Продолжение воспоминаний (1999-2001)

История одного управления. Борьба с собой и не только (октябрь 1998-июнь 2002) 
# 04.03.2011 14:50
К сожалению, я не смогу представить эквити (временной ряд оценки активов по ценам закрытия дня) своего реального управления за этот период. Почему? Потому что в ту пору до методики тестирования и построения систем на основе эквити, описанной здесь, было еще далеко: она появилась только в первой половине 2002-го и уже после ее появления я стал вести эквити реального управления. Единственное, что у меня сохранилось о реальном управлении за это время – это годовые доходности и просадки на моем личном счете и счете компании. Первые клиенты у меня появились только в конце марта 2000-го, но об управлении их деньгами в 2000-м ниже.

Я бы конечно мог поступить так, как поступил при написании вот этой заметки: взять системные сделки, навесить на них проскальзование 0,15% и построить теоретическую эквити, но это было бы неправдой с точки зрения реального управления. Как родилась указанная заметка? В первой половине 2002-го компания, где я работал с июня 1997-го, наконец то озаботилась бизнесом по привлечению клиентов и к нам пришел вице-президент по развитию (должность, созданная специально под человека). Он решил сделать рекламный буклет и естественно пришел ко мне с предложением дать в него цифры по доходности управления. Что у меня было в тот момент? Годовые доходности на реальных счетах и «кондуит» системных сделок (чистый out of sample). Я подсчитал доходность по системным сделкам с проскальзованием 0,15% и пришел к вице-президенту с вопросом: «Какие цифры дать для буклета?». В ответ я услышал вопрос: «А какие лучше?», на который честно ответил: «Теоретические». «Тогда давай теоретические» — сказал мне вице-президент. Так я и поступил, а чтобы не было расхождений в буклете с информацией на сайте, я и в заметке на сайте привел теоретические цифры. Единственные проценты доходности «рублевой части стратегии активного управления» (а именно за этим названием скрывается мое активное управление в той заметке), которым можно верить, это цифры за январь-июль 2002-го, когда я впервые за свою историю управления строго системно открывал позиции на весь объем. До ноября 2001-го все было не так. Нет, ни один из системных входов в октябре 1998-го – ноябре 2001-го пропущен не был (кроме 14-19 октября 1998-го, когда ММВБ не торговала 4 дня из-за распоряжения ФКЦБ и эти дни я просидел в вынужденном лонге в РАО ЕЭС), но далеко не все из них были исполнены на 100% капитала и не все из них были додержаны до системного выхода. 


Психологические проблемы начались с самого начала самостоятельного управления осенью 1998-го и главная из них заключалась в том, что мне трудно было перезаходить 100%-ми объема в лонг по ценам на 3 и более процентов выше, чем цена предыдущего системного выхода. Чаще всего в таких случаях я заходил на половину имеющегося капитала. Кроме того, хоть и реже, но я позволял себе внесистемный тэйк-профит на четверть или даже половину ранее открытой позиции. Последнее состояние еще называется в трейдерской среде: «прибыль начала жечь руки». Результат этого «рукоблудия», в общем, был прогнозируемым: в течение года множество мелких выигрышей у системы с лихвой перекрывалось прибылью, упущенной в 2-3 суперприбыльных системных сделках. Сколько мне это «стоило»? Об этом чуть позже в результатах соответствующих годов.

Также этот период моего управления характеризовался периодическими модификациями созданной системы. Почему это происходило? Дело в том, что из-за отсутствия нормальных интрадейных данных при тестировании (система создавалась на дневных данных «классической» РТС) я не имел даже реальной посделочной эквити моей системы. Все, что я смог построить – это «идеальная» посделочная эквити, сделанная в предположении, что во все дни были «идеальные внутридневные движения» (см. последний пункт здесь). И единственное, что я проверил с точки зрения устойчивости системы — это ограниченность проигрыша этой «идеальной» посделочной эквити за период в 22 дня «идеальной торговой системе» (см. первый пункт там же) за тот же период. Далее я сделал предположение, что дополнительный проигрыш за счет дней с «неидеальными движениями» распределен в целом равномерно по времени. То, что это предположение подтвердилось в ходе реального управления, было «чистой воды» везением. Но без везения в нашем деле, в-общем, и не обходится. Я отдавал себе отчет в недочетах, допущенных при тестировании системы, и поэтому любой период нескольких убыточных сделок подряд возвращал меня к анализу системной посделочной эквити с октября 1998-го и иногда этот анализ приводил к модификации системы. Последняя модификация моей системы пришлась как раз на конец июня 2002-го и с тех пор эта система торгуется на реальных счетах без изменений. 

