Блог им. boomin
Дмитрий Адамидов, основатель телеграм-канала Angry Bonds, личность на фондовом рынке знаковая. Будучи аналитиком в области управления и частным инвестором, он стоял у истоков создания инвестсообществ в России, задавая стандарты качественного контента для участников рынка публичного долга — новостей, прямых эфиров, разборов отчетности эмитентов и экспертизы рынков. О том, что мотивирует развивать каналы для инвесторов, почему Илон Маск — это ВДО, а дефолты Goldman Group были лишь вопросом времени, а также вследствие чего краудлендинг превратится в ЦФА, Дмитрий Адамидов рассказал в интервью обозревателю Boomin Михаилу Кичанову.
— Дмитрий, как получилось, что вы стали инвестором?
— Я экономист по образованию. Окончил в 1995 г. Государственную академию управления — бывший Московский институт управления имени Серго Орджоникидзе. С 2000 г. занимался управленческим консалтингом, в основном в нефтегазовой и транспортной сферах. На фондовый рынок я впервые зашел в 1998 г. — прямо перед кризисом. Мой первый портфель состоял в основном из фьючерсов с небольшими вкраплениями «Газпрома» и «Лукойла». Основательно же погрузился в публичный долговой рынок в 2011 г. И уже через два года столкнулся с первым в своей практике рестрактом долга по бумагам «ТГК-2».
— Насколько сильно с тех пор изменился российский облигационный рынок?
— В части инвестгрейда — не особо. Разве что в 2011-2012 гг. этот сегмент облигационного рынка выглядел более оптимистично, чем в последующие годы, что меня и подвело в итоге в плане доходности. А в части ВДО (высокодоходные облигации — прим. Boomin), конечно, он вырос. Но изменилось и регулирование. В середине «десятых» Банк России внес изменения в закон «О рынке ценных бумаг», которые сдвинули маятник в сторону прав заемщика. Эмитенту стало позволено больше, а инвестор стал защищен меньше. И сейчас мы находимся в попытке как-то гармонизировать ситуацию. Очевидно, что в момент принятия закон был сырой. Я как-то услышал прекрасную фразу от бывшего первого зампреда Банка России Сергея Швецова, которая звучала примерно так: «Мы сначала не вмешиваемся, ждем скандала, а потом всех наказываем». Скандалы в сегменте ВДО начались, по большому счету, в 2020 г., с тех пор идет донастройка.
— Учитывая, что рынок ВДО, в том виде, в котором мы сейчас его знаем, начал активно развиваться в 2017 г., его гармонизация и донастройка, очевидно, затянулись…
— Регулятор взял за образец западную модель облигационного рынка, но не сделал главного.
У нас нет пресловутого Chapter 11 (Глава 11 Кодекса США о банкротстве. — прим. Boomin), что делает систему немного похожей на карго-культ. А так у нас с 2015 г. вроде бы всё как в США: есть, например, представитель владельцев облигаций, есть общее собрание владельцев облигаций, но, чтобы это работало приходится дорабатывать напильником, придумывать как заполнить правовые лакуны, которые возникли при переходе на новую модель облигационного рынка.
И это в значительной мере сдерживает развитие рынка публичного долга. В американской практике всё более продумано: там, скажем, нет такого понятия, как неформальные требования к листингу со стороны биржи, когда торговая площадка не пускает на рынок эмитентов, которые ей не нравятся, но и невозможна ситуация, когда, в результате корпоративного конфликта облигационеры оказываются фактически бесправными. В США они сразу становятся акционерами и решают вопросы с эмитентом на принципиально другом уровне.
Понятно, что для ЦБ облигационный рынок, особенно в сегменте ВДО — это на данном этапе скорее головная боль, нежели реальный приоритет.
По большому счету, в России предприятия МСП на фондовом рынке предоставлены сами себе. Да, есть господдержка в виде субсидирования процентных ставок, включение эмитентов в какие-то целевые программы, но хорошо, если это охватывает треть участников рынка ВДО, две третьих же остаются в свободном плавании. В инвестгрейде всё наоборот — там две трети компаний сидят в промышленной ипотеке и в других льготных программах.
