История проверенная временем: великая американская машина по надуванию пузырей (продолжение)

К началу 2008 года финансовый сектор заметно лихорадило. В последние два с половиной десятилетия Уолл-стрит порождала один скандал за другим и в результате незапятнанных инвестиционных тем не осталось. «Junk bond», «IPO», «sub-prime mortgage» и другие, некогда популярные финансовые термины, теперь прочно ассоциировались в сознании общественности с мошенничеством; вскоре к ним должны были присоединиться термины «credit swaps» и «CDO».

Кредитные рынки находились в кризисе, а мантра, которая поддерживала фантастическую экономику в годы правления Буша — представление о том, что цены на жилье никогда не падают, — теперь была полностью разрушенным мифом. Всё это заставило Уолл-стрит искать новую парадигму для раздувания чуши.

Что делать? Учитывая непереносимость публики ко всему, что ассоциировалось с бумажными инвестициями, Улица незаметно переместила казино на рынок физических товаров — товаров, которые можно потрогать: кукурузу, кофе, какао, пшеницу и энергетические ресурсы, особенно нефть. Сочетание падения курса доллара, кредитного кризиса и краха жилья вызвало бегство в сырьевые товары. Прежде всего резко взлетели фьючерсы на нефть: цена одного барреля выросла с $60 в середине 2007 года до $147 к лету 2008.

Тем летом, когда президентская кампания разгоралась, общепринятое объяснение того, почему бензин достиг отметки в $4,11 за галлон, заключалось в том, что существует проблема с мировыми поставками нефти. В классическом примере того, как республиканцы и демократы реагируют на кризисы, вступая в ожесточенный обмен идиотскими заявлениями, Джон Маккейн настаивал на том, что отмена моратория на морское бурение будет очень полезна в краткосрочной перспективе, а Барак Обама в типичном стиле либерального яппи утверждал, что выходом из ситуации станут федеральные инвестиции в гибридные автомобили.

Но всё это было ложью. В то время как мировые запасы нефти истощаются, краткосрочный приток фактически увеличивается. За шесть месяцев до скачка цен, по данным Управления энергетической информации США, мировое предложение нефти выросло с 85.24 млн баррелей в день до 85.72 млн. За тот же период мировой спрос на нефть снизился с 86.82 млн баррелей в день до 86.07 млн. То есть краткосрочное предложение нефти росло, но ещё и спрос на неё падал, что с точки зрения классической экономики должно было привести к снижению цен на нефть.

Прим. Пестов: график с ценами на Брент и уровнем мировой добычи в купе с фактом того, что мировое потребление нефти неуклонно росло до пандемии коронавируса, наглядно показывает спекулятивную природу скачка цен на топливо в 2008 году. 

Что же вызвало резкий скачок цен на нефть, попробуйте угадать? — Конечно же, помогли Гольдманы. Были и другие игроки на рынке физических товаров, но первопричина связана с поведением нескольких влиятельных лиц, решивших превратить некогда прочный рынок в спекулятивное казино. Goldman Sachs сделал это, убедив пенсионные фонды и других крупных институциональных инвесторов инвестировать в нефтяные фьючерсы — согласие купить нефть по определенной цене в фиксированную дату.

Этот толчок превратил нефть из физического товара, жестко зависящего от спроса и предложения, в то, на чём можно делать ставки, как на акциях. В период с 2003 по 2008 год объём спекулятивных денег в сырьевых товарах вырос с $13 млрд до $317 млрд, то есть на 2300%. К 2008 году баррель нефти торговался в среднем 27 раз, прежде чем он был фактически доставлен и потреблён.

