Превращение российских буржуа: женщины-трофеи, шик бедности, новая скромность. Тиньков, Собчак, Прохоров.
1990-е годы оставили после себя в России глубокое недоверие к реформаторам и бизнесменам, добившимся больших успехов.
С учетом этого среди российской элиты существует молчаливый консенсус, согласно которому говорить о тех временах не нужно и даже опасно, поскольку с легкостью можно поставить под сомнение легитимность происходивших тогда процессов.
Но, как эти люди реагируют на свое привилегированное положение и с помощью каких нарративов пытаются обосновать свой нынешний высокий статус.
Те, кто затрагивал тему приватизации, нарочито делали это так, чтобы отмежеваться от ее токсичного наследия.
Петр Авен заявил, что залоговые аукционы 1995 года были «абсолютно несправедливыми», а их последствия продолжают ощущаться и сегодня.
«Пройдет много лет, прежде чем частная собственность в России будет считаться легитимной», – сказал он в 2017 году и добавил, что на данный момент 70 % населения страны негативно относятся к приватизации 1990-х годов.
По словам Авена, его собственный «Альфа-Банк», которым с 1994 года вплоть до марта 2022 года он управлял вместе с Михаилом Фридманом, не был допущен к участию в залоговых аукционах 1995 года – за что Авен потом был благодарен судьбе.
Стартовые социальные позиции многих будущих олигархов располагались довольно близко к рычагам власти, что позволяло пользоваться преимуществами перехода к рыночной экономике, но в то же время достаточно далеко от них, чтобы экспериментировать за рамками существующей советской системы.
Действительно, только инсайдеры могли в полной мере воспользоваться реформами Горбачева.
Закон СССР «О государственном предприятии (объединении)» 1987 года предоставил предприятиям право самим определять объемы выпуска продукции в соответствии с потребительским спросом.
Многими из малых или крупных торговых и производственных фирм управляли комсомольцы.
Михаил Ходорковский и Михаил Фридман, родившиеся соответственно в 1963 и 1964 годах, попадали в идеальную возрастную когорту:
во-первых, они были слишком молоды, чтобы успеть подняться по бюрократической лестнице, и, следовательно, находились достаточно далеко от верхушки советской иерархии, чтобы позволить себе быть независимыми от нее.
Они смело использовали все возможности, которые перед ними открывались.
Еще одним фактором было еврейское происхождение.
В позднесоветскую эпоху скрытый антисемитизм по-прежнему был широко распространен.
Петр Авен вспоминал:
“У евреев было мало перспектив. Выбор карьеры для них был ограничен. Они не могли поступить на дипломатическую службу или сделать карьеру в партийном аппарате; для них были закрыты некоторые научные дисциплины.
Моему партнеру по бизнесу Михаилу Фридману не дали получить ученую степень”.
Еврейство в СССР считалось «негативной национальной идентичностью».
В Москве и Ленинграде, где традиционно жило большое количество высокообразованных евреев, такие условия сформировали специфическую социальную среду еврейской интеллигенции.
В отличие от своих русских сверстников, они меньше рисковали, когда применяли свои силы в зарождающемся частном секторе
Рассказывая о происхождении личного состояния, богатые русские любят культивировать образ миллиардеров, которые «сделали сами себя»: они настаивают на своих скромных корнях и на том, что добились финансового успеха исключительного своими силами.
Более внимательный взгляд, однако, показывает, что их реальные истории успеха имеют мало общего с нарративом «Из грязи в князи».
Так, родители Ходорковского были высокообразованными представителями советской интеллигенции.
Отец Фридмана, инженер, был удостоен Государственной премии СССР за разработку систем контроля воздушного пространства в оборонных целях.
Отец Хана был известным ученым в области металлургии.
Благоприятные семейные обстоятельства и тесные родительские связи с элитой обеспечили им неоспоримое преимущество в условиях перехода к рыночной экономике.
Они занялись уличной торговлей и другим мелким предпринимательством не потому, что у них не было другого способа заработать на жизнь, а потому, что в период перестройки и в начале 1990-х предпринимательство стало золотой жилой по сравнению с тем, чего они могли добиться в своих профессиях.
Иногда гораздо лучше не иметь никакого опыта в том, что ты делаешь, потому что это дает тебе больше энергии, больше уверенности.
Олег Тиньков (состояние в 4,7 млрд долларов на 2021 год) родился в 1967 году.
Свой путь в бизнес он начал в студенчестве, торгуя буквально всем, что попадалось под руку, затем занялся производством пельменей и пивоварением.
(Еще о Тинькове:
Олег Тиньков. Как стать бизнесменом
Революция.Как построить крупнейший онлайн-банк в мире Олег Тиньков
Forbes 2021. Тиньков.
По его словам, заняться бизнесом его подтолкнуло либидо.
В 2014 году, он сказал, что хотел завоевать сердце нравившейся ему однокурсницы (которая впоследствии стала его женой), а для этого ему нужны были деньги.
Тиньков – сын сибирского шахтера; происхождение из рабочей семьи делает его редким исключением среди российской элиты.