— Почему вы считаете, что развитие фондового рынка для ЦБ — неприоритетная задача?
— Банк России как мегарегулятор собрал в себе столько полномочий, что ему трудно управлять всем одинаково эффективно. Фондовый рынок и банковский сектор — это слишком разные вещи. Вроде бы, в них участвуют одни и те же люди, но есть нюансы. Для ЦБ всегда будут в приоритете банки, просто по причине их крупности.
Фондовый рынок — это всегда про риск, банки — нет. Это ментальное противоречие. Вот ЦБ говорит: нам нужен свободный рынок, но мы туда будем пускать только хороших. А как определить хороших? Конечно, на глаз.
Бюрократическая система не может без реорганизации, иначе она засыпает. Поэтому у меня есть надежда, что при следующей реорганизации больше прав получат биржа и инвесторы, и маятник в некотором отношении вернется к 1990-2000-м годам, а наш мегарегулятор возьмет лучшие практики и оттуда тоже.
— Телеграм-канал Angry Bonds появился в ноябре 2017 г. К этому времени у вас уже был значительный опыт в качестве инвестора. Захотелось поделиться знаниями?
— Angry Bonds был и есть некоммерческий проект. Он создавался ради фана. Мы с коллегой решили сделать собственный маленький фонд. Под него в Telegram и был создан канал Angry Bonds. Первое время мы пытались активничать по поводу акций, проводить баттлы аналитиков, но всё это большого интереса у публики не вызвало. Фондом нам стать не удалось, а канал остался. На тот момент у меня был портфель каких-то «мусорных» облигаций — «Мечел», «ТГК-2», что-то еще — и я решил про них писать. И выяснилось, что эта тема востребована, в чат потянулся народ. Каналов про акции тогда было предостаточно, а вот каналов про облигации практически не было. В бонды, как ни странно, никто глубоко не вникал. Когда в 2016 г. был рестракт «Мечела», мы пытались собрать частных облигационеров на встречу (это было в кофейне недалеко от метро «Маяковская»), пришло всего четыре человека. Но дискуссия была такой жаркой, мы так выразительно жестикулировали и топали, что я случайно наступил на ногу Константину Хабенскому, который оказался в том же заведении. Больше никаких жертв и разрушений не было.
Одним из первых соавторов Angry Bonds стал Николай Дадонов, ныне главный экономист портала RusBonds. Он пришел ко мне и сказал: «Хочу писать аналитику». И он делал очень интересные вещи, которые стали если не стандартом, то значимой вехой в истории канала. Мы часто импровизировали, всё делалось на живую нитку. То, что сейчас считается нормой — прямые эфиры с эмитентом или живые вопросы инвесторов, — тогда было в новинку. Компаний, готовых к открытому диалогу с инвесторами, было совсем немного.
Но, честно говоря, с классической аналитикой получилось не очень: мы пробовали ее продавать, но инвестор оказался не готов за это платить. Поэтому наши отраслевые исследования были в основном открытыми, а также основанными больше на энтузиазме, который подкреплялся разве что донатами и небольшими спонсорскими взносами. Надо сказать, что коллеги нас периодически спрашивали: «А что вы всё сидите в русском ВДО, надо идти в американский High-Yield Bonds. Вот где настоящий рынок». И мы сделали пару тестовых исследований эмитентов международного рынка. Но после 24 февраля 2022 г. эта тема по понятным причинам развития не получила.
Параллельно приходили новые люди, готовые высказаться на какие-то новые темы. Стало очевидно, что в одном канале всё это многообразие тем и проблем не уместить, и тогда я с 2019 г. начал размножаться почкованием — открывать отдельные каналы и чаты.
― Что собой сегодня представляет медиаимперия Angry Bonds?
— Помимо основного канала и чата сообщества Angry Bonds включает четыре телеграм-проекта: «Циркулярка» — про экологию и рациональное обращение с отходами; «Мазуты сухопутные» — агрегатор новостей по нефтегазу и смежным вопросам; «Мозоль от каски» — избранное из мира строительства, девелопмента и инвестиций в жилую и коммерческую недвижимость; «Политическая П» — всё о политике, которая суть «концентрированное выражение экономики», но не относится напрямую к инвестициям. Плюс три чата: по коммерческим облигациям, внебиржевым инструментам и флудилка на любые темы — «Друзь». Кроме этого, мы начали развивать каналы на YouTube и RuTube, вести блоги на Vc.ru и Sponsr.ru.
