Российский предприниматель польско-английского происхождения, уроженец Лондона, основатель и владелец агротуристического комплекса «Богдарня» и молочного хозяйства «Рождество» на 3,7 тыс. голов крупного рогатого скота в Петушинском районе Владимирской области, владелец компании «Мичуринскуголь».
В 1982 возглавил угольную компанию Balli Trading London, по делам фирмы впервые приехал в Россию в 1991 г., в 1992 г. приобрёл шахту в Мичуринске, основал угольную компанию «Мичуринскуголь». В том же году переехал в Россию, а в 1993 году получил российское гражданство. Тогда же начал заниматься фермерством. Вместе с Кописки в Россию переехали несколько американских специалистов по сельскому хозяйству.
Хоть и очень не хочется, но можно попробовать проанализировать события вчерашнего дня всерьез (то есть не журналистским способом, а по-человечески). Но для такого анализа надо сначала установить аксиоматику – проговорить некие истины, определяющие ландшафт поля битвы. Итак:
(1) Власть в России персонифицирована на уровне примитивной группы – то есть властные возможности не определены законом для безликих позиций, а принадлежат, как собственность, конкретным лицам, которые завоевали их путем создания нужных связей, формирования альянсов, структурирования отношений доверия и отношений страха и пр. Не человек, получая позицию, получает приданную ей законом власть, а позиция подгоняется под человека, чья «естественная», то есть обретенная помимо закона и позиции, власть примерно соответствует звучанию названия позиции с точки зрения уха высших бюрократов-вседержителей.
(2) При этом обязанности, в отличие от властных возможностей, в российской системе более или менее жестко закреплены за позициями, и личности, перенося с собой с позиции на позицию свою власть, обязанности как раз обычно меняют. Поэтому более высоко стоящее в пирамиде власти лицо хочет видеть тех, кто облечен меньшей властью (собственно, и тех, кто облечен большей, но тут уж оно не властно решать) наделенными должностями с возможно большим объемом возможно более неприятных обязанностей (собственно – нечего просто так власть иметь, пусть отрабатывают), а себя видеть в должности с минимальным объемом таких обязанностей. Потому все «рабочие» должности в иерархии нашей власти – это места отработки повинности и/или зарабатывания доверия и создания альянсов, а не желаемые карьерные высоты. Реально желаемыми местами являются места во главе госкорпораций (море легальных денег и мало работы, госкорпорации сидят на ресурсах, тут лишь бы не испортить), в креслах народных избранников (вообще ничего делать не надо, правда и зарабатывать труднее), в странных органах с плохо определенными функциями (Совет Безопасности, Евроазиатская Комиссия и тр. и пр.).
(3) Путь наверх через «зарабатывание власти» отработкой повинности на важных должностях эффективен до определенного уровня «стеклянного потолка». Каким бы классным, добросовестным, лояльным и пр. ты ни был, ты далеко пойдешь вверх, но никогда не войдешь в круг самых избранных – тех, чья власть определяется комбинацией исторической принадлежности к ядру группы («патриции из Озера» или аналогичные) и личными качествами, эту власть поддерживающими. «Отработчики» могут заслужить доверие, высокую позицию и в конечном итоге синекуру, но они останутся «халдеями» в представлении ближнего круга – их власть будет заканчиваться ровно там, где начинается тень от плаща одного из избранных; их исторические заслуги на весах дворцовой интриги не перевесят корзинки с колбасками. «Халдеи» полезны и востребованы, и щедро награждаемы – но они, как фигуры на шахматной доске, всегда потенциальные жертвы в игре. Игроки – не они.
(4) Власть в России (как в примитивной группе) – это непрерывный феномен. У власти находится значительная (несколько сотен, даже больше тысячи) человек, каждый из которых имеет свой клан — шлейф поддержки и большую систему институтов, на которые он опирается как на ресурс. Внутри этой системы, как внутри любой системы, поддерживается динамическое равновесие. Оно, конечно, динамическое, иначе бы система не смогла взаимодействовать с окружающей средой – российским обществом. Динамичность предполагает, что внутри системы ее части должны двигаться – кто-то вверх, кто-то вниз, кто-то вообще выпадает – но система целиком устойчива и равновесна. В том числе это значит, что разговоры о «смене власти» в 2024 ли или каком другом году – это фикция, речь может и будет идти в лучшем случае о движении частей в системе власти. О том, чтобы властная группа поделилась властью или уступила ее, не может быть и речи.
(5) Система власти в России должна находиться в своего рода статическом равновесии с остальным обществом – динамичность означала бы угрозу разводнения системы власти, притока туда «лишних» людей и другие риски. Это статическое равновесие должно сопровождаться постоянным перетоком ценности от остального общества к власти (иначе в чем смысл власть иметь). Поддержание такого статического равновесия в сочетании с постоянным выкачиванием ценности в одну сторону – крайне сложная задача и наиболее важная с точки зрения власти. В этом смысле распределение обязанностей во власти должно учитывать не только желание каждого делать поменьше, но и способности всех вместе эту задачу постоянно решать. Тот, кто может организовать решение этой задачи на длинном горизонте времени, в глазах системы власти отличается особыми достоинствами, и заслуживает особого доверия.
(6) Владимир Путин является в системе власти в России лицом с наибольшими индивидуальными властными возможностями, хотя они далеко не безграничны и не подменяют даже близко всю властную систему. В то же время, эти полномочия он имеет в силу альянса с другими фигурами, и не бесплатно, а за исполнение трех крайне серьезных обязанностей: (1) он является первым лицом властной системы и ее представителем на самом высоком уровне взаимодействия (с «народом» и с другими властными системами вне России), (2) он является арбитром в конфликтах между крупными частями властной системы, который должен и умеет решать конфликты с учетом естественной власти каждой из сторон конфликта и в интересах стабильности и процветания всей властной системы, и (3) он является техническим директором системы в части взаимодействия с внешней средой – он не определяет стратегию этого взаимодействия (она скорее навязывается ему консенсусом крупнейших лиц во властной системе), но он проводит ее в жизнь через назначение технических специалистов и распределение технических обязанностей по предержателям власти. На сегодня у власти нет другого лица или системы, которые, по консенсусному мнению власти, могли бы исполнять эти три обязанности лучше Владимира Путина. Таким образом системно не стоит задача замены Путина – кроме ситуации, когда он сам больше не может выполнять свои обязанности. В общем представлении элиты этот момент хотя и наступит, но не слишком скоро.