Блог им. Koleso
Современная смерть. Как медицина изменила уход из жизни.
В этом видео рассмотрим:
Где теперь обитает смерть.
Как мы научились не проводить реанимацию.
Как изменилось определение смерти.
Когда смерть оказывается преодоленной.
Как смерть становится предметом обсуждения.
Когда смерть желанна.
Когда пациенту разрешают умереть.
В былые времена приближение смерти не делало людей такими беспомощными.
смерть теперь гораздо более мучительна и продолжительна, чем когда-либо в прошлом.
смерть радикальным образом изменилась.
Мы смогли ее отсрочить, но одновременно сделали ее более трудной.
Ничто не отражает все эти противоречивые тенденции лучше, чем непростая история сердечно-легочной реанимации (СЛР).
синий код в больнице означает, что у кого-то остановилось сердце.
даже на протяжении большей части 1950-х, тем пациентам, чье сердце останавливалось, полагалось вскрывать грудную клетку и проводить прямой массаж сердца рукой в перчатке.
Другим примитивным и неэффективным методом была инъекция препаратов непосредственно в сердце.
можно выделить два типа остановки сердца.
В случае фибрилляции желудочков или желудочковой тахикардии нормальное сокращение сердца прекращается и оно начинает быстро дрожать, не обеспечивая никакого полноценного кровотока.
Второй тип, асистолия, состоит в том, что сердце просто полностью останавливается, а кардиограмма зловещим образом превращается в ту самую пугающую всех прямую линию.
Электромеханическая диссоциация — это подлая двоюродная сестра асистолии, при которой у пациента без заметного сокращения сердечной мышцы и с полным отсутствием пульса на ЭКГ обманчиво видна нормальная активность.
Принципы проведения современной СЛР начали формироваться при спасении утопающих.
В 1740 году Французская академия наук первой признала дыхание рот в рот допустимым способом оказания помощи утопающим.
Существует два способа реанимировать сердце — механический и электрический.
Сердце больше любого другого нашего органа напоминает электромашину.
Электрические сигналы, генерируемые встроенным кардиостимулятором организма, который называется синусовым узлом, упорядоченно распространяются сначала через меньшие верхние камеры — предсердия, а затем в могучие желудочки, которые при активации прогоняют кровь по всему организму.
впервые электричество было успешно применено на людях лишь в 1947 году.
третьим и последним принципом проведения сердечно-легочной реанимации после нагнетания воздуха и электрических ударов является сдавливание.
По причине своего более инвазивного и прямого характера открытый массаж сердца приобрел огромную популярность и считался предпочтительным видом лечения для пациентов с остановкой сердца, особенно для тех, кому не могла помочь дефибрилляция.
Лишь в 1960 году, все три столпа современной сердечно-легочной реанимации — вентиляция, внешняя дефибрилляция и сдавливание грудной клетки — были объединены в единую процедуру
До наступления эпохи реанимации одним из самых надежных способов вернуть к жизни человека, который выглядит мертвым (например, утопленника), считалось вдувание табачного дыма в его прямую кишку.
В Британии этот прием получил такое широкое распространение, что был официально одобрен Королевским обществом спасания на водах,
а табачные клизмы для реанимации утопленников развешивались вдоль берегов Темзы, подобно тому как в наше время в общественных местах устанавливают дефибрилляторы.
Подобная практика сохранялась в странах Запада на протяжении значительной части 19 века
Понимание важности СЛР быстро распространилось по миру.
1960-е годы были также эпохой больших перемен и для всей медицинской системы.
Именно тогда возникли службы скорой помощи с особыми автомобилями и бригадами специально обученных парамедиков.
Это нововведение значительно облегчило пациентам доступ к системе здравоохранения.
Тогда же расширился и спектр возможных процедур и анализов, вследствие чего врачи стали перебираться из своих отдельных кабинетов и небольших клиник в крупные больницы
Искусственная вентиляция легких была впервые разработана для лечения болезни, которая сейчас находится на грани исчезновения.
С созданием в 1960-е годы единой методики СЛР и распространением прикроватных кардиомониторов современная реанимационная палата была готова к своему звездному часу.
Практически одновременно с этим стали происходить открытия, которые радикально изменили наши представления о жизни.
