Колонны несчастных, измученных людей, нескончаемой чередой потянулись через турецкую границу. Люди ковыляли из последних сил, опираясь на сломанные автоматы и кутаясь от холода в чёрные флаги. Кто-то бережно нёс на себе израненный пулемёт, некоторые, собравшись в группы, тянули за собой дырявые от осколков и пуль тойоты с зенитными пулемётами — последнее, что оставалось у них из нехитрого домашнего скарба.
Некоторые турецкие пограничники, наблюдая эту гуманитарную катастрофу, не смогли сдержать слёз.
– Голова! Моя голова… – непрерывно стонал один беженец.
– Он ранен в голову? – взволновались пограничники. – Ему нужна помощь?
– Он ранен в сердце! – горько объяснили им его товарищи. – Он потерял одну голову из тех трёх, что успел спасти из блиндажа, зверски уничтоженного российской авиабомбой. Он любил эту голову. Видели бы вы, как заботливо он её когда-то отрезал.
Молодой пограничник не выдержал и зарыдал.
Ракеты разрывались близко,
Кругом творился беспредел,
Горел Нью-Йорк и Сан-Франциско,
И штат Колумбия горел...
На почерневший пляж Майами
Вареной рыбы нанесло
Прошли гигантские цунами,
И в Кордильерах оттрясло...
К лужайке перед Белым Домом
Российский подошел солдат,
Присел на мраморну колонну,
Поставил рядом автомат,
Задвинул каску на затылок,
Достал солдатский сухпаек
И заграничную текилу
Налил в помятый котелок.
Потом прошёл вперед и прямо,
Потыкал сапогом паркет:
«Ну, где барак-то твой, Обама?
А где Овальный кабинет?
Собачка фирменной породы?
Викторианская постель?
Слуга, носивший бутерброды?
И где жена твоя Мишель?»
Для удовольствия подруги
Хотел устроить фейерверк,
Да кнопки спутал с похмелюги?!
А что теперь? И смех, и грех...
Всплыло четыре Атлантиды,
Волна пол-Африки снесла,
Китай столкнулся с Антарктидой,
Европа под воду ушла,
Из Крыма в ясную погоду
Индийский виден океан.
Слоны в Челябинск дали ходу,
И в Тикси — стаи обезьян!