— И сколько суммарно у вас подписчиков?
— Суммарно на все каналы и чаты сообщества Angry Bonds подписано около 34,5 тыс. человек. Где-то активность выше, а где-то, как в чате по коммерческим облигациям, ее в настоящее время почти нет, потому что нет новых выпусков коммерческих облигаций. В краудлендинге, например, есть значительные трудности с инфоповодами, интересным контентом. Вся аналитика в «крауде» выглядит так: мы сегодня опять выросли еще в два раза. Ничего интереснее в «крауде» мы пока придумать не смогли. Рассказывать про заемщиков — вернул долг, не вернул… Да и сами компании на этом рынке не очень-то открыты. Конечно, есть Global Factoring Network, который развивает разные финансовые инструменты — ВДО, «крауд», ЦФА — и готов об этом говорить. Но таких эмитентов не очень много.
— Интересы аудитории основного канала за последние годы как-то поменялись? Какие основные темы вы поднимаете?
— Из 23 тыс. подписчиков канала Angry Bonds, бондовики, в чистом понимании, составляют 5-7 тыс. человек. Это максимум. Остальные — это люди, которым интересен самый широкий круг вопросов, включая разумеется «скандалы, интриги, расследования».
Подписчикам всегда нужно что-то такое живенькое. Есть, конечно, доля случайных людей, которые быстро подписались и быстро отписались — их примерно 10%. С годами она не меняется, растет вместе с каналом.
Я стараюсь брать ограниченный круг тем, в которых более или менее понимаю или где есть интересные эксперты. Это ТЭК (нефть, газ, электричество, отчасти угль), макроэкономика, сельское хозяйство, транспорт, индустрия гостеприимства, медиа.
— Кто ваши авторы?
— Любой человек вправе высказаться на Angry Bonds. Если это не джинса или явно ангажированный материал, мы его возьмем. А если контент оригинальный и глубокий — так еще и потребуем писать регулярно. При этом мысль автора может быть спорной, но она должна побуждать к размышлению, к дискуссии.
По факту сейчас у канала сложился круг постоянных читателей, которые регулярно комментируют инфоповоды, и я их комментарии публикую. Кроме того, сложилась неформальная сетка дружественных каналов, к созданию и раскрутке которых я приложил руку — в основном на начальном этапе сказав автору: хватит тебе сидеть в чатиках и приставать ко мне, давай пиши регулярно на собственном ресурсе. Почему-то такой метод работает гораздо лучше, чем попытки расшевелить высокоученых коллег: я пытался проводить публичные стримы и дебаты, но ничего путного из этого не вышло.
Возвращаясь к ВДО, сейчас в Telegram профильных каналов много, десяток точно. Плюс есть каналы организаторов размещений, инвесторов, ассоциаций. Не могу сказать, что Angry Bonds в этом процессе сейчас играет какую-то особо важную роль. Так получилось, что он был первым и действовал сродни вирусу — инфицировал организм, а дальше процесс пошел своим чередом.
— На Angry Bonds много макроэкономики. Насколько она интересна инвестсообществу?
— Не знаю, насколько она на самом деле пользуется интересом, но эти материалы как минимум цитируют. Не думаю, что кто-то всерьез торгует по макроэкономическим индикаторам, но сама по себе тема модная. Если у тебя есть амбиции, ты, конечно же, должен рассуждать на макроэкономические темы. У Торстейна Веблена это называется «демонстративное потребление».
Кроме того, по макроэкономическим темам интересно дискутировать и ругаться, потому что там по большому счету мало что понятно и доказать ничего невозможно — полная свобода мнений. Это аналог забавы «американцы на Луне» — бесконечные споры. Аудитория любит. А я как старый макроэкономист нахожу применение полученным когда-то знаниям.
— Вы часто проводите опросы среди инвесторов. Зачем вы это делаете?