Вот такое это было время: непростое из-за «миллиона терзаний», но интересное, творческое. И я совсем не лукавил, когда в автобиографической заметке, подготовленной к открытию сайта «Как стать трейдером?» в марте 2002-го, написал:
Все дальнейшее (мой опыт в рассматриваемый период – прим. мое) — это совершенствование навыков и знаний и… воспитание психологической устойчивости. И если за первое без ложной скромности я могу поставить себе твердую четверку, то вот со вторым, увы, получается даже до сих пор гораздо хуже. Больше тройки я себе поставить не могу. 

Доходности управления «по деньгам», т. е. на вложенный капитал, в рассматриваемый период представлены в следующей таблице:

период Купил и держи* счет компании личный счет** теория
4 квартал 1998 149.0% н/д 90.2% н/д
1999 241.6% 236.7% 308.3% 412.7%
2000 -2.2% 52.3% 56.6% 75.9%
2001 103.5% 32.5% 32.5% 40.2%
1 полугодие 2002 4.9% 14.3% 14.3% 14.3%

^*портфель Купил и держи состоял в эти годы из 70% РАО ЕЭС и 30% Газпрома
^**без учета налогообложения, вводов-выводов средств в эти годы не было, так как в январе 2000-го в компании был введен запрет на довнос средств на личные счета сотрудников (действовал до марта 2003-го), а в выводах необходимости не было

Собственно разница в столбцах «личный счет» и «теория» и показывает результат моего внесистемного «рукоблудия». У внимательного читателя при взгляде на таблицу возникнет естественный вопрос: чем вызвана разница между счетом компании и личным счетом в 1999-2000-м годах? Нет, внесистемные решения здесь не при чем. Проблема была в другом – в ликвидности рынка. Вскоре после начала управления счетом компании (как мы упоминали в предыдущей части «Истории…», управление началось в середине ноября 1998-го) выяснилось, что весьма проблематично открыть позицию с проскальзованием 0,15% больше, чем на 10 млн. руб. в РАО ЕЭС и больше, чем на 5 млн. руб. в Газпроме. Поэтому до августа 2000-го года, включительно, после каждой фиксации прибыли разница между этими суммами и суммами на счетах выводилась из управления. Так как в том же 1999-м году двузначные доходности в месяц были частым явлением, то эта процедура вывода средств происходила тоже достаточно часто. 

Ситуация исполнения сделок усугублялась еще и отсутствием в 1999-2000 годах программ интернет-трейдинга с возможностью выставления стоп-заявок. Из-за этого мне приходилось отслеживать котировки через программу Дикси от МФД, выписывать стоп- и лимит-цены и объемы на листочке и относить трейдеру, который следил за ценой и при пробитии стоп-цены выставлял две заявки (на счет компании и мой личный счет) в монитор удаленного доступа по ценам не выше (ниже) лимит-цены. Вот такая тогда была «алгоритмическая» торговля. Этот «корявый» метод торговли негативно сказывался на управлении. Дело в том, что со сменой стоп-цен без срабатывания предыдущего стопа у меня была возможность и внесистемно менять решение о лимитах на новый вход и я этим ни раз и ни два пользовался в ущерб будущей доходности управления.

Компания в эти годы пыталась своими силами сделать подобие программы интернет-трейдинга, используя трансляцию котировок из Дикси и выставление заявок, путем создания программной «примочки» к монитору удаленного доступа, но в конце концов отказалась от этой идеи и в 2001-м году приобрела программу интернет-трейдинга Нетинвестор. С появлением этой программы я сам стал выставлять стоп-заявки и следить за их исполнением. Эта автоматизация торговли несколько уменьшила мое «творчество» в части лимитов на вход и в целом способствовала уменьшению внесистемных решений при управлении.