Как и в предыдущих эпизодах со времён Великой депрессии существовал закон, специально предназначенный для предотвращения подобных ситуаций. Товарный рынок был создан в значительной степени для того, чтобы помочь фермерам: фермер, обеспокоенный будущим падением цен, мог заключить контракт на продажу своей кукурузы по определенной цене с последующей поставкой, что позволяло ему меньше беспокоиться о создании запасов своего урожая. Когда никто не покупал кукурузу, фермер мог продать её посреднику, известному как «традиционный спекулянт», который хранил зерно и продавал его позже, когда спрос на него возвращался. Таким образом, у фермера всегда был покупатель, даже когда рынок временно не нуждался в его урожае.

Однако в 1936 году Конгресс постановил, что спекулянтов на рынке не должно быть больше, чем реальных производителей и потребителей. В противном случае на цены влияло бы нечто иное, чем спрос и предложение, и возникли бы манипуляции с ценами. Новый закон наделил Комиссию по торговле товарными фьючерсами (CTFC) — тот самый орган, который позже потерпел неудачу в регулировании кредитных свопов, — полномочиями устанавливать ограничения на спекулятивные сделки с товарами. В результате надзора со стороны CFTC на товарных рынках более 50 лет царили мир и гармония.

Все изменилось в 1991 году, когда, без ведома большинства живущих на земле, дочерняя компания Goldman Sachs по торговле сырьевыми товарами J. Aron обратилась в CFTC и привела необычный аргумент. Гольдманы заявили, что фермеры с большими запасами кукурузы не единственные, кому нужно хеджировать свои риски против будущего падения цен. И мол, дилеры с Уолл-стрит, делающие большие ставки на нефть, также нуждаются в хеджировании своих рисков, ибо могут очень многое потерять.

Но это чушь собачья. Как вы помните, закон 1936 года, был специально разработан для того, чтобы сохранить различия между людьми, которые покупают и продают реальные материальные вещи, и людьми, торгующими только бумагами. Но CFTC, что удивительно, купилась на доводы Гольдманов и выдала банку свободный пропуск, названный «Bona Fide Hedging» (прим. Пестов: добросовестное хеджирование). Это позволило дочерней компании Goldman Sachs называть себя физическим хеджером и избежать практически всех ограничений, установленных для спекулянтов. В последующие годы комиссия без лишнего шума выдала 14 подобных исключений другим компаниям.

Теперь Goldman и другие банки могли свободно привлекать всё больше инвесторов на товарные рынки, позволяя спекулянтам делать всё более крупные ставки. Это письмо Гольдманов 1991 года непосредственно привело к нефтяному пузырю в 2008 году, когда количество спекулянтов на рынке, подталкиваемых страхом перед падением доллара и крахом жилья, превысило количество реальных поставщиков и потребителей.

По словам сотрудника Конгресса, изучавшего цифры, к 2008 году как минимум три четверти активности на товарных биржах были спекулятивными, и это, скорее всего, консервативная оценка. К середине прошлого лета, несмотря на рост предложения и падение спроса, мы платили по $4 доллара за галлон.

Самое необычное то, что письмо от Гольдманов, как и большинство других торговых исключений, было передано в той или иной степени тайно. «Я был главой отдела торговли и рынков, а Бруксли Борн — председателем CFTC» — говорит Гринбергер, «и никто из нас не знал о существовании этого письма». И в самом деле о письмах стало известно только благодаря случайности. В прошлом году сотрудник комитета по энергетике и торговле Палаты представителей оказался на брифинге, когда чиновники из CFTC вскользь упомянули об исключениях.

«Я был приглашен на брифинг, который проводила комиссия по энергетике» — вспоминает сотрудник. «И вдруг в середине брифинга они начали говорить: «Да, мы выпускаем эти письма уже несколько лет». Я поднял руку и сказал: «Правда? Вы выпустили письмо? Могу я его увидеть? А они такие: „Да, да“. Мы ходили туда-сюда и наконец они сказали: „Мы должны согласовать это с Goldman Sachs“. Я говорю: „Что значит, вы должны согласовать это с Goldman Sachs?“».

