Я слышу не то, что ты мне говоришь, а голос.
     Я вижу не то, во что ты одета, а ровный снег.
     И это не комната, где мы сидим, но полюс;
     плюс наши следы ведут от него, а не к.

     Когда-то я знал на память все краски спектра.
     Теперь различаю лишь белый, врача смутив.
     Но даже ежели песенка вправду спета,
     от нее остается еще мотив.

     Я рад бы лечь рядом с тобою, но это -- роскошь.
     Если я лягу, то -- с дерном заподлицо.
     И всхлипнет старушка в избушке на курьих ножках
     и сварит всмятку себе яйцо.

     Раньше, пятно посадив, я мог посыпать щелочь.
     Это всегда помогало, как тальк прыщу.
     Теперь вокруг тебя волнами ходит сволочь.
     Ты носишь светлые платья. И я грущу.

Я входил вместо дикого зверя в клетку,
     выжигал свой срок и кликуху гвоздем в бараке,
     жил у моря, играл в рулетку,
     обедал черт знает с кем во фраке.
     С высоты ледника я озирал полмира,
     трижды тонул, дважды бывал распорот.
     Бросил страну, что меня вскормила.
     Из забывших меня можно составить город.
     Я слонялся в степях, помнящих вопли гунна,
     надевал на себя что сызнова входит в моду,
     сеял рожь, покрывал черной толью гумна
     и не пил только сухую воду.
     Я впустил в свои сны вороненый зрачок конвоя,
     жрал хлеб изгнанья, не оставляя корок.
     Позволял своим связкам все звуки, помимо воя;
     перешел на шепот. Теперь мне сорок.
     Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной.
     Только с горем я чувствую солидарность.
     Но пока мне рот не забили глиной,
     из него раздаваться будет лишь благодарность.

Меня упрекали во всем, окромя погоды,
     и сам я грозил себе часто суровой мздой.
     Но скоро, как говорят, я сниму погоны
     и стану просто одной звездой.

     Я буду мерцать в проводах лейтенантом неба
     и прятаться в облако, слыша гром,
     не видя, как войско под натиском ширпотреба
     бежит, преследуемо пером.

     Когда вокруг больше нету того, что было,
     не важно, берут вас в кольцо или это -- блиц.
     Так школьник, увидев однажды во сне чернила,
     готов к умноженью лучше иных таблиц.

     И если за скорость света не ждешь спасибо,
     то общего, может, небытия броня
     ценит попытки ее превращенья в сито
     и за отверстие поблагодарит меня.