма бесклассовым обществом ассоциированных производителей».

Пять десятилетий спустя капитализм все еще прочно стоит на ногах, в то время как американский политический теоретик Wendy Brown в предисловии к новому переводу поспешно отбрасывает такие надежды, называя их «фантазией». Она также беспокоится, что если рабочие мира когда-либо будут свободно использовать то, что Маркс называл «бесплатным даром природы», чтобы создать больше изобилия для людей, они могут спровоцировать «экологическую катастрофу», что, по ее словам, автор «Капитала» рассматривает лишь мимоходом. Браун предполагает, что главная современная ценность текста Маркса заключается в том, что он представляет собой «критическую теорию», которая раскрывает систему капитала как «философский объект». Другими словами, он может быть не лучшим руководством для политической практики.

Конечно, «Капитал» — это интеллектуальное чтение, и опасности мира, в котором жил Маркс, чем-то отличаются от наших. Тем не менее, немного странно (если это правильное слово), что ученые, работающие над этим новым английским изданием самого почитаемого текста Маркса, преуменьшают собственные самые глубокие надежды Маркса, не только на будущее бесклассовое общество, но и на продолжающийся процесс потрясений, который приводит не только к страданиям, но также и к продолжающемуся технологическому и моральному прогрессу.
Если капитал просто «крайне противоестественен и несовместим с человеческим процветанием» и неумолимо ведет к разрушению планеты, то в чем смысл? Маркс не мог предсказать будущее, и мы тоже не можем. Но, как он однажды сказал, «философы лишь по-разному интерпретировали мир; дело в том, чтобы изменить его»."

Телеграм-канал «Интриги книги»