К сожалению, у меня не сохранилась цифра доходности на счете компании в 1998-м году. Ведь управление длилось всего 1,5 месяца и я не сохранил эту цифру. Точно могу сказать, что был плюс, так как перед новым 1999-м годом я получил свою первую премию «за успех». Это было весьма кстати, ведь последняя зарплата была выплачена в сентябре 1998-го, которую, правда, выплатили по «новому» курсу 15 руб. за доллар и этих денег хватило моей семье, чтобы протянуть три месяца благодаря существенному росту покупательной способности доллара осенью 1998-го. С января 1999-го для оставшихся после сокращения сотрудников были возвращены додефолтные оклады в долларах, но я смог уговорить руководство для себя в виде исключения установить систему оплаты оклад + премия «за успех», где оклад был в долларах меньше додефолтного, но это уменьшение с лихвой перекрывалось премиальными. Потом несколько раз в разговорах со мной президент сетовал на то, что я выбрал удачный момент для такого решения, в другое время он никогда бы на это не пошел, но не в его правилах менять один раз данное обещание. Впоследствии к нему с такими предложениями ни раз обращались другие сотрудники, ссылаясь на мой опыт, но он всем отказывал, так как искренне считал, что ценность сотрудника должна определяться окладом, устанавливаемым руководством и размер премиальных тоже должен быть прерогативой менеджеров высшего звена, которым лучше известна общая ситуация в компании и вклад каждого сотрудника. Наверное, с точки зрения общего управления компанией он был прав, но лично мне такая система оплаты принесла в те годы гораздо больше, чем мой додефолтный оклад. Хотя были и негативные моменты у такого вознаграждения, связанные с просадками счета, когда несколько месяцев подряд я не имел «премии за успех», а покупательная способность долларового оклада падала даже быстрее инфляции. Вот об этих просадках мы и поговорим чуть ниже.

Максимальные погодовые просадки моего управления в сравнении с «Купил и держи» представлены в следующей таблице:

период
стратегия размер начало максимум выход
1999
Купил и держи 51.9% июль сентябрь декабрь
управление 13.7% июль сентябрь октябрь
2000
Купил и держи 59.1% март декабрь январь 2002
управление 14.8% август декабрь январь 2001
2001
Купил и держи 29.0% июль октябрь ноябрь
управление 12.8% июль октябрь октябрь

Собственно эта таблица и была моим главным аргументом, когда, начиная с января 2001-го, я периодически выходил на руководство с предложениями увеличить количество средств под управлением и выделить средства на рекламу для привлечения клиентов под это управление. Почему именно эта таблица? Потому что если внимательный читатель подсчитает суммарную доходность на счете компании в 1999-2001 из первой таблицы, то он увидит, что она составила 579,5%, а доходность «Купил и держи» — 579,6%. Как говориться, найдите два отличия . Поэтому доходность управления аргументом являться не могла, а выигрыш в риске был очевиден. Увы, но эти мои предложения отвергались с завидным постоянством. Аргументы? Мне лично высказывался следующий: «Как аналитик-стратег ты гораздо больше значишь для компании, чем как трейдер. Я был бы рад, если б ты вообще не торговал, а сосредоточился на аналитической работе, но коль тебе это нужно, то торгуй, но увеличивать средства не будем, потому что ты тогда вообще забросишь аналитическую работу». Это мнение поменялось только в 2003-м году, но об этом позже в следующей части. 