Развитие рентгенографии и компьютерной томографии сделало возможным диагностирование заболеваний, которые прежде почти наверняка оставались бы незамеченными до проведения вскрытия.
Страх смерти можно разделить на два компонента:
страх смерти как таковой и страх страданий, которые может испытать человек непосредственно перед ней.
Должны ли мы добавлять к этому еще один компонент — страх перед реанимацией?
Многие медики прошлого считали самой страшной профессиональной ошибкой ту, которая могла привести к смерти.
Не пришла ли ей на смену ошибка, которая принуждает пациента жить?
Технологии уводили врачей все дальше от больных, так как врачи все сильнее полагались в оценке состояния пациентов на анализы, снимки и процедуры.
рост требований к документообороту еще больше сокращал время, которое врачи могли проводить со своими подопечными.
Дело Карен Энн Куинлан стало первым шагом того, что сейчас известно как «движение за право на смерть».
Позиция Джозефа Куинлана была вполне четкой:
он требовал назначить его законным опекуном своей дочери Карен, после чего он сможет отключить дочь от аппарата искусственной вентиляции легких и позволить ей умереть.
суд постановил, что опекуном должен стать общественный защитник, который выступал против отключения девушки от систем жизнеобеспечения.
Судья Мьюр заявил, что решение по этому вопросу «должно быть принято лечащим врачом… оно может быть согласовано с родителями, но не должно ими определяться».
Судья просто еще раз подтвердил общепринятую точку зрения, что врач знает лучше.
В своем постановлении судья Мьюр недвусмысленно заявил, что «конституционного права на смерть не существует» и что в этом случае решение об отключении аппарата ИВЛ означало бы убийство и проведение эвтаназии.
Неважно, произошло ли это в результате активных действий или бездействия.
Карен была темноволосой девушкой с карими глазами — «Белоснежкой», как называли ее в газетах, которая уснула вечным сном, и теперь ее судьбу решали (приемные) родители, врачи и юристы.
Большое внимание уделялось переменам в ее внешнем виде.
Фотография Карен, по которой ее представляли американцы, была сделана еще в школе, и на ней она смотрелась олицетворением здоровья, что привлекало еще больше внимания к ее судьбе.
Однако эта фотография была довольно старой, а нынешнее состояние девушки давало пищу для самых разных слухов.
Ее характерная для декортикации поза часто описывалась в суде как «эмбриональная» и «гротескная».
Употребляли даже выражение «монстр-анэнцефал».
Анэнцефалия — это врожденный порок развития, при котором у плода не формируется мозг.
«Если посветить такому ребенку, анэнцефалу фонариком в затылок, свет будет выходить из зрачков, поскольку у него нет мозга».
семье Куинлан предлагали 100 000 долларов за свежую фотографию Карен.
Некоторые репортеры даже пытались проникнуть в больницу под видом монахинь.
Самым удивительным в этом разбирательстве было полное отсутствие злодеев.
Для СМИ случай Карен Куинлан показал, что читателям и зрителям интересна тема смерти и что такие истории обладают множеством измерений.
С самого начала судебный процесс ошибочно описывался как борьба за изменение юридического определения смерти.
сложной проблемой, в деле Карен Куинлан было то, что Карен не была мертва ни в каком современном понимании этого слова.
Очень заметным было и практически полное отсутствие каких-либо авторов-врачей, которые бы комментировали ситуацию для широкой публики.
интерес штата в сохранении жизни ослабевал по мере того, как прогноз пациента становился все хуже.
теперь пациента и членов его семьи включили в процесс принятия медицинского решения.
Суд первой инстанции полагал, что страдания, которые пришлось бы испытать мистеру Куинлану, могли бы помешать ему согласиться (а он обязан был именно согласиться) с предложенным врачами планом лечения, что, в свою очередь, делало его не подходящим на роль опекуна.
Таким образом, Верховный суд штата в своем решении установил не только то, что пациент имеет право прекращать поддерживающее его жизнь лечение или отказываться от него,
но и то, что такое решение может быть принято его опекунами, если сам он не в состоянии этого сделать.
В постановлении также указывалось, что в случае выполнения подобных требований врачи не подлежат уголовной ответственности.
Главы отделений были рады, что рядовые врачи больше не принимали таких решений самостоятельно, а те были рады, потому что эти решения были им в тягость.
Так было разрешено дело, оказавшее самое большое влияние на область медицинского ухода в конце жизни.
