Глобальный Гипер Сдвиг: почему "правая повестка" - это хорошо

Демократии и авторитарные режимы вошли в стадию новой парадигмы сосуществования, меняя мироустройство на наших глазах. 

Авторитарные режимы, попав в ловушку среднего дохода и упершись в потолок своих экономических возможностей (как производственной промышленной базы для развитых экономик) столкнулись с естественной и очевидной развилкой изменения социального контракта и выбором последующей траектории существования.

Либо -  политическая демократизация и институциональная либерализация с дальнейшим развитием и переходом в пост-промышленный экономический модус. 

Либо — экономическая консервация, политические ужесточения, институциональный регресс, усиление идеологической пропаганды и социальных манипуляций со стороны действующих властных групп для сохранения и продления своего жизненного цикла. 

Демократические страны, в свою очередь, столкнулись с исключительным левым креном, выраженным в росте патернализма и расширении государства, как активного актора, а не арбитражера. Надо помнить, что любая государственная экспансия — это рост влияния и полномочий политических предпринимателей и менеджеров, то есть высших политиков и бюрократического чиновничьего аппарата. 

Стимулируя сервисный фокус своих экономик и аутсорсинг промышленного производства в развивающиеся страны, власти развитых демократий взяли курс на кейнсианское расширение, а именно — на безудержный потребительский рост. Проблема в том, что этот рост обеспечивался не собственным производством, а дешевым ресурсом развивающихся стран-производителей и расширением кредитного левериджа, нацеленного на интенсивное потребление. 

В момент, когда производство стран-производителей стало чрезмерно дорогим, а их социально-экономические условия потребовали либо модернизации и демократизации политической системы, либо ужесточения авторитарного политического режима, развитые демократии столкнулись с невозможностью обеспечить предложение и удовлетворить свой накаченный необеспеченным кредитом спрос. При этом необходимо отметить, что расширение кейнсианства, то есть стимулирование спроса на фоне ужесточения условий предложения — это путь к социализму (вертикальному перераспределению национального дохода властной элитой и управленческой бюрократии через соответствующие процедуры, ценностные нарративы и политические механизмы), а значит государство становится все более активным как в плане регулирования, так и в плане экономической активности. 

Отсюда неизбежно следует раздувание бюрократического корпуса, расширение распределительных полномочий властных элит и редукция гражданских свобод в обмен на социальные дотации, господдержку и прочие патерналистские махинации. Диалектика этого процесса предельно очевидна. 

Кроме того, власти развитых демократий не сумели и не захотели воспрепятствовать росту и усилению автократических режимов в странах-производителях. Напротив, ведя безответственную соглашательскую политику в своих интересах, заключающихся в обеспечении дешевым предложением раздутого потребительского спроса за счет кредита и расширения денежной массы сверх собственных производительных возможностей, правительства развитых стран фактически потакали усилению авторитаризма в развивающихся странах. Буквально, они закрывали глаза на ужесточение и рост политических репрессий, попрание прав личности и очевидные милитаристские интенции географической ресурсной агрессивной экспансии усиливающихся автократий. В итоге мы получили военный конфликт на Востоке Европы, угрозу захвата Тайваня Китаем и т.д.…

Таким образом, глобальный экономический обмен явно застопорился, приводя к значительным внутриполитическим изменениям в обоих «мирах». Фрагментация, порой достаточно экстремальная — экономическая, институциональная, культурно-этическая — набирает обороты.

Необходимость реиндустриализации и переноса промышленного производства обратно на свои домашние территории заставляют западные демократии брать правый политический курс. Это продиктовано тем, что в отличие от экономики потребления, где государство раздувает бюджетные и социальные расходы, стимулирует кредит и неизбежно расширяется, экономика предложения или производства подразумевает низкие налоги, умеренное либеральное регулирование, максимум производительных предпринимательских и рабочих стимулов. Другими словами — это политика схлопывания гипер-государства и его перераспределительных полномочий. 

Одновременно с этим, необходимо помнить, что конфликт с “глобальным югом” диктует использование заградительных экономических барьеров, вроде высоких тарифов или жесткой миграционной политики. Очевидно, что с ужесточением политических режимов, население стран-производителей потоком уезжает со своих территорий туда, где их окрепшее, вследствие роста благосостояния, гражданское самосознание найдет мир и покой, то есть — в страны развитого Запада. 

