12 криптокресел, или Как один биткойн заблудился в дебрях экспериментального правового режима

По мотивам новости: Набиуллина предложила запретить расчеты в криптовалютах вне ЭПР

(Первая глава. Краткая. Но многообещающая.)

В городе Черепашинске, который никогда не был столицей, но очень хотел им быть, произошел прецедент, который потряс весь районный чат в Telegram. Гражданин Самокаткин — человек с бирюзовой бородой, ноутбуком и мечтой о цифровом суверенитете — купил себе подержанный вейп за криптовалюту.

Сделка была бы ничем не примечательной, если бы не один нюанс: расчет прошел вне ЭПР — экспериментального правового режима, того самого, где можно делать все, но только под наблюдением, в перчатках и желательно по согласованию с тремя ведомствами и одним куратором.

Самокаткин не согласовывал. Он просто перевел токены USDT с телефона, стоя у ларька с шаурмой.

А это, как выяснилось, был страшный проступок.

Дело в том, что государство уже более десяти лет пыталось как-то приручить криптовалюту: то запрещало, то разрешало в отдельных случаях, то разрешало запрещать, то запрещало разрешать. Но реальность не подчинялась.

Пока где-то в Сити обменники работали круглосуточно, государственные мужи обсуждали законопроекты о «цифровом духовно-нравственном рубле», и энергосети падали от майнинга в гаражах и пещерах, — обычные граждане все равно продолжали переводить USDT через смартфон.

Особенно если нужно было незаметно переслать немного денег в не вполне дружественные юрисдикции или оплатить доступ к сервису, о существовании которого официально не говорят, но без него у половины страны не работает даже рабочий мессенджер.

Поэтому, когда выяснилось, что Самокаткин перевел крипту вне песочницы под контролем, вопрос перешел в область национальной безопасности.

В Черепашинске созвали внеочередное заседание Комиссии по устойчивости цифрового суверенитета (КУЦС). Там председатель — Лев Никитич Уставкин, человек, для которого слова «блокчейн» и «гражданская распущенность» давно слились в одно тревожное чувство, — произнес:

— Мы создали ЭПР, чтобы аккуратно осваивать новое строго внутри заранее согласованных рамок аналогового старого. А теперь отдельные лица ведут себя так, будто свобода возможна и вне специально отведенных границ. Это подрыв доверия к самому понятию регламентированной свободы!

— Но это же удобно, — попытался возразить кто-то.

— Удобно — это предвестие анархии, — отрезал Уставкин. — Мы живем в эксперименте. А Самокаткин сделал это с телефона за пределами банковского дня. Возможно, даже под влиянием каких-то больших языковых моделей, которые теперь умеют советовать, торговать и, по неподтвержденным данным, цитировать Конституцию в тональности «обхода». Никакого договора и акта. Никакого платежного поручения. Ни одной печати.

Было принято Постановление №КУЦС-0x12C: «О недопустимости обхода ранее установленных ограничений на неконтролируемые расчетные практики вне пределов экспериментального правового режима».

Вейп изъяли. Самокаткина перевели в категорию «теневой резидент с признаками избыточной платежной автономии».

В это время, в той самой коммуналке на улице Угнетенных Инноваций, в которой пахло пельменями, мышами и амбициями прошлого века, за старым платяным шкафом, набитом дискетами, сидел Ипполит Матвеевич Цифровозов.

Он был человеком эпохи: бывший координатор муниципального проекта «Цифровой край», бывший энтузиаст цифровизации, бывший муж четырех жен — и единственный, кто еще хранил бумажную копию своей электронной подписи.

Он размышлял над судьбой Самокаткина, как вдруг из спальни донесся сиплый зов тети Глаши.
— Ипполитушка… помнишь наши старые кресла?..
— Те, с дерматином, из зала для «Гражданских инициатив»?
— Ага… я тогда… ну… спрятала…
— Что?
— Флэшку. На ней ключи. Один биткойн. Ну, может, полтора… по старому курсу.
— Один биткойн?! — прохрипел Ипполит Матвеевич, уронив чай в тазик. — Это же почти две однокомнатные в Балашихе! Где же она?!
— В одном из кресел. Мы потом их списали… кажется, раздали по учреждениям. Их… кажется, двенадцать.
— Двенадцать криптокресел?..
— Не называй их так… а то опять проверка придет...

Она умерла, тихо, но с выражением на лице, которое говорило: «Не забудь про инвентарные номера».

Ипполит долго сидел, глядя в пустоту, где когда-то находился здравый смысл. А потом решительно натянул пальто, которое знало 90-е, закрыл за собой дверь и прошептал:

— Двенадцать кресел. Где-то среди этого абсурда — пассивный доход и свобода. Или хотя бы айфон.

Ипполит не знал, что не он один начал поиски. Где-то в Москве, в пабе с названием «Хрустальный токен», сидел Остап Блокчейн-Бендерович — авантюрист эпохи Web3, фигурант всех закрытых воронок Telegram и человек с головой, полной схем, и руками, из которых исчезало имущество. В его голове крутились не только адреса кошельков. Остап прикидывал, не пора ли снова обозначиться в медиаполе — завести и продвинуть Telegram-канал, накатать пару голосовух и прикинуться экспертом. С трафиком было просто: он знал, как раздуть статистику на YouTube так, чтобы выглядело живо, хотя бы и без живых людей. В телеге это было еще проще.

Остап уже достал список ведомств, на балансе которых числились списанные кресла.

— Ну что, товарищ Цифровозов… — сказал он, подмигнув. — Посмотрим, кто из нас первым сядет на этот биткойн.