И все же у меня есть иная версия того, что тема активного управления была в компании «золушкой». Судя по распределению средств, предпочтения руководства по способам извлечения дохода были расположены в следующем порядке:
— вложения в инструменты с фиксированной доходностью, в первую очередь в векселя (это, в-общем, логично, если вспомнить за счет чего компания решила свои финансовые проблемы осенью 1998-го, и неслучайно в векселях тогда крутились средства на порядок превосходившие 15 млн. руб. под моим управлением);
— долгосрочные вложения в акции (на долгосрочные портфели из ликвидных акций – РАО ЕЭС, Газпром, Лукойл, Сургутнефтегаз, Сбербанк, ЮКОС, Мосэнерго, Ростелеком, Сибнефть (последняя только в 2001-м году), формируемые по сигналам моего долгосрочного индикатора, спокойно выделялось в несколько раз больше средств, чем под мое активное управление);
— привлечение крупных (от 10 млн. руб.) клиентов на брокерское обслуживание («ритэйл нам не нужен, он нерентабелен» и это было верно в условиях, когда единственным способом брокерского обслуживания клиентов в 1999-2000-м годах был телефон, а ритэйл означал значительное расширение штата телефонных брокеров и мониторов удаленного доступа);
— прямые инвестиции (ну это был «конек» нашего президента);
— активное управление на фондовом рынке («пусть будет, если Горчакову это надо, чтобы «быть в рынке» и глубже анализировать ситуацию»).

Надо признать, что в привлечении крупных клиентов на брокерское обслуживание мы не преуспели, зато остальные направления успешно развивались, за исключением моего управления, бывшего в компании на правах «падчерицы». Доходило до курьезов. В конце января 2001-го я выхожу с предложением вновь создать долгосрочный портфель из ликвидных акций (был сигнал долгосрочного индикатора) и увеличить средства под моим управлением. В ответ получаю согласие на формирование долгосрочного портфеля на заявленную сумму в 50 млн. руб., отказ в увеличении средств под моим управлением на 10 млн. руб. и… предложение сформировать портфель из «второго эшелона» на 25 млн. руб… Второй портфель на основе технического анализа мы с аналитиком, упоминавшимся в предыдущей части, за пару недель составили (других аналитиков к тому времени в компании уже не было), трейдеры его сформировали, только вот его доходность в 2001-2003 годах оказалась ровно такой же, как и доходность портфеля из ликвидных акций. Что-то в этом портфеле безумно выросло, что-то просто простояло, несмотря на рост индексов, а что-то даже упало, и итог по этому портфелю оказался просто индексный.

В 2002-м году мои усилия по увеличению роли активного управления получили поддержку упоминавшегося выше вице-президента по развитию. И в итоге получилось, что «камень вода точит», но это уже относится к периоду управления в июле 2002-мае 2004, о котором пойдет речь в следующей заметке. А сейчас о модификациях систем и моем последнем внесистемном решении.

Модификаций системы в этот период было несколько. Первая модификация произошла достаточно быстро – в конце февраля 1999-го и была связана с самой главной моей психологической проблемой в это время: страхом открывать позицию на 100% капитала по ценам, превосходящим предыдущий выход на 3 и более процентов. Модификация была простой: я изменил условия выхода из позиции на более долгосрочные. Тесты тут же показали ухудшение результатов по сравнению с ранее построенной системой и в итоге я стал торговать портфель из двух систем в равных долях: системы со входами по одной цене (если обе на момент входа были в ауте), но с выходами по разным. Такая модификация уменьшила внесистемные входы в позицию на половину объема, так как по более краткосрочной системе фиксировалась только половина объема и потому перезаход по этой системе уже не вызывал страха, ведь вторая система пересиживала краткосрочные коррекции «в бумагах» и не упускала часть прибыли на росте. Эта модификация, хоть и уменьшила теоретическую прибыль в 1999-2000 годах, но зато существенно сократила отставание практики от теории.

В связи с этой модификацией я бы хотел сделать одно важное замечание. Я не могу это доказать, но внутренне совершенно уверен, что результат реального управления в октябре 1998-марте 2000 был бы гораздо хуже, несмотря на то, что созданная система была хуже той, с которой я начинал торговлю и которая после модификации стала половиной портфеля систем. На мой взгляд, на первом этапе самостоятельной торговли строгое следование сигналам систем зачастую важнее, чем качество созданной системы. Потому что даже самую качественную систему можно испортить «чудачествами» при исполнении сигналов, а потому для торговли в этот период лучше брать системы, созвучные психотипу трейдера, а не самые лучшие по соотношению «доходность-риск». И уже научившись строго торговать сигналы, перейти к строгой торговле по другим более хорошим системам будет несравнимо проще. Этот путь строгого следования сигналам систем можно сократить путем разделения труда «разработчик систем — исполнитель сигналов», но и у этого метода есть свои «подводные камни», возникающие в случаях длительного проигрыша систем рынку или длительной просадки.