— По-разному. Бывают ситуации, когда результат опроса может стать прекрасным инфоповодом. Или же просто не о чем писать, фантазия закончилась, а что-то опубликовать нужно. Иногда провожу опросы, чтобы показать несогласие аудитории с чем-либо. Например, выходит закон о «квалах», который, с моей точки зрения, избыточен. Ну с какой стати я буду его критиковать, ведь я же «квал», а значит, эта тема не должна меня волновать. А ведь этот закон еще и внутренне противоречив.
Власти хотят развивать фондовый рынок, но закрывают к нему доступ. Опрос позволяет проиллюстрировать какие-то важные мысли, показать, что принимаемые решения по меньшей мере спорны.
— Сколько времени вы тратите на каналы и чаты?
— Бывает пишу по семь постов в день в общей сложности за полчаса, а бывает один пост делаю полдня. Я не связан таймингом и количеством постов. Нет такого, что я сижу целыми сутками и что-то пишу.
— Вкладываетесь ли вы в продвижение каналов?
— Я давно бросил заниматься продвижением. Идеология чучхе: растет — и хорошо, нет — и бог с ним. Я системно не инвестирую в рост телеграм-каналов. За время существования Angry Bonds у меня дважды было крупное списание ботов, последний раз одномоментно около тысячи удалили. Скорее всего, как раз нацеплял их на подборках и продвижении. Так что овчинка не стоит выделки.
Вообще для меня остается загадкой вопрос о том, сколько на самом деле читателей у стотысячных и миллионных каналов по экономической тематике. Я встречал оценки (по-моему, это был MediaMetrics или ВГТРК в 2012-м или 2013 гг.), что число людей, которые регулярно читают экономическую периодику, в России составляет порядка 35 тыс. человек. Не знаю, может быть, за эти годы что-то изменилось, но я не вижу какого-то громадного роста интереса к данной тематике. Видимо, большинство аудитории просто подписались, но толком не читают.
— Видите ли вы своих конкурентов в лице других каналов и чатов инвесторов?
— Если это канал интересный, я с удовольствием перепощу его материалы, прокомментирую их, предложу сотрудничество.
Может быть, у меня устаревшее представление о прекрасном, но я считаю: если у канала хороший контент, это рано или поздно окупится. Во всех смыслах.
Конкуренция за рекламу? Я ее не вижу. Если у заказчика есть бюджет, то он идет сразу ко всем значимым каналам. Пока рынок растет, ресурса всем хватает. А рынок пока растет. Настоящая конкуренция — это между Сбером и ВТБ. За клиентскую базу, бюджет. А у нас какая конкуренция?
— Что вас мотивирует продолжать развивать Angry Bonds?
— С мотивацией бывает очень плохо. Раньше было плохо каждые полгода, теперь — каждые полтора. Выгораешь, заканчивается контент, наступает кризис. Вести каналы не является для меня необходимостью ни с какой точки зрения. Это уже, наверное, стало образом жизни. Я утешаю себя мыслью, что помимо проходного контента мы поднимаем какие-то важные темы, мировоззренчески важные. Тем более сейчас, когда повсеместно рушатся ориентиры.
— За шесть лет рынок так и не выработал единого понимания, что же такое ВДО. Что за этим понятием видите вы?
— Это как с пассионарностью — понятием, которое придумал Лев Гумилев. Никто точно не знает, что это такое, но в русский язык оно вошло прочно. Мы его понимаем на уровне интуиции. Также и с эмитентами высокодоходных облигаций. ВДО дано нам в ощущениях.
Во-первых, я различаю «падших ангелов» или «попаданцев», которые потеряли кредитное качество. Это «ТГК-2», «Мечел», «Роснано». Эти компании находились в шаге от банкротства, но выжили. Ну, конечно же, это ВДО. Правда, приобретенное. А врожденное ВДО — это компании малого и среднего бизнеса. Граница — кредитный рейтинг ВВВ или ВВВ+. То, что выше — инвестгрейд, то, что ниже — ВДО.