Именно после него эта проблематика вышла из тени и начала свое развитие на глазах у всего мира.
После оглашения решения апелляционной инстанции Джозеф и Джулия Куинлан вернулись в больницу и отключили аппарат искусственной вентиляции легких.
Вместо того чтобы немедленно умереть, Карен прожила в хосписе еще десять лет, пока в 1985 году не скончалась от воспаления легких.
Однако наиболее значимым последствием этого протокола стало то, что уход за умирающими оказался выведенным из тени.
Медикализация смерти способствовала формированию многих современных ритуалов окончания жизни.
Рассмотрим Как изменилось определение смерти.
Медицина — это по большей части распознавание закономерностей и признаков.
Врачи-рентгенологи смотрят на результаты компьютерной томографии и рентгеновские снимки, как будто это показывающая будущее кофейная гуща.
Патоморфологи разглядывают в микроскоп ликующие толпы клеток,
;-) высматривая среди нормальных слишком пьяные или чересчур распоясавшиеся.
В медицине пациент — это шифр, который должен разгадать врач.
Врачи усваивают информацию от лабораторных анализов, диагностических исследований, внешнего осмотра и, самое главное, беседы с пациентом (анамнезом),
после чего врачи делают наиболее точное, предположение о диагнозе.
Важнейшее свойство живого организма — это способность к размножению.
наиболее фундаментальной особенностью, отличающей живое существо, является его способность создавать новые организмы по своему образу и подобию, и поэтому именно ее можно положить в основу определения жизни.
По мере развития науки фокус в определении жизни сместился на обмен веществ.
Метаболизм осуществляется за счет ряда химических реакций, происходящих в клетке, что позволяет ей поддерживать свое состояние и самовоспроизводиться.
Для ученых середины XX века метаболизм был ключевой особенностью жизни.
Возникло такое определение:
жизнь — это «телесная форма заключенных в определенном объеме самоподдерживающихся химических реакций».
жизнь — это «самоподдерживающая химическая система, способная к дарвиновской эволюции».
жизнь представляет собой широкий спектр, на одном краю которого —
сложные многоклеточные организмы вроде животных и растений,
а на другом — вирусы, граничащие с миром неодушевленного.
Это разнообразие отражает траекторию развития жизни от простых химических реакций до таких химических реакций, которые способны поддерживать себя в течение неопределенного времени в автономных аппаратах с неточным самовоспроизведением, делающим возможной эволюцию.
Возможно, однажды мы научимся воспринимать жизнь как неотъемлемое свойство всего, что нас окружает, — примерно так, как маленькие дети.
Как и ЭКГ для сердца, ЭЭГ (электроэнцефалографии) — это язык, благодаря которому сложность изучаемого органа выражается в виде потока осмысленной информации.
ЭЭГ стала первым объективным тестом, позволившим отличить сон мозга от его смерти.
ЭЭГ дала клиницистам еще один инструмент для более уверенной констатации смерти.
врачи начали обращать внимание на затихание колебаний мозговых волн и предлагать способы диагностики смерти по ЭЭГ.
Однако прежде чем начать разбираться, что такое смерть мозга,
важно понять, как работает сам мозг и как он определяет наши представления о жизни и сознании.
Мозговой ствол участвует в формировании одной из самых удивительных особенностей того, что в разговорной речи мы называем жизнью — сознания.
В древние времена сердце не просто считалось средоточием эмоций;
оно также воспринималось как орган, наиболее важный для жизни.
до середины 18 столетия остановка кровообращения считалась единственным верным признаком смерти
В 19 столетии люди были больше, чем когда-либо прежде, одержимы идеей так называемого преждевременного погребения, когда того, кто все еще был жив, ошибочно признавали мертвым и, следовательно, хоронили заживо.
Понятие «мнимой смерти» стало привлекать пристальное внимание общества.
Даже Эдгар Аллан По считал эту тему «слишком ужасной, чтобы служить предметом вымысла».
В рассказе «Преждевременное погребение», 1844 года, он описывает такие случаи, которые встречались «не раз» и даже в жуткой вселенной По были «одной из ужаснейших пыток, какие когда-либо приходилось испытывать смертному».
разрабатывались «безопасные гробы» и склепы, из которых можно было выбраться.
