Копипаст | ГЛОБАЛЬНАЯ ЭКОНОМИКА: БОЛЬШИЕ ПРОБЛЕМЫ И СЛОЖНЫЕ ДИЛЕММЫ

Действия властей развитых стран, по сути являющиеся расширением кейнсианского дискурса экономической политики, привели экономики в плохое состояние. Эти действия состоят в безмерном стимулировании и фактически ничем необеспеченной государственной индексации доходов избирателей в условиях ожидаемого обеднения на фоне ковида, локдаунов и прочих глобальных проблем. Государство делает деньги более дешевыми, угождая потребителям и плохим компаниям, только бы сохранить избирательскую поддержку. Это приводит к разгону спроса и росту числа зомби-компаний, это искажает стимулы здоровой конкуренции, это снижает деловую эффективность и убивает инновационный фактор экономического роста. Самое главное: это создает леверидж – доминирование потребностей над возможностями, спроса над предложением, другими словами, ведет к драматическому рыночному неравновесию. До ковидных времен такие дисбалансы на протяжении последних 20 лет купировались новым левериджем, и дисбалансы на время уходили, рождая неизбежные новые дисбалансы в будущем. Австрийские циклы прекрасно описывают этот процесс, его исходные точки и последствия. По сути, эта левая социальная повестка для покупки избирательной лояльности – новая политическая доктрина, основанная на примитивизации и упрощениях, а главное — на отмене какой-либо заботы о завтрашнем дне.  

В ковидные времена все изменилось. Очередной впрыск мегаликвидности, то есть удешевление денег всеми возможными способами – от прямых бюджетных донатов до раздувания баланса ФРС, произошел на фоне не упавшего в силу экономической стагнации, а заблокированного спроса. В результате аномально выросли сбережения всех агентов, люди перестали желать работать, вырос поток инвестиций на фондовый рынок и в финансовые активы, породив в них гиперинфляцию и отдаляя их от значений справедливой стоимости. При этом полагалось, что, как только ограничения снимутся, усиленная и неудовлетворённая покупательская интенция резко ускорит экономику, поскольку ёмкость и потенциал предложения огромны: предложение имеет возможность удовлетворить спрос, синергически ускорив экономику. Однако этого не случилось, поскольку произошли структурные сдвиги в результате излишних локдаунов: разрывы в цепочках поставок, снижение участия в трудовой силе, а также трудовой дефицит в целом, гипертрофированный рост товарных рынков и геополитическая напряжённость, которая усиливает все вышеперечисленные факторы. В итоге предложение не способно удовлетворить распампленный дешевыми деньгами спрос, то есть леверидж опять пожирает экономику.

Одновременно с этим правительство вместо того, чтобы снизить свое неуклюжее вмешательство, напротив, увеличивает соцпрограммы и госрасходы в виде инфраструктурных проектов. Тем самым оно депрессирует бизнес через неизбежное увеличение налогового бремени и еще больше способствует сжатию предложения, снижая эффективность, желание инвестировать и, в целом, ухудшая бизнес-ожидания и расширяя мандат и кол-во бюрократического аппарата.

На этом же фоне, продолжая соглашательскую политику с ресурсными автократиями, правительство форсирует зелёную повестку в самый неподходящий момент, недофинансируя как традиционную, так и альтернативную энергию, которая не способна покрыть актуальную потребность в мощностях, обеспечиваемых традиционной. Достаточно бегло ознакомиться с «Великой Перезагрузкой» Клауса Шваба, чтобы понять неадекватность такой утопической концепции, следование которой, как мы видим, приводит к антиутопическим последствиям.

В результате возникла геополитическая напряжённость, вызванная разностью интересов, предпочтений и ожиданий глобальных игроков: Россия, будучи ресурсной автократией, увидела окно возможностей и уязвимость экономической позиции Коллективного Запада  — и разыграла тактическую карту. В коротком горизонте расчёт оказался верен: в целом постковидные экстерналии и левая популистская политика западных властных элит ослабили развитые экономики, привели к стагфляции и усилили угрозу рецессии. Удар по западному миру в виде военного конфликта в Восточной Европе и его последствий оказался вполне своевременным для самой ресурсной автократии, которая изнутри требовала нового импульса для самосохранения и подтверждения легитимности режима со стороны населения.

Что получаем в итоге? Получаем структурные сдвиги, когда все постковидные проблемы умножаются в разы. Стагфляция — уже факт сегодня, рецессия – неизбежное завтра. Социальное недовольство, которое неизбежно случится и уже имеет место в разных точках западного мира, будет заставлять правительства и дальше заботиться о сегодняшнем дне, не думая о завтрашнем — и продолжать политику популизма и левого экспансивного дискурса, что неизбежно будет приводить к еще большим левериджам и усугублять экономические, а значит, социальные дисбалансы. Инфляция в сырьевых товарах не сможет быстро окончиться, т.к. значимые экспортёры сырья в конфликте, а альтернативные каналы импорта ресурсов не налажены. Новой энергии явно недостаточно на фоне ограничения импорта старой энергии из ресурсной автократии. Это означает необходимость реканализации поставок традиционных энергоносителей, что неизбежно сопровождается ростом издержек и акселерацией инфляции. Предложение под стрессом роста затрат — логистическими локапами, сырьевой инфляцией и трудовым дефицитом. На подходе, а вернее сказать, уже в комнате дополнительный стресс — рост стоимости кредита и потенциальное падение спроса. 

В то же время Китай, как олицетворение альтернативного социо-политического полюса, получает преимущества в коротком горизонте. На фоне всеобщей турбулентности и социо-экономических неравновесий в западном мире способность к централизованному стимулированию рынка на начальных стадиях капиталистического импульса может быть вполне успешной историей. В этот момент еще нет острых зависимостей от государственных инъекций, нет значимых дисбалансов в динамике спроса и предложения, нет идеологической скованности в импортном сырьевом обеспечении. Китай, имея свои собственные проблемы роста госкапитализма в виде гипертрофированных кап. затрат на инфраструктуру, а также авторитарного политического фрейма, ведущего к рыночной и инновационной неэффективности на длинной дистанции, обладает сейчас явным преимуществом. Оно заключается в возможности директивного экономического управления и линейных монетарно-бюджетных стимулов. Это то преимущество, которым больше не обладают западные государства и чего, впрочем, в скором будущем лишится сам Китай, поскольку игры в “большое государство” не бывают успешными слишком долго. Они всегда заканчиваются одним — социальным и экономическим коллапсом в разных формах его проявления и исходов.

В итоге западные экономики как никогда раньше поставлены перед дилеммой: продолжить гос. экспансию и лечение зависимости новой дозой, либо начать приводить экономику в равновесие. Безусловно это связано с жесткими и непопулярными политическими решениями, тем более болезненными в ситуации глобальной напряженности. Но это именно та ситуация, когда политики показывают свои истинные навыки, а именно, умение убедить избирателей в том, что нужно пожертвовать чем-то сегодня ради того, чтобы было лучше завтра. В противном случае послезавтра не будет вовсе. 

Пока же нас убеждают только в одном: мы живем одним днем, а завтра вообще не существует. Вообщем, все как у Кейнса: в долгую мы все умрем. Кажется, мы уже это проходили.