Но есть компании, которые даже если будут иметь рейтинг АА, всё равно по духу останутся ВДО. Например, «Истринская сыроварня». Дело в собственнике, в методе ведения бизнеса. Илон Маск — это всегда будет ВДО и венчур, сколько бы денег у него не было. Потому что это пассионарий, с которым всё время что-нибудь да приключится. Ты просто чувствуешь: это ВДО.
Резюмируя: ВДО на 80% — кредитное качество, на 20% — судьба. Это верно и в отношении инвесторов в ВДО.
— А купонная доходность? Еще два года назад ВДО были «ключ» плюс 5%.
— Сейчас спреды сильно сузились. Мы живем в ситуации неопределенности. Происходит переоценка рынка облигаций как надежного инструмента. Когда мы говорим: как же так, инвестгрейд стоит 17% годовых, а ВДО — 20%. Это не потому, что сегмент ВДО стал плохим. Просто эмитенты МСП не могут платить больше, в данной ситуации многим проще выйти на IPO. К тому же у нас нет инфляции в 20%, вернее, она есть в ощущениях, но не на барометре Росстата.
Но постепенно спред расширится, и мы вернемся к ключевой ставке плюс 5%. Но это будет году в 2025-м. Либо доходности вырастут в ВДО, либо упадут в инвестгрейде. Система ценностей на рынке неизбежно восстановится.
Но сплющило не только спреды в облигациях, пострадал и «крауд». Еще в начале года в «крауде» на «Потоке» были ставки 30%+, сейчас — в лучшем случае 25-27%.
— Как-то еще изменился сегмент ВДО в 2023 г.?
— Если бы не случилась СВО, мы должны были бы уже войти в дефолтный цикл. Сначала рынок на подъеме, компании бодро занимают на рынке по высоким ставкам, а потом начинается спад, эмитенты не могут вернуть долг или пройти рестракт и допускают дефолты. В группе наибольшего риска — строители и транспортные компании. Так случилось в 2014-2015 гг. с «Ютэйр» и «СУ-155» и должно было повториться с кем-то в 2022-2023 гг. На это указывали и рейтинговые агентства — «Эксперт РА» и АКРА.
Но этого не произошло. Потому что из-за СВО случился военно-циклический подъем, и у многих эмитентов дела пошли значительно лучше: подорожали залоги, появились новые заказы и прочее. Строителям оставили льготную ипотеку. Те единичные дефолты, которые все-таки случились на рынке, напрямую не были связаны с экономической ситуацией. Они были вызваны ошибками менеджмента и корпоративными конфликтами.
Так что сезон дефолтов, скорее всего, откладывается минимум года на полтора, а может и больше.
— Биржа каждый месяц фиксирует рекорды активности частных инвесторов. Вы видите значительный приток денег «физиков» на фондовом рынке?
— Я могу на личном примере сказать: у меня сейчас открыто четыре брокерских счета. Только один из них рабочий, а по трем другим оборотов почти нет, там лежат небольшие суммы. Поэтому приток частников без притока денег — достаточно бессмысленная история. Но в этом году, как ни странно, частники вложили в фондовый рынок денег даже больше, чем в недвижимость. Обычно было так: рубль в облигации, три рубля — в «недвижку». Сейчас это соотношение близко к паритету. В то же время в депозиты было привлечено в пять раз больше, чем на фондовый рынок: 4,7 трлн рублей против 900 млрд рублей на биржу. Возможно, потому что на бирже в моменте наблюдается дефицит предложения.
— Что частникам сейчас интереснее — инвестировать в ВДО или инвестгрейд?
— Если частник уже пообтерся и приобрел опыт, он берет и то, и другое. И еще ОФЗ и фонд ликвидности. В общем, полный комплект инструментов. Большинство покупает ВДО для повышения средней доходности и придания драйва. Людей, у которых вообще все накопления инвестированы в высокодоходные облигации, я думаю, сейчас на рынке просто нет.
— Насколько осознанно действуют частные инвесторы на рынке?
— Есть такая американская пословица: не путайте собственную гениальность с бычьим рынком.
А мы с апреля прошлого года находимся на бычьем рынке. Поэтому все инвесторы сейчас гениальны. И в ближайший год ситуация вряд ли поменяется, хотя, наверное, темпы роста будут поскромнее. Так что нашей гениальности пока ничего не угрожает, кроме разве что иностранных активов.