полагаться на остановку сердца при констатации смерти мы перестали только в 1960-е годы.
В ходе развития трансплантационных методов хирурги поняли, что когда донор уже мертв, успех операции зависит от того, насколько быстро орган будет извлечен после смерти организма.
никогда прежде чья-то смерть не могла стать источником жизни.
Соглашаясь на изъятие своих органов, люди могли теперь завещать надежду и жизнь тем, у кого их раньше не было.
По сути, невозможность провести только пересадку мозга — это, вероятно, самый веский довод в пользу того, что жизнь является процессом, сосредоточенным в пределах мозга и пронизывающих все тело его нервных отростков.
Согласно одному протоколу, если пациент не дышит и не имеет пульса в течение двух минут после отключения от аппарата искусственной вентиляции легких, его можно объявить умершим и он, следовательно, становится законным донором органов.
Другие организации, увеличили срок до пяти минут.
Причиной острых споров по поводу таких произвольно установленных сроков стал тот факт, что именно в эти минуты начинается так называемая теплая ишемия — процесс разложения, который запускается в тот момент, когда к тому или иному органу тела прекращается поступление крови.
Среднестатистический человек живет 2,5 млрд секунд.
Однако те несколько секунд, что следуют за моментом смерти, могут оказаться самыми важными и горячо обсуждаемыми в нашей жизни.
По мере того как мы все больше узнаем об этих последних секундах жизни и первых секундах смерти, обнаруживается такое, к чему нас не могло подготовить ничто в прошлом.
Вероятно, самая «чистая» и наиболее однозначная в визуальном отношении смерть — та, что наступает в результате обезглавливания.
На протяжении всей истории человечества отрубание головы гарантировало наступление смерти настолько бесспорное, настолько абсолютное, что, рискну предположить, никто никогда не пытался проверить пульс у обезглавленного тела.
Но, в эксперименте, который мог бы дать фору любым чудовищным опытам прошлого, ученые обезглавливали обезьян и пересаживали их головы на искусственно поддерживавшиеся в жизнеспособном состоянии тела чуть ранее обезглавленных обезьян.
Исследование показало, что после такой пересадки головы сознание у обезьян сохранялось до 36 часов.
Страх смерти имеет под собой прочную физиологическую основу, однако то, до какой степени он определяет ход нашей жизни, стало осознаваться совсем недавно.
Согласно теории управления страхом смерти (terror management theory, TMT) — люди испытывают жгучее желание жить и сохранить жизнь,
однако, в отличие от других организмов, их гипертрофированное самосознание заставляет остро ощущать свою смертность.
Хотя нашим первоначальным инстинктивным порывом является отрицание неизбежности конца, мы преодолеваем ужас, вызванный этой двойственностью, формируя социальные институты и идеи, которые наполняют наше существование смыслом.
Чтобы повысить свою самооценку, мы занимаемся деятельностью, которая, как мы надеемся, переживет нас самих, — искусством, литературой, благотворительностью.
Мы совершаем безусловные подвиги и ищем источники неиссякаемых ресурсов.
Мы вкладываемся в своих детей, надеясь, что они продолжат наше дело и сохранят память о нас.
Во многих отношениях религия является наиболее мощным побочным продуктом управления страхом смерти.
Обещание загробной жизни, которое присутствует практически во всех религиях, делает смерть не финалом, но лишь моментом перехода из одной жизни в другую.
Неудивительно, что мысли о смерти приводят к появлению религиозных настроений даже у атеистов.
В широком спектре от ярых атеистов до крайних фундаменталистов наибольший страх смерти,
испытывают умеренно религиозные люди.
убежденный атеист не тратит усилий на подготовку к загробной жизни и не видит в будущем никакой неопределенности.
Очень набожные люди делают сравнительно серьезные вложения в загробную жизнь в форме веры, молитв и других религиозных действий и, соответственно, ожидают, что с большой вероятностью попадут в рай, а не в ад.
Однако умеренно религиозные люди оказываются в затруднительном положении.
они не уверены в наличии или отсутствии загробной жизни, а в случае ее существования низко оценивают свои шансы попадания в рай, учитывая менее значительные ритуальные вложения.
большинство обычных людей (вероятнее всего, представители именно умеренно религиозной группы) продолжают ощущать в конце жизни огромную уязвимость и душевное смятение.