CFTC сослалась на правило, которое запрещает ей раскрывать любую информацию о текущей позиции компании на рынке. Но запрос сотрудника касался письма, которое было выпущено 17 лет назад. Оно уже не имело никакого отношения к текущей позиции Goldman. Более того, раздел 7 закона о сырьевых товарах 1936 года даёт Конгрессу право на любую информацию, которую он хочет получить от комиссии. Короче, это классический пример того, насколько плотно Goldman Sachs проник правительство — CFTC ждала разрешение от банка, прежде чем передать письмо.

Вооружившись полусекретным правительственным разрешением, Гольдманы стали главными конструкторами гигантского салона для ставок на сырьевые товары. Их Goldman Sachs Commodities Index, который отслеживает цены 24 основных сырьевых товаров, но в большей степени ориентирован на нефть, стал местом, где пенсионные фонды, страховые компании и другие институциональные инвесторы могли делать крупные долгосрочные ставки на сырьевые товары.

Всё это было хорошо, за исключением пары моментов. Индексные спекулянты в основном делают ставки на длинные позиции и крайне редко или даже никогда не занимают короткие позиции. Это означает, что они делают ставки только на рост цен. Такое поведение хорошо для фондового рынка, но оно ужасно для сырьевых товаров, поскольку постоянно заставляет цены расти.

«Если бы индексные спекулянты занимали короткие позиции так же, как и длинные, то они бы толкали цены как вверх, так и вниз» — говорит Майкл Мастерс, менеджер хедж-фонда, который помог разоблачить роль инвестиционных банков в манипулировании ценами на нефть. «Однако они толкают цены только в одном направлении — вверх».

Положение дел усугублялось ещё и тем, что сам Goldman Sachs всеми силами поддерживал стремительный рост цен на топливо. В начале 2008 года аналитик банка Арджун Мурти, которого газета The New York Times назвала «нефтяным оракулом», предсказал «суперскачок» цен на нефть, прогнозируя рост до $200 за баррель. В то время Goldman активно инвестировал в нефть через свою дочернюю компанию J. Aron, занимающуюся торговлей сырьевыми товарами. Также банк владел долей в крупном нефтеперерабатывающем заводе в Канзасе, где хранилась нефть, которую он покупал и продавал.

Несмотря на то, что предложение нефти шло в ногу со спросом, Мурти постоянно предупреждал о перебоях в мировом снабжении, не забывая рассказывать о двух своих гибридных автомобилях. Причиной высоких цен банк называл свинство американского потребителя. В 2005 году аналитики Goldman Sachs утверждали, что мы не узнаем, когда упадут цены на нефть, пока не будет знать, «когда американские потребители перестанут покупать пожирающие топливо внедорожники и перейдут на более экономичные альтернативы».

Прим. Пестов: ещё одно подтверждение тому, что дефицита нефти не было и недостаток собственной добычи США компенсировали импортом. Примечательно, что 2008 год стал точком для резкого наращивания добычи, сокращения импорта и увеличения экспорта.

Однако росту цен способствовало не потребление реальной нефти, а торговля бумажной. К лету 2008 года спекулянты на сырьевых рынках накопили достаточное количество нефтяных фьючерсов, чтобы заполнить 1.1 миллиарда баррелей сырой нефти. Они владели большим количеством будущей нефти на бумаге, чем реальной, хранящейся во всех коммерческих резервуарах страны и стратегическом нефтяном резерве вместе взятых. Это было повторением периода доткомов и жилищного пузыря, когда Уолл-стрит увеличивала сегодняшние прибыли, продавая лохам акции вымышленного фантастического будущего с бесконечно растущими ценами.

В уже до боли знакомой ситуации летом 2008 года «арбуз» из нефти и сырьевых товаров сильно ударилась об асфальт, что привело к массовой потере богатства. Цена за баррель упала со $147 до $33. И снова в числе проигравших оказались обычные люди. Пенсионеры, чьи фонды инвестировали в это дерьмо, были уничтожены: пенсионная система государственных служащих Калифорнии имела $1.1 млрд в сырьевых товарах, когда произошёл крах.