Очевидно, что рост производства третьих стран на фоне растущего спроса развитых стран обеспечил рост благосостояния населения в третьих странах. И на фоне глобализации, ускорения информационных связей и ростом технологий в целом, население развивающихся стран начало смещать свои предпочтения и ценностный фокус от обеспечения едой и выживания — до экстра предпочтений, меньше связанных с прямой материальной необходимостью. А именно, это население захотело политических и социальных свобод.

К сожалению, эпоха созидательной глобализации закончилась. В первую очередь — по вине левых правительств, десятилетия проводящих  социалистическую кейнсианскую политику безумного стимулирования потребительского спроса и производственного митигирования  — ресурсного аутсорсинга в странах «глобального юга». 

Будучи занятыми расширением собственной власти, зависимыми от ими же раздуваемой потребительской жадности, эти правительства игнорировали угрозы усиления авторитаризма на территориях своих же производственных и ресурсных доноров, например России и Китая. 

Левые власти западных демократий просто проявили элементарную недальновидность, приняв конформизм и соглашательство за основу взаимоотношений с третьим миром. В итоге они сами взрастили таких авторитарных лидеров, как Путин, Си, Лукашенко, и пр. В результате, леволиберальные правительства западных демократий довели собственные экономики до инфляционных коллапсов, спада производства, переизбытка мигрантов, роста преступности, напряжения рынка труда, культурной стратификаций и роста популярности ультра-правого политического крыла. 

Тем не менее, левые либералы усиливают свой напор в осуждении «правого крена» политических предпочтений избирателей. Они обвиняют правую повестку в популизме, что выглядит по меньшей мере абсурдно.

Ведь именно раздувание бюджетов, немыслимое увеличение госдолга, гипертрофированные социальные расходы, безответственная миграционная политика, удушающие бизнес налоги и непомерное расширение необеспеченного предложением потребительского кредита — и есть реальный популизм. Это именно то самое удовлетворение “неосознанных интенций народных масс” на эфемерную “тотальную инклюзивность” и “всеобщее благосостояние”. В реальности же это подсаживание людей на наркотическую иглу кредитной зависимости за счет отъема денег у будущих поколений и у завтрашнего дня. 

В современной правой повестке есть много спорных моментов, которые необходимо обсуждать, уточнять и сглаживать — от радикальных предложений по миграционной политике до усиления геополитической фрагментации и реализации экстра протекционизма, вредящего экономическим свободам. 

Однако базовые положения правой либертарианской повестки позволяют рассчитывать на:

• снижение налогов,

• стимулирование производительного предпринимательства, 

• уменьшение государственного регулирования и сокращение непроизводительного бюрократического корпуса, 

• отмену социальной и государственной цензуры, 

• уменьшение социальных расходов, плодящих иждивенческие персональные предпочтения,

• мотивацию людей к созидательному труду, предпринимательству и свободному выбору взамен зависимости от социальных дотаций и отказу от работы, 

• ограничительную миграционную политику на фоне усиления авторитарных режимов,

• пересмотр условий участия в неработающих союзнических геополитических образованиях,

• отказ от эфемерных и вредных концепций ESG или Нового Зеленого Курса, последствия которого более разрушительны для экологии, чем простая добыча полезных ископаемых,

• наконец -  возврат к индивидуализму, свободному рынку и примату индивидуального права, как основе этики, культуры и институционализма западной цивилизации.

Все это является куда более разумным, обоснованным и менее популистским, чем многолетний леволиберальный дискурс, тяжелые последствия которого мы наблюдаем сегодня.

Демократия, в рамках одного из своих определений — это политический режим, в котором власть — действующая политическая группа на позиции управления страной — регулярно, мирно и добровольно сменяется без опасений и угроз преследования со стороны других политических групп. Такой режим обеспечивается соответствующими и устойчивыми политическими институтами, действующими вне зависимости от личности политических акторов и их интенций.  

Уверен, что именно право-либертарианские ценности, ценности классического либерализма, основанные на свободе, индивидуальной воле, социальной конкуренции меритократии, а главное — на  ограниченном государстве и примате свободного рынка позволят сохранить демократические институты и уберечь демократические общества от порочных  трансформаций в зависимую от государства безликую толпу и популизма кейнсианских идей. 

И — возможно — сохранить мир от глобального хаоса.