Современная медицина много сделала для того, чтобы отдалить смерть, однако очень мало — чтобы ослабить у людей страх смерти.
в отличие от предков, нас ожидает более долгая жизнь.
Неудивительно, что люди готовы откладывать создание семьи и обретение финансовой независимости до тех пор, пока им не стукнет тридцать.
все большее число людей считают себя духовными, но не религиозными.
Как религия, так и духовность оказывают огромное влияние на опыт встречи со смертью, а также на решения, принимаемые пациентами в конце жизни.
пожалуй, наиболее значимым механизмом, с помощью которого религия дает пациентам утешение и помогает им пережить болезнь, является включение всей их жизни, а также бед, с которыми они сталкиваются, в более широкий контекст.
Религиозные пациенты обращаются к Богу, чтобы понять смысл своих страданий, тогда как склонные к духовности полагаются на искусство, науку и самоанализ в поисках ответов на некоторые из самых сложных жизненных вопросов.
Исследования неизменно показывают, что более религиозные люди склонны желать более интенсивных мер и более инвазивных процедур.
В конце жизни они проводят больше времени в отделении интенсивной терапии и реже принимают решение отменить лечение или не прибегать к нему.
медицинская практика все также остается своего рода искусством.
Каждый день врач принимает сотни, если не тысячи, мельчайших решений, и еще несколько ключевых, не имея при этом абсолютно никаких данных, которыми он мог бы руководствоваться.
Именно здесь медицинская подготовка выходит на первый план.
большинство врачей считают, что религия — это положительное явление, особенно для их пациентов.
Трое из четырех врачей согласны, что религия помогает их пациентам справляться с ситуацией и создает у них позитивный настрой.
неистребимость неверия и его все большее распространение в богатых обществах, кажется, опровергает идею, что в человеческое сознание изначально заложена потребность в религиозных верованиях.
Во многих отношениях атеисты похожи на людей, которые привержены идее сверхъестественного:
они смотрят вокруг и глубоко внутрь себя, чтобы обнаружить смысл в своей жизни и в мире, где они живут.
Некоторые находят красоту в Боге, а другие способны найти ее лишь в волшебной комбинации нейромедиаторов и электрических импульсов, которые формируют наш сознательный опыт.
Некоторые видят структуру, в то время как другие — хаос.
На протяжении почти всей истории человечества религия и духовность были тесно связаны с медициной.
Врачи выступали и в роли шаманов, а религиозные гимны служили заодно и рецептами.
В смерти, как и в жизни, нам в первую очередь важен контроль.
Как и в жизни, иногда мы тешим себя иллюзиями, будто можем на что-то влиять.
Тем не менее люди находят разные способы осуществлять такой контроль:
некоторые в самом деле все контролируют, а другие сознательно бросают руль. Иногда пациенты оставляют все решения за врачами, иногда за своими близкими, а иногда за Богом.
Многие из величайших достижений человечества возникли из страха — в качестве примеров можно назвать религию, медицину и юмор.
человек, который смотрит смерти в лицо с абсолютной невозмутимостью —
это зрелище, которое радует сердце и свидетельствует о безграничной силе, сокрытой в каждом из нас.
(Когда бремя несут опекуны).
Книги, которые люди берут с собой в больницу, также могут немало объяснить — многие больные раком читают книги, написанные теми, кто победил эту болезнь.
В наше время к уходу за больными предъявляются гораздо более высокие требования, что привело к появлению второй жертвы таких обстоятельств — того члена семьи, который проводит дни и ночи, вкалывая антибиотики, закрепляя пакеты на капельницах, меняя подгузники и, иногда не видя конца всем этим занятиям.
современная медицина позволила нам продлить жизнь многих из тех, кто в противном случае умер бы довольно рано.
Серьезные успехи в лечении всего на свете, от рака до болезней сердца и легких, позволяют многим из нас жить, невзирая на свои недуги.
Наши усилия по отсрочке смерти дорого нам обошлись. Эту цену платят многие.
Уход за умирающими друзьями или родственниками все в большей мере становится неким обрядом посвящения, через который проходит каждый.
подавляющее большинство опекунов — это женщины, а 85 % их них находятся в родственной связи с пациентом.
в среднем опекуны тратят около 21 часа в неделю, помогая своему близкому.