— По поводу гениальности: как часто вы ошибались в прогнозах?
— Постоянно. Всё по классике: на три плохих или невнятных сделки приходится одна действительно хорошая. Ситуации были самые разные. Бывало, что эмитент всех обманул, как «Дэни колл», например. Или случился корпоративный конфликт, как в ЭБИС, и от компании по факту мало что осталось. Бывало, что рано вышел из бумаги, как в ТГК-2. Были ситуации, как с «Мечелом», когда попал в рестракт. Да, его хорошо реструктурировали, но, скажем так, моя прибыль могла быть больше. Я не думаю, что обладаю какими-то особенными свойствами. Просто покупаю и продаю, накапливаю опыт.
— То есть вы к потерям на рынке относитесь философски, как к неизбежному злу?
— Теперь уже да. Но первое время переживал, конечно. В 1998 г. у меня была неприятная история. Я заработал денег на фьючерсах, но на дефолте по ГКО (государственные краткосрочные облигации. — прим. Boomin) их почти все потерял, потому что рынок по факту умер. Правда, выяснилось, что с дефолтом жизнь не кончается.
На каком-то этапе я выработал такой подход: на фондовом рынке важно определить, что тебе лично делать нельзя. Например, нельзя вкладывать все деньги, нельзя играть с «плечом», хотя порой и очень хочется, нельзя играть на заемные средства…
Я знал людей, которые делали это на потребкредиты. И у них какое-то время даже получалось, но обычно недолго.
Ты должен держать в бумагах ту сумму, которую готов потерять. И всегда выводить прибыль. Всё на самом деле описано Пушкиным в «Пиковой даме». Герман сделал две отличные сделки из трех. Если бы из второй сделки он вынул хотя бы половину суммы, ничего страшного для него бы не случилось.
— Насколько неожиданным для вас оказался уход в дефолты УК «Голдман Групп» и ее «дочек» — ТД «Мясничий», «ОбъединенниеАгроЭлита», «ИС Петролеум»?
Есть пять факторов высокого риска дефолтности. Первый — высокий долг. Второй — низкая рентабельность. Третий — рисованная отчетность или подозрение в этом. Четвертый — регуляторные претензии. Пятый — корпоративный конфликт. Когда у тебя собирается хотя бы три из пяти факторов, дефолт неизбежен.
Правда, регуляторные претензии могут убить компанию сразу, как и корпоративный конфликт. Посмотрим на УК «Голдман Групп». Там и высокий долг, и непрозрачная структура бизнеса, и политическая история, связанная с ее владельцем, Романом Гольдманом. К тому же весной техдефолт был зафиксирован по бумагам ТД «Мясничий».
— Почему даже после снижения кредитного рейтинга до преддефолтного уровня основная часть инвесторов не стала выходить из бумаг компаний холдинга и котировки оставались достаточно высокими?
— Либо проспали, либо держатели были «свои». Например, когда в 2016 г. была объявлена льгота по НДФЛ на купоны, многие бенефициары начали покупать облигации своих компаний в качестве легального способа вывода денег. Если же у инвестора крупный пакет облигаций дефолтной компании, то «стакан» его проблему уже не решит. Ему придется разбираться с бенефициаром напрямую.
— Насколько успешным для вас как инвестора оказался 2023 г.? Чем он вам запомнится?
— Грех жаловаться. Я по обыкновению проспал девальвацию, но отыгрался на акциях. 2023-й не был настолько успешен, как 2022-й, но инфляцию, как я её ощущаю, — это 25-30% — покрыть удалось, и слава Богу.
— Из каких финансовых инструментов состоит ваш инвестпортфель сегодня?
— Стыдно признаваться, не пытайтесь повторить. Во-первых, я набрал разных IPO. Инвестировал в первичные размещения акций небольшие суммы. Немного спекулировал: на «Астре» — нормально получилось, на Henderson — не очень. Посмотрю, что станет с этими бумагами через год, пока трогать их не буду. У меня еще свежи в памяти первые IPO в 2004-2005 гг., когда в ¾ случаев через год цена на большинство бумаг была ниже, чем при размещении. Тогда я активно в IPO не участвовал, а сейчас решил посмотреть, каким получится «второе пришествие».