Тиньков считает себя представителем небольшой группы из двадцати–тридцати «чистых» российских предпринимателей, которые разбогатели благодаря настоящей предприимчивости, а не номенклатурным связям.
Основная советская элита была сосредоточена в Москве и Ленинграде, и детям «со стороны» приходилось прилагать гораздо больше усилий, чтобы поступить в престижные столичные вузы и преуспеть.
Взятые в целом, высшие слои советского общества довольно хорошо пережили крах советского строя в 1991 году и сопровождавшие его потрясения, особенно в сравнении с элитами других стран восточного блока
Только пятая часть из тех, кто в 1993 году уверенно поднимался наверх, не занимала какого-то привилегированного положения пятью годами ранее.
Прежде чем разбогатеть, эти люди в подавляющем большинстве были частью нефинансовой советской элиты,
Как показывает статистика, львиную долю «победителей», сумевших воспользоваться постсоветскими экономическими трансформациями, составляли высокообразованные мужчины, в основном с техническим и экономическим образованием, некоторые – с учеными степенями.
Другими словами, конец централизованной плановой экономики и рыночные реформы лишь придали дополнительный импульс карьере людей, которые и так находились на пути к успеху до краха старой системы.
В советском обществе не существовало «реального» (финансового) капитала, и поэтому символический и культурный капитал приобретал необычайную важность.
Ранняя постсоветская элита по большей части состояла из представителей той же социальной группы, которая доминировала в Советском Союзе на протяжении многих десятилетий. Не в последнюю очередь благодаря хорошему образованию и социальным связям эти люди мгновенно сориентировались в новых правилах игры.
Они трезво оценили, какие из уже имеющихся у них социальных активов, включая профессиональные знания и опыт, становятся бесполезными в новых условиях, а что, наоборот, приобретает актуальность, – и грамотно перенаправили свои ресурсы.
Таким образом, как ни парадоксально, социальное неравенство, существовавшее в советскую эпоху, по мере экономических преобразований обострялось и порождало новые социально-экономические различия, усугубившие прежнее социокультурное расслоение.
У тех, кто стремительно разбогател в 1990-х годах, не было устоявшихся образцов для подражания: все, что они имели, – это деньги, подчас нажитые в той или иной мере нечестным путем.
Во многих отношениях российские нувориши напоминали чикагское «праздное общество» 1890-х годов, описанное американским экономистом и социологом Торстейном Вебленом. Исследуя феномен так называемого праздного класса, Веблен пришел к выводу, что демонстративное выставление напоказ своего богатства было для этих людей способом заявить о своем только что приобретенном высоком социальном статусе.
Такое же демонстративное потребление отличало и богатых русских на протяжении всех 1990-х и в начале 2000-х.
Многие жаждали зримых подтверждений своего богатства, выраженных в размере, количестве и дороговизне, которые были недоступны в советские времена.
Но в конце 2000-х годов начался отход от излишеств блеска и гламура.
Эту тенденцию мы могли наблюдать в том числе на примере Ксении Собчак, дочери первого постсоветского мэра Санкт-Петербурга Анатолия Собчака, родившейся в 1981 году.
Светская львица и телеведущая, она стала нарицательным персонажем в путинскую эпоху, российским аналогом Пэрис Хилтон (по слухам, российский президент является ее крестным отцом).
Собчак любила демонстрировать свое полуголое тело, была вовлечена во множество печально известных скандалов и славилась своими капризами, дерзкими заявлениями и экстравагантными выходками.
Но зимой 2011–2012 годов она стала лицом оппозиционного движения и присоединилась к уличным протестам против фальсификации результатов парламентских выборов.
Сменила она и предпочтения на личном фронте: в 2011–2012 годах Собчак встречалась с молодым политическим активистом Ильей Яшиным, 1983 года рождения, который резко контрастировал с ее прежними бойфрендами – пожилыми богатыми бизнесменами.
Теперь Собчак больше известна как журналистка и политическая деятельница, а не как королева гламура.
Аналогичную эволюцию мы видим и у Михаила Прохорова, в прошлом самого богатого человека России (в 2021 году – 11-е место в российском Forbes, состояние – 11,4 млрд долларов), владельца баскетбольного клуба Brooklyn Nets из NBA в 2009–2019 годах, воплощавшего стереотипный образ олигарха-плейбоя.
Прохоров радикально изменил свой публичный имидж.
Он запустил медиапроект «Сноб», с помощью которого завоевал сердца интеллектуалов из верхнего слоя среднего класса.
Созданию нового, более зрелого имиджа в немалой степени способствовала его старшая сестра Ирина Прохорова, основательница российского интеллектуального журнала «Новое литературное обозрение» и одноименного издательства.
При всей спорности таких фигур, как Собчак и Прохоров, они показательно отражают переход российских буржуа от образа жизни светских тусовщиков к более основательным и сдержанным вкусам, ценностям и интересам, не связанным напрямую с деньгами.
Сказанное касается и многих других богатых русских, которые теперь предпочитают имидж утонченных, высококультурных интеллектуалов с изысканными манерами и установками в духе так называемой новой скромности.