Непрофессиональные опекуны обеспечивают около 90 % того домашнего ухода, который предоставляется умирающим пациентам.
При этом они экономят системе здравоохранения огромную сумму денег.
среди опекунов выше доля тех, кто подвержен депрессии, тревожному расстройству и бессоннице;
кроме того, для этих людей выше риск суицида.
В результате таких сопутствующих заболеваний, а также полной сосредоточенности на выполнении обязанностей по уходу за близким опекуны, как правило, не обращают внимания на проблемы с собственным здоровьем.
система здравоохранения игнорирует опекунов.
Эти люди не имеют какой-либо официально признанной роли в оказании медицинской помощи, и их потребности остаются без внимания.
Как только человек попадает в положение, когда он должен говорить не просто о смерти в общем, но о своем личном неизбежном финале, вечный конфликт между нашей смертностью и неспособностью нашего сознания принять эту идею обостряется до предела.
трудности, возникающие при инициировании разговора о конце жизни можно считать «заговором молчания»:
Родители не хотят волновать своих детей.
Дети не хотят поднимать такую интимную и сложную тему.
Некоторые переживают, что их родители решат, что они ожидают их смерти или даже желают ее.
(Как смерть становится предметом обсуждения).
Быть представителем в области медицинского ухода чуть ли не самая трудная роль, которую один человек может поручить другому.
Первым условием вступления такого представителя в игру является фактическая невозможность для пациента самому принимать решения.
принцип замещающего суждения предполагает, что представители делают предсказания — то, что у людей получается хуже некуда.
На уровне всего общества мы очень плохо прогнозируем, а на уровне отдельных личностей результаты еще более плачевны.
Сами пациенты не слишком сильны в предугадывании собственных будущих предпочтений и решений.
Можно себе представить, как много неточностей будет в случае, когда кто-то другой предсказывает пожелания пациента от его имени.
врачи предсказывают предпочтения пациентов еще хуже, чем представители.
Лучшие представители — те, кто умеет выделить, что именно пациент ценит превыше всего.
Из всех аспектов современного здравоохранения именно решения, касающиеся искусственного поддержания жизненных функций, становятся причиной львиной доли разногласий пациентов и врачей.
Одиночество — это интересное, повсеместно встречающееся и очень субъективное ощущение, с которым сталкивался почти каждый.
Одиночество — злой двойник уединения:
сто лет уединения наводят на мысли о вечном покое и неколебимом мире с собой, но даже секунда одиночества создает атмосферу пустоты и уныния.
Многое из того, чего мы добиваемся в своей жизни, делается в попытке победить тот ужас экзистенциального одиночества смерти, который охватывает нас, когда мы заглядываем за завесу смысла.
Главная линия обороны, которую мы выстраиваем против небытия, — это наша семья, и она неплохо держится практически до самого конца.
Никто точно не знает, почему одиночество убивает.
Ученые разделились по этому вопросу на два лагеря.
Одна гипотеза гласит, что из-за одиночества человек страдает от стресса, который в противном случае был бы смягчен социальными взаимодействиями.
Другая, более убедительная гипотеза состоит в том, что интеграция в общество поощряет модели поведения, которые способствуют крепкому здоровью.
По сравнению с тем, до какой степени мы одержимы предупреждением, предотвращением, отсрочкой и смягчением смерти, медицина на самом деле не имеет какого-либо представления о том, что можно сделать для семьи пациента после того, как тот умер.
Термины «эвтаназия» и «самоубийство при содействии врача» иногда используются как взаимозаменяемые, однако между ними есть существенное различие:
эвтаназия подразумевает непосредственное участие врача в совершении действия, ведущего к преждевременной смерти пациента,
тогда как при «самоубийстве при содействии врача»
-
врач только предоставляет пациенту необходимые средства, обычно в виде смертельной дозы седативного препарата, чтобы тот самостоятельно сделал все необходимое.
Из двух этих явлений эвтаназия имеет гораздо более долгую историю; самоубийство при содействии врача появилось не так давно и подчеркивает автономию воли пациента.
Общество Древней Греции стало первым, где эвтаназия и самоубийство при содействии врача получили широкое распространение.
Хотя древние греки ценили здоровье выше всех других добродетелей, они не считали обязанностью врача сохранять жизнь любой ценой, если только этого не желал сам пациент.