Вторая модификация систем была связана с просадкой в августе-декабре 2000-го года, в результате которой я пять месяцев не имел премии «за успех», да и в январе 2001-го она была весьма скромной. Когда я проанализировал эту просадку, то увидел, что основной вклад в нее внесла именно система с более долгосрочным выходом из позиции, созданная в феврале 1999-го. Проанализировав «кондуит» сделок, я увидел, что в почти 90% случаев, когда первая система выходила из лонга с убытком, вторая система выходила из лонга по ценам ниже первой. Модификация лонговой системы была естественной в рамках полученной статистики: если первая система выходит из лонга с убытком, то фиксируем весь объем, если с прибылью, то вторая система остается в лонге и ждет своего системного выхода.

В результате того же анализа я заметил, что в случае убытка в лонге по моей первой системе примерно в половине случаев она перезаходит в лонг по ценам ниже цен продажи. Так возникла идея входов в шорт: входим в шорт по цене выхода из лонга в случае убытка в лонге. Ситуация с откупкой дешевле еще больше улучшалась, если в качестве выхода из шорта брался обычный трейлинг-стоп. В результате у меня появилась первая шортовая система, которая, правда, в будущем не игралась постоянно, а включалась мной в ситуациях, когда я прогнозировал падение рынка, исходя из других соображений. Впрочем, до мая 2004-го реальные шорты были только на моем личном счете, на счете компании это были продажи акций из долгосрочного портфеля с последующей откупкой того же объема, а для клиентов на доверительном управлении шорты вообще были невозможны.

Третья и последняя модификация была связана с пятью убыточными сделками подряд в РАО ЕЭС в июне 2002. В конце мая 2002-го ММВБ изменила время торгов с 11-18 на 10:30-18:50. Как вы помните, в моей системе действовало «правило первого часа»: не открывать новых позиций до 12:00. Я механически перенес время этого правила с 12:00 на 11:30 и уже в июне 2002 получил два убыточных входа в период с 11:30 до 12:00, которых не было бы, если б правило осталось на 12:00. Оказалось, что интуитивно найденное мной время 12:00 было связано не с первым часом торгов, а с открытием Лондона в 12:00МСК. И я вернул «правило первого часа» на 12:00МСК. Кроме того, 5 убыточных сделок подряд в РАО ЕЭС в июне 2002-го заставили меня вернуться к анализу сделок, из которого я получил, что основная доля убыточных сделок в моей первой системе сосредоточена в сделках со временем сидения в позиции меньше 2-х дней. Проанализировав все такие сделки, я увидел, что их можно существенно сократить, если в качестве «трендовой» величины на закрытие, начиная со второго дня в ауте по системе с более долгосрочным выходом, брать тренд, построенный по максимумам дня. Это и была последняя модификация моей первой торговой системы, созданной в 1998-м году. С тех пор эта система торгуется без изменений, как наименее рискованная в моем портфеле, а дальнейшие модификации управления с 2004-го года уже шли по пути добавления в портфель более доходных и рискованных систем, позволяющих получать прибыль на части тех состояний рынка, на которых моя первая система «борется с нулем».

Моему последнему внесистемному решению предшествовали бурные события 11 сентября 2001 года. Сообщение большими красными буквами в мониторе Рейтер о том, что самолет врезался в башню всемирного торгового центра, застало меня в полном ауте, в котором я пребывал с 6 сентября. Счета в этот момент находились в небольшой просадке (около 6%) с июля. И вообще это сообщение было воспринято в трейдерском зале спокойно: «Во дают американцы, понастроили аэропортов в черте города, теперь у них самолеты в башни врезаются». Последовавшее за этим сообщение о теракте тоже не воспринималось серьезно: «это еще надо доказать». Но сообщение о втором врезавшемся самолете сразу изменило