И ущерб был нанесён не только нефтью. Взлёт цен на продовольствие, вызванный сырьевым пузырём, привел к катастрофам по всей планете, заставив голодать около 100 миллионов человек и вызвав продовольственные бунты в странах третьего мира.

Сейчас цены на нефть снова растут: в мае они выросли на 20%, а в этом году почти удвоились. И снова проблема не в спросе или предложении. «Сейчас самый высокий уровень предложения нефти за последние 20 лет» — говорит представитель Барт Ступак, демократ из Мичигана, который входит в комитет по энергетике Палаты представителей. «Спрос находится на 10-летнем минимуме. И всё же цены растут».

На вопрос о том, почему политики продолжают твердить о таких вещах, как бурение скважин или гибридные автомобили, в то время как спрос и предложение не имеют никакого отношения к высоким ценам, Ступак качает головой. «Я думаю, они просто не очень хорошо понимают суть проблемы» — говорит он. «Вы не можете объяснить её за 30 секунд, поэтому политики игнорируют проблему».

После того, как прошлой осенью рухнул нефтяной пузырь, не было нового пузыря, который бы поддержал ситуацию. На этот раз деньги, похоже, действительно исчезли, как после всемирной депрессии. Поэтому финансовое сафари переместилось в другое место и крупная дичь стала единственным оставшимся источником тупого, неохраняемого капитала, которым можно питаться — деньгами налогоплательщиков. Здесь, во время крупнейшей государственной финансовой помощи в истории, Goldman Sachs действительно начал демонстрировать свои мускулы.

Всё началось в сентябре прошлого года, когда министр финансов Полсон принял ряд судьбоносных решений. За несколько месяцев до краха ипотечного рынка он уже организовал спасение инвестбанка Bear Stearns и квазичастных кредиторов Fannie Mae с Freddie Mac, однако Полсон позволил Lehman Brothers — одному из последних реальных конкурентов Goldman — рухнуть без вмешательства.

А на следующий же день Полсон дал добро на масштабное спасение AIG стоимостью $85 млрд, которая быстро оправилась и выплатила $13 млрд, причитавшихся Goldman. Благодаря усилиям по спасению, инвестбанк в итоге получил полную компенсацию по своим ставкам. В отличие от него, пенсионеры-автомобилисты, ожидающие спасения Chrysler, получат лишь 50 центов за каждый доллар, который им причитается.

Сразу же после спасения AIG Полсон объявил о федеральной программе спасения финансовой индустрии — масштабный план на $700 млрд под названием Troubled Asset Relief Program (TARP) — и назначил доселе неизвестного 35-летнего банкира Goldman по имени Нил Кашкари ответственным за управление средствами. Для того чтобы получить право на выделенные правительством средства, Goldman Sachs объявил о трансформации из инвестиционного банка в банковскую холдинговую компанию.

Это позволило ему получить доступ не только к $10 млрд из средств TARP, но и к целой плеяде менее заметных, поддерживаемых государством источников финансирования — в первую очередь, к льготным кредитам от Федеральной резервной системы. К концу марта ФРС предоставит или гарантирует не менее $8.7 трлн в рамках ряда новых программ спасения. А благодаря неясному закону, позволяющему ФРС блокировать большинство аудиторских проверок Конгресса, суммы и получатели денег остаются почти полностью секретными.

Прим. Пестов: хочется немного подробнее рассказать про план Полсона по спасению AIG. ФРС под залог 79% доли в AIG выделил на спасение страховщика $182 млрд (упомянутые Мэттом Тайбби $85 млрд — это лишь первая часть), а так же назначил на должность генерального директора и председателя AIG Эдда Лидди, который сразу же после назначения покинул совет директоров Goldman Sachs (хи-хи).