лучшим врачом был тот, кто быстро хоронит пациента, не позволяя ему задержаться на свете сверх необходимого.
В Древней Греции самоубийство было обычным делогре
врачи помогали больным с камнями в почках или тяжелыми мигренями покончить с собой, перерезав себе вены.
Основатель стоицизма Зенон Китийский (335–265 до н. э.) также учил других на собственном примере.
Однажды, возвращаясь домой после занятия с учениками, он споткнулся и сломал палец на ноге.
:--) Восприняв это как знак, Зенон задержал дыхание и умер.
Христианство всегда считало человеческую жизнь собственностью Бога, даром, который мы обязаны сохранять при любых обстоятельствах.
Влияние христианства было настолько всеподавляюще, что идея рационального самоубийства, так широко распространившаяся благодаря стоикам, полностью исчезла из европейского культурного ландшафта.
В Средние века святой Фома Аквинский (1225–1274) продолжил традицию обличения самоубийства, заявляя, что оно противоестественно, вредно для общества и является грехом.
Слово «эвтаназия» соединяет в себе два греческих корня: что означает «хорошо», и «смерть».
Многие из тех, кто хочет совершить эвтаназию, страдают от депрессии.
Австралия стала первой страной, где юридически (пусть и на краткое время) были разрешены самоубийства при содействии врача, но Меккой современной эвтаназии являются Нидерланды.
эвтаназия в этой стране была легализована лишь в 2002 году, но открыто практиковалась там по крайней мере с 1970-х годов.
Медицинское общество Нидерландов даже разработало рекомендации по проведению эвтаназии и самоубийств при содействии врача.
Начиная с эпохи Возрождения Нидерланды были оплотом либерализма.
Философы вроде Декарта, опасаясь преследования на родине, бежали в Нидерланды, где у них была возможность свободно выражать свои взгляды.
Один из главных аргументов против эвтаназии всегда заключался в том, что она приведет к принудительной казни пожилых пациентов и инвалидов.
Терминальная седация — введение препаратов вроде бензодиазепинов или опиатов, в результате которого пациент пребывает в бессознательном состоянии до самой смерти, что избавляет его от неослабевающей боли или отчаяния, — распространенная практика, которая имеет одно большое отличие от эвтаназии: она законна.
Основным этическим принципом, лежащим в основе терминальной седации, является доктрина двойного эффекта.
И заключается в том, что если действие выполняется с благим намерением, то даже неблагоприятный исход является допустимым, если намерение действительно было добрым.
Отсюда следует, что, когда врач назначает морфин в качестве болеутоляющего средства, любой побочный эффект вроде замедленного дыхания является допустимым, при условии, что морфин пациенту дают именно с целью устранить симптом.
Поскольку контроль за процессом терминальной седации находится в руках медицинского работника, а не пациента, во многих отношениях эта практика действительно весьма близка к эвтаназии.
Споры о самоубийстве при содействии врача и эвтаназии вынудили людей искать альтернативные варианты, и среди них значительный интерес вызвало терминальное обезвоживание.
терминальное обезвоживание возлагает все бремя умирания на самого пациента, который должен уморить себя голодом, что может оказаться слишком сложной задачей для того, кто уже испытывает страдания.
Часто можно услышать, что современная медицина добилась более значительных успехов в деле затягивания смерти, а не продления полноценной жизни.
на свете есть много пациентов, чьей кончине предшествует длительный период немощи и страданий.
Подавляющее большинство пациентов в разумных пределах готовы делать все возможное, чтобы максимально продлить свою жизнь.
Приближению конца обычно сопутствует резкое повышение интенсивности медицинских процедур.
Треть пожилых подвергаются хирургическому вмешательству в последний год жизни, а пятая часть проходит через операцию в последний месяц.
Поскольку такие процедуры проводятся незадолго до смерти, нам неизвестно, приносят ли они какую-то ощутимую пользу.
К каждому пятому пациенту в течение последнего полугода его жизни также применяются меры искусственного жизнеобеспечения, включая интубацию, сердечно-легочную реанимацию и искусственное питание.
современная смерть фактически выглядит так:
человек заболевает; ему становится лучше, но не до такой степени, как раньше; он копит диагнозы и операции, пока не делается ясно (обычно с опозданием), что дальнейшие усилия не обязательно принесут какую-либо пользу.