«Новая скромность» вовсе не означает более скромного образа жизни.
Этот новый тренд — скорее, стремление к некой человеческой порядочности.
Скромность может выражаться во многих вещах.
Показное потребление спустилось по социальной лестнице.
Новые модные тренды, вводимые элитой, постепенно передаются на нижние ступени статусной иерархии.
Стремящиеся наверх группы российского среднего класса подхватили одержимость брендовой одеждой, дорогими автомобилями и гламурными развлечениями.
Из-за своей приметности эти группы по-прежнему находятся в центре общественного внимания и определяют популярные стереотипы.
Тем не менее одновременно наблюдается и противоположное стремление дистанцироваться от ассоциируемых с выскочками (парвеню) атрибутов.
Оно может отражать как начавшийся процесс формирования утонченных вкусов, социального обособления, узаконенного самовосприятия и в конечном итоге – буржуазной идентичности, так и своеобразную озабоченность статусом.
Среди статусных групп традиционно распространена мода на «шик бедности» – развлекательное и временное потребление товаров и услуг, которые традиционно ассоциируются с низкой обеспеченностью, а также участие в соответствующей досуговой активности.
Они могут тратить деньги на люксовые отели, но не чураться ездить на метро.
Они могут позволить себе рубашки за тысячу долларов, но носят рубашки за 100 рублей.
Она может покупать детям шорты на рынке за 250 рублей или в бутике за 250 долларов.
Высокий социальный статус не исключает эклектичности вкусов и культурной «всеядности».
Мода – превосходное средство для выражения индивидуальности и одновременно групповой идентичности.
Со времен Петра Великого мода для российской элиты была как важнейшим маркером групповой идентичности, так и способом заявить о своей индивидуальности.
В XVIII веке бояре брили бороды и носили сшитую немецкими и венгерскими портными одежду, чтобы продемонстрировать не только свое высокое по сравнению с простым народом положение, но и приверженность миссии царя Петра по модернизации и европеизации России.
Богатые славянофилы любили путешествовать по Западной Европе и наслаждаться всем «французским», тогда как западники могли в равной степени идеализировать русский народ и одеваться в народную одежду.
Сегодня зарубежных гостей в Москве легко узнать по «неуместному» внешнему виду.
Еще в 2009 году российский историк моды Александр Васильев констатировал, что «гламур приказал долго жить», уступив место новому тренду – так называемой «новой скромности, означающей, что мода становится интеллектуальной».
Но правила «новой скромности» в моде сегодня гораздо сложнее:
во-первых, они требуют избегать чрезмерной броскости (желательно даже, чтобы одежда была чуть менее нарядной, чем считается подходящим для данного повода);
во-вторых, они требуют одеваться уместно – то есть соответственно каждому конкретному случаю, что предполагает частую смену одежды.
В постсоветской России акцент на женской физической привлекательности и сексуальности не просто усилился, но был доведен до крайности.
Тяжелая экономическая ситуация 1990-х годов привела к ценностному пересмотру личностных взаимоотношений и, как следствие, к превращению женского тела и женской сексуальности в товар.
Такая меркантилизация была беспрецедентной для российской истории.
Этому процессу способствовали и некоторые российские женщины, которые рассматривали отношения через призму «торговли» и пытались заключить «наиболее выгодную сделку», соглашаясь на брак или положение любовницы ради материальных и других выгод.
Вместо того чтобы покупать очередной Mercedes, на который никто не обратит внимания, куда лучше было завести потрясающе красивую жену или любовницу, одевать ее в самые дорогие и элегантные наряды haute couture и увешивать драгоценностями.
Впрочем, демонстрация статуса и богатства посредством ярких женщин-спутниц является самым устойчивым феноменом не только для нынешних времен, но и для всей человеческой истории, причем в любых обществах.
Первым явным атрибутом роскоши служили именно женщины.
Молодые жены и любовницы – это «трофеи», предназначенные не только доставлять чувственные удовольствия, но и зримо демонстрировать успешность мужчины.
Владение телом молодой женщины повышает символический статус мужчины, снабжая его аурой мужественности.
Тем не менее сегодня такие характеристики женщин-спутниц, как телесная красота и показная «дороговизна», понемногу перестают быть маркерами высокого социального статуса в России.
В Москве, мода на то, чтобы жениться на моделях или даже просто выходить с ними в свет, почти исчезла.
Теперь она переместилась в провинции и в более низкие социальные слои.
Женщина, разумеется, должна быть привлекательной, но, теперь она также обязана быть хорошо образованной, культурной и изысканной.
Длительный и стабильный брак, особенно если он был заключен еще до приобретения богатства, сегодня все больше становится важным отличительным и весьма статусным маркером.
P.S. Поддержать канал: https://boosty.to/kolesnikov
Telegram https://t.me/kudaidem2
Zen https://zen.yandex.ru/id/6228a9bdb2ff024222e4cab2
Youtube https://www.youtube.com/channel/UCrTyPO-n1ccPnf2mjMsUaJAp.s
Подпишитесь — будем на связи и в курсе происходящего.
Все остальное, лишь производная от того о чем книга.