Лидди знаком с Гольдманами с ранних 90х при спин-оффе Sears (который, кстати говоря, в начале XX века Гольдманы выводили на IPO). После получения первого правительственного транша и публикации квартального очёта с чистым убытком в $62 млрд, новый менеджмент AIG решил выплатить себе $165 млн бонусов. Это был крупный скандал, но как и любой скандал он быстро забывается.

Важно, что после анонса пакета помощи для AIG Полсон заявил, что больше правительство никого спасать не будет. То есть дыра в $400 млрд у Lehman Brothers его почему-то не интересовала. И самое забавное, что через неделю после своего заявления он запросил у Конгресса те самые $700 млрд по TARP. Вскорее билль был подписан Бушем. Деньги выручили многих, но ни цента не досталась Леманам — бывшим друзьям и главным конкурентам Гольдманов.

Преобразование в банковскую холдинговую компанию имело и другие преимущества. Основным надзорным органом Goldman стал ФРБ Нью-Йорка, председателем которого на момент объявления о преобразовании был Стивен Фридман, бывший сопредседатель Goldman Sachs. Фридман технически нарушал политику ФРС, оставаясь в совете директоров Goldman, даже когда он якобы регулировал деятельность банка; чтобы исправить проблему, он подал заявление и получил от правительства документ, освобождающий его от ответственности за конфликт интересов.

Фридман также должен был избавиться от своих акций Goldman после того, как Goldman стал банковской холдинговой компанией, но благодаря тому самому документу ему было разрешено купить ещё 52 000 акций его старого банка, в результате чего он стал богаче на $3 млн. Фридман ушёл в отставку в мае, но человек, который теперь отвечает за надзор над Goldman — президент ФРБ Нью-Йорка Уильям Дадли — ещё один бывший сотрудник Goldman.

Общий смысл всего этого — спасение AIG, быстрое одобрение изменения юридического статуса банка, средства TARP — заключается в том, что когда дело касается Goldman Sachs, свободного рынка вообще не существует. Правительство может позволить умереть другим игрокам, но оно просто не допустит краха Goldman ни при каких обстоятельствах. Его превесходство на рынке внезапно стало открытой декларацией высшей привилегии. «В прошлом это было неявное преимущество» — говорит Саймон Джонсон, профессор экономики Массачусетского технологического института и бывший сотрудник МВФ, который сравнивает программу спасения с кумовским капитализмом, похожим на то, что он видел в странах третьего мира. «Теперь это скорее явное преимущество».

(Прим. Пестов: на этом месте должно быть три очень скучных абзаца про квартальную отчётность и бонусы с очень большим количеством непрофессиональных допущений от автора, которые я не захотел переводить.)

А вот настоящий прикол. После того, как инвестбанк сыграл непосредственную роль в четырех исторических пузырях, после того, как он помог $5 триллионам исчезнуть с биржи NASDAQ, после того, как он заложил тысячи токсичных ипотечных кредитов пенсионерам и муниципалитетам, после того, как он помог задрать цены на бензин до $4 за галлон и заставить 100 миллионов человек по всему миру голодать, после того, как он получил десятки миллиардов долларов налогоплательщиков через серию государственных дотаций, курируемых его бывшим генеральным директором, что Goldman Sachs вернул народу США в 2008 году?

Четырнадцать миллионов долларов.

Именно столько налогов компания заплатила в 2008 году. Заметьте, что эффективная налоговая ставка составила ровно один процент. В том же году банк выплатил $10 млрд на зарплаты и получил чистую прибыль более $2 млрд. Goldman Sachs заплатил в казну менее трети от того, что он перечислил генеральному директору Ллойду Бланкфейну, который заработал $42.9 млн в прошлом году.

Как такое возможно? Согласно годовому отчёту Goldman, низкие налоги во многом объясняются изменениями в географической структуре доходов банка. Другими словами, банк переместил свои деньги таким образом, что большая часть его доходов оказалась в зарубежных странах с низкими налоговыми ставками.