контроль над тем, как умирает пациент, перешел от него самого к представителям и врачам, которые, как известно, очень плохо умеют угадывать предпочтения пациентов.
Одиночество чуть ли не самая характерная черта современной смерти.
Старея, мы как будто поднимаемся по ступеням пирамиды.
По мере набора высоты воздух понемногу становится все более разреженным, а с уменьшением размера площадок то же самое происходит и с нашим кругом друзей и родственников.
основной причиной изоляции умирающих стали перемены в системе здравоохранения.
Большинство людей, стоит им серьезно заболеть, оказываются в больницах, домах престарелых или реабилитационных центрах, и многим из них суждено провести там огромную часть оставшегося им времени.
В большинстве традиционных культур люди избегали говорить о смерти, считая это плохим предзнаменованием.
Но сейчас с темой смерти работают так, как никогда, — и люди, которые уже столкнулись с ее неизбежностью, и те, кто еще далек от финала своей жизни.
Именно этот культурный сдвиг может лучше любых научных открытий помочь нам усовершенствовать процесс умирания.
Мертвы уже около миллиона пользователей фейсбука, и для таких учетных записей придумали специальный термин «страница-призрак».
социальная сеть позволяет превращать страницу пользователя в мемориальную, создавая возможность для публичного выражения скорби.
Социальные медиа дают людям возможность оставить после себя собрание мыслей, эмоций и моментов, запечатленных в словах, фотографиях и видеороликах, — собрание, которое, вероятно, будет доступно будущим поколениям.
В прошлом лишь очень немногие могли представить свою жизнь другим в виде автобиографического повествования, а теперь все, кто пользуется социальными медиа, на самом деле создают максимально личный рассказ о себе.
Несколько компаний разработали инструменты, позволяющие социальным медиа оставаться частью жизни человека еще долгое время после того, как занавес опустился и свет погас.
Один из таких сайтов дает своим пользователям возможность отправлять посмертные сообщения с учетных записей в фейсбуке и твиттере.
Аудио или видео будут бесплатно размещаться спустя установленное клиентом время после его смерти, что, как сформулировано на сайте, может «существенно повлиять на ваше наследие».
Люди все больше интересуются своим здоровьем, особенно при приближении смерти, и часто ищут общения с медиками на интерактивных платформах в дополнение к кратким встречам вживую.
Пространство, где отказываются действовать врачи, заполняется банальными шарлатанами и мошенниками, которые поднаторели в саморекламе и только рады наживаться на страхах и любопытстве людей.
Пропасть между заинтересованностью пациентов и молчанием врачей помогает преодолеть разве что особая группа, охватывающая оба эти мира, — врачи, которые также страдают от неизлечимых болезней.
Смерть, наш вечный враг, все чаще сталкивается с теми, кто мерится с нею силами на публике, используя необычные средства. Открываются кафе смерти и салоны смерти, где люди разговаривают о ней за едой и напитками.
Комики вроде Джорджа Карлина отпускают в адрес смерти такие шутки, которые раньше казались немыслимыми.
Все большую популярность набирают университетские курсы о смерти.
В Японии молодежь даже снимается в гробах в фотоателье, чтобы
:--) когда понадобится,
никто не мучился с выбором.
Все это является проявлениями так называемого позитивного подхода к смерти — стремления обсуждать ее не только с теми, кому она реально грозит, но и с младшими поколениями, еще не смирившимися со своей смертностэт.
Однако, когда речь заходит о них самих, врачи совершенно точно не считают смерть наихудшим исходом.
большинство врачей ценят качество своей жизни гораздо выше, чем ее продолжительность.
Это выражается в том, что они редко согласны на проведение им в случае необходимости сердечно-легочной реанимации.
Безусловно, лично для себя врачи предпочитают быструю смерть долгому умиранию.
Cила смерти заключается в том оглушительном молчании, которое воцаряется всякий раз при ее упоминании.
Нам было бы полезно воскресить многие аспекты смерти, которые мы потеряли.
Смерть должна обитать ближе к дому, ей не должны предшествовать такая немощь и такая изоляция.
Наши смерти не могут быть по-настоящему современными, пока мы не сделаем эту тему привычной и не начнем вести спокойные, просвещенные беседы о смерти в школах, барах, ресторанах, частных домах и, конечно, в клиниках.