Во-вторых, это цифровые финансовые активы. Набрал годовые ЦФА со ставкой купона 17-19%.
В-третьих, внебиржевые истории, связанные с прямыми инвестициями и «краудом».
В-четвертых, фьючерсы.
В-пятых, все-таки ВДО, в основном представленные «Роснано» и «Пересветом».
Это инвестиции, совершаемые главным образом ради познания рынка. Я тестирую инструменты «по бразильской системе», то есть на личном опыте. Смотрю, насколько живуча та или иная стратегия, ищу новые лакуны, связанные с возможностью высокодоходного инвестирования.
Есть мысль сделать все портфели публичными, но пока регулярно в канале публикую только ЦФА и «крауд». Меня не очень устраивает сложившаяся на рынке практика, когда инвестор трезвонит об успехе, но молчит о провале. Поэтому полной картины не видно.
Надеюсь, в следующем году добавлю парочку публичных портфелей.
— Насколько IPO в России — долгосрочный тренд?
— Если бы не IPO Совкомбанка, я бы сказал, что это просто жулики собрались, чтобы раздуть стоимость компаний и на этом заработать. Но вот Совкомбанк делает гуманную оценку компании — «на берегу» заявил, что будет управлять котировками, не даст им упасть. Возможно, это пресечет ситуацию, когда организаторы сразу после размещения выливают акции в «стакан», как это было, например, в случае с Henderson.
Совкомбанк захотел выйти на рынок с нормальной ценой акций и в итоге получить высокую капитализацию. Надеюсь, он задает важный тренд, которому последуют другие. Думаю, что компании будут выходить на IPO довольно активно.
— 2023-й стал годом становления рынка ЦФА в России. Что вы думаете об этом финансовом инструменте?
— Если платформы ЦФА преодолеют разобщенность, сделают возможным обмен активами заемщиков, то у этого рынка очень хорошие перспективы. Отличная новость — запуск вторичного рынка ЦФА. Мне кажется, что первыми жертвами ЦФА станут коммерческие облигации, вторыми — размещения эмитентов с рейтингом В и ВВ. Ведь выпускать ЦФА дешевле и быстрее, чем ВДО. Для небольших компаний это важные факторы. К тому же если эмитент ориентирован на «квалов», то продавать ЦФА гораздо проще, чем облигации.
— То есть, у коммерческих облигаций нет никаких шансов выжить?
— КО-шки в нынешнем своем виде неизбежно отомрут. Рынку они не интересны, а в выпуске сложны. Вместо них будут ЦФА.
— Какими вам видятся перспективы краудлендинга? Он продолжит удваиваться каждый год?
— Количество краудлендинговых платформ уже начало сокращаться. Думаю, этот процесс продолжится. Скорее всего, платформы перейдут на блокчейн. И тогда займы на этом рынке превратятся в аналог ЦФА. С наибольшей вероятностью в «крауд» придут банки, которые и скупят платформы. В «крауд» они будут отправлять тех заемщиков, которые не прошли кредитный комитет банка. А рынок продолжит расти, но уже более скромными темпами.
— Что вы ждете от 2024-го?
— Надеюсь, что в следующем году фондовый рынок продолжит расти. Ожидаю рост в меру инфляции, то есть в пределах 10-15%. Причем, как по облигациям, так и по акциям. Россия сейчас переживает инфраструктурный цикл. Государство инвестирует в строительство дорог, мостов, АЭС и так далее. Экономический эффект это даст только лет через пять. Поэтому бурного роста экономики я не жду, перегрев, как известно, у нас видит только ЦБ. Ключевая ставка будет плюс-минус 15%. Курс вполне может укрепиться до 75-80 рублей за доллар.
А вот в начале 2025 г. высока вероятность того, что мы перейдем из бычьего рынка в медвежий — в том случае, если в острую фазу войдет мировой кризис. И нам как экспортно ориентированной экономике будет непросто. Но при этом и не смертельно. Будем жить.