Благодаря нашей полностью испорченной системе корпоративного налогообложения такие компании как Goldman могут переводить свои доходы в офшоры и откладывать налоговые платежи на неопределённый срок, даже если они требуют вычетов с того же самого необлагаемого налогом дохода.

Именно поэтому любая корпорация, имеющая хотя бы одного трезвого бухгалтера, может найти способ обнулить свои налоги. Отчёт GAO, по сути, показал, что в период с 1998 по 2005 год примерно две трети всех корпораций, работающих в США, вообще не платили налогов.

Это должно было вызывать возмущение на уровне разьярённой толпы с вилами, но почему-то, когда Goldman Sachs после правительственной поддержки обновил свой налоговый профиль, никто не сказал ни слова. Одним из немногих, кто обратил на это внимание был демократ из Техаса Ллойд Доггетт, который входит в состав Комитета по путям и средствам Палаты представителей. «С протянутой правой рукой, выпрашивающей деньги на спасение, левая прячет их в офшорах» — сказал он.

Перенесёмся в сегодняшний день. В начале июня в Вашингтоне, округ Колумбия, Барак Обама, популярный молодой политик, крупным спонсором президенсткой кампании которого был Goldman Sachs, сидит в Белом доме. Беспрепятственно пройдя по заминированному политическому полю эпохи «бэилаута», Goldman снова вернулся к своему старому бизнесу — выискиванию лазеек на новом рынке, созданном правительством с помощью нового набора выпускников, занимающих ключевые государственные должности.

Хэнк Полсон и Нил Кашкари ушли. Их места заняли глава казначейства Марк Паттерсон и глава CFTC Гэри Генслер, оба бывшие сотрудники Goldman. Вместо кредитных деривативов, нефтяных фьючерсов или ипотечных CDO, новой игрой на Уолл-стрит и следующим пузырем становятся углеродные кредиты — бурно развивающийся рынок на триллион долларов, который еще даже не существует, но будет существовать, если Демократическая партия сумеет протолкнуть в жизнь новый революционный товарный пузырь, замаскированный под экологический план, под названием «cap-and-trade» (прим Пестов. торговля эмиссионными квотами).

Прим. Пестов: Мэтт Тайби практически предугадал будущее на зарей всей это зелёной инициатвы. Согласно последним данным Refinitive объём углеродного рынка составляет $851 млрд, но куда более значимой отраслью стали ESG-активы, объём которых Bloomberg оценивает в $37.8 трлн.

Новый рынок углеродных кредитов — это виртуальное повторение казино на сырьевом рынке, которое было любезно предоставлено Гольдманами. Только на этот раз есть ещё одно приятное новшество: если план будет реализован так, как ожидается, то рост цен будет санкционирован правительством и Гольдманам даже не придется подтасовывать игру. Всё уже выстроено заранее.

Вот как это работает: если законопроект будет принят, то для угольных станций, коммунальных предприятий, дистрибьюторов природного газа и многих других отраслей промышленности будут установлены ограничения на количество выбросов углекислого газа (он же парниковый газ), которое они могут производить в год.

Если компании превысят установленный лимит, они смогут купить ассигнования или кредиты у других компаний, которым удалось произвести меньшее количество выбросов. По консервативным оценкам президента Обамы, за первые семь лет на аукционе будет продано углеродных кредитов на сумму около $646 млрд. А один из его главных помощников по экономике предполагает, что реальная цифра может быть вдвое или даже втрое больше.

Особенность этого плана заключается в том, что правительство будет постоянно снижать лимит на выбросы углерода из-за чего углеродные кредиты будут становиться все более и более дефицитными с каждым годом. То есть появится совершенно новый сырьевой рынок, где основной товар гарантированно будет расти в цене с течением времени. И объём этого нового рынка будет превышать триллион долларов в год. Для сравнения, совокупный годовой доход всех поставщиков электроэнергии в США составляет $320 млрд.

 Прим. Пестов: пожалуй, лучшей иллюстрацией к словам Мэтта Тайби из далёкого 2009 года будет новостная заметка из Грокса прошлой осенью: «Энергетический кризис в Европе привёл к рекордному росту выбросов углерода, поскольку Европа начала сжигать больше угля. В связи с этим взлетели цены на углерод (читай «налог на углерод»). А условная Tesla теперь больше заработает на продаже квот. Классная система».

Гольдманы жаждут утверждения этого законопроекта. План состоит в том, чтобы (1) оказаться на первом этаже законодательства, меняющего парадигму, (2) убедиться, что они являются прибыльной частью этой парадигмы, и (3) убедиться, что эта часть будет большой. Goldman уже давно начал усиленно продвигать идею ограничения торговли, но в прошлом году компания потратила $3.5 млн на лоббирование вопросов климата. И одним из их лоббистов был не кто иной, как Паттерсон — ныне глава казначейства.

Ещё в 2005 году, когда Хэнк Полсон был главой Goldman Sachs, он лично помогал составлять экологическую политику банка — документ, который содержит весьма неожиданные элементы для компании, которая во всех других областях последовательно выступает против любого вида государственного регулирования. В докладе Полсона утверждалось, что одними «добровольными действиями проблему изменения климата не решить».

Прим. Пестов: разрабатываемый Полсоном «Environmental Policy» был прородителем современных ESG отчётов. И если сегодня многие до сих пор не знают, что вообще означают эти три буквы и не представляют масштаб махинаций, скрывающихся за ними, то Goldman Sachs был одним из первых в 2006 году, кто начал упоминать ESG-повестку в своих финансовых отчётах.

Несколько лет спустя руководитель отдела углеродных выбросов банка Кен Ньюкомб настаивал на том, что одной торговли квотами будет недостаточно для решения климатической проблемы и призывал к увеличению государственных инвестиций на исследования в данной области. Это удобно, учитывая, что Goldman сделал ранние инвестиции в ветроэнергетику (он купил дочернюю компанию Horizon Wind Energy), возобновляемое дизельное топливо (он является инвестором фирмы Changing World Technologies) и солнечную энергетику (он сотрудничал с BP Solar). Все эти сделки будут процветать, если правительство заставит производителей энергии использовать более чистую энергию. Как сказал Полсон в то время: «Мы делаем эти инвестиции не для того, чтобы терять деньги».

Банк владеет 10-процентной долей в Chicago Climate Exchange, где будут торговаться углеродные квоты. Кроме того, Goldman владеет миноритарной долей в Blue Source — фирме из штата Юта, которая продает эти квоты. Лауреат Нобелевской премии Эл Гор, который принимает самое непосредственное участие в развитии «cap-and-trade», основал компанию под названием Generation Investment Management вместе с тремя бывшими крупными специалистами из Goldman Sachs Asset Management — Дэвидом Бладом, Марком Фергюсоном и Питером Харрисом.

Прим. Пестов: стоит упомянуть, что Нобелевскую премию Альберт Гор получил за фильм «Неудобная правда» про глобальное потепление. Его фильм и книга фактически стали фундаментом для формирования климатической политики и общественного запроса на возобновляемые источники энергии. Про всё это и про Generation Investment Management в том числе вы можете подробно прочитать в моей статье: «Неудобная правда: как Tesla стала триллионной компанией».

Их бизнес — инвестиции в углеродные компенсации. Существует также Green Growth Fund с капиталом в $500 млн, созданный гольдманитом для инвестиций в зелёные технологии. Список на этом не заканчивается. Goldman Sachs снова впереди заголовков и сидит в ожидании, когда дождь из денег начнётся в нужном месте. Будет ли этот рынок больше, чем рынок энергетических фьючерсов? «О, он будет его превосходить» — говорит бывший сотрудник комитета по энергетике Палаты представителей.

Ну, скажете вы, и что с того? Если «cap-and-trade» реализуется, разве мы все не будем спасены от катастрофы глобального потепления? Возможно, но система торговли эмиссионными квотами, как её представляет себе Goldman на самом деле является просто налогом на выбросы углекислого газа. Причём этот налог структурирован таким образом, что доходы будут собирать частные лица.

Вместо того, чтобы просто ввести фиксированный государственный налог на загрязнение окружающей среды углеродом и заставить нечистых на руку производителей энергии платить за то, что они делают, «cap-and-trade» позволит небольшому племени алчных как чёрт свиней с Уолл-стрит превратить ещё один товарный рынок в частную схему сбора налогов. Это хуже, чем спасение — это позволяет банку конфисковать деньги налогоплательщиков ещё до того, как они будут собраны государством.

«Если это будет налог, я бы предпочёл, чтобы его устанавливал и собирал Вашингтон» — говорит Майкл Мастерс, директор хедж-фонда, выступавший против спекуляций нефтяными фьючерсами. «Но мы говорим о том, что Уолл-стрит может устанавливать налог и собирать его тоже будет Уолл-стрит. Это последнее, чего я хочу в мире. Это просто чудовищно».

Торговля эмиссионными квотами начнётся. А если и не начнётся, то появится нечто подобное. Мораль та же, что и для всех других пузырей, которые Goldman Sachs раздувал с 1929 по 2009 год. Почти в каждом случае тот же самый банк, который вёл себя безрассудно в течение многих лет и утяжелял систему токсичными активами, не добился ничего, кроме огромных бонусов для своих боссов. И этот банк был вознаграждён горами практически бесплатных денег и правительственными гарантиями, а реальные жертвы этих катастроф, обычные налогоплательщики, оплачивали последствия его инициатив.

Не просто принять реальность того, что мы теперь регулярно позволяем этим людям оставаться безнаказанными. Существует своего рода коллективное отрицание и оно включается когда страна проходит через то, через что Америка прошла в последнее время, когда народ теряет столько престижа и статуса, сколько мы потеряли за последние несколько лет. Вы не можете по-настоящему осознать тот факт, что вы больше не являетесь гражданином процветающей демократии первого мира, что вас больше не грабят средь бела дня, ибо вы, подобно ампутанту, всё ещё чувствуете то, чего больше нет.

Но это так. Это мир, в котором мы живём сейчас. И в этом мире одни из нас вынуждены играть по правилам, а другие получают записку от директора, освобождающую их от домашних заданий до конца жизни, плюс 10 миллиардов бесплатных долларов в бумажном пакете. Это бандитское государство, функционирующее на бандитское экономике. И даже ценам больше нельзя доверять, ибо в каждом долларе, который вы платите, есть скрытые налоги. Вероятно, мы не можем остановить это, но мы должны хотя бы знать, куда всё это движется.

Эта статья первоначально появилась в журнале Rolling Stone за 9-23 июля 2009 года.
 

Из-за громких эпитетов и постоянно нагнетающего стиля повествования некоторым может показаться, что Мэтт Тайбби — это очередной тенденциозный журналист, но в 2009 году его расследование прогремело во всей англоязычной медиасфере, а даденую им корпоративную кличку «кальмар-вампир» по сей день используют журналисты Wall Street Journal, Financial Times, Business Insider, New York Times и множества других именитых изданий.

С годами эта статья, как хорошее вино, стала только лучше. Изучая хронологию всех перечисленных событий сегодня, мы способны раглядеть гораздо больше деталей. Ведь с тех пор повсплывало ещё множество фактов: результаты затянувшихся судебных разбирательств, разоблачения бывших сотрудников банка, подробности о роли Goldman Sachs в Греческом долговом кризисе и прочее. Но выводы автора остаются незыблимыми. Жаль лишь то, что у толпы слишком короткая память.

 Большое спасибо всем за внимание. Если вам интересны подобные рассуждения, не вписывающиеся в формат полноценной статьи, то подписывайтесь на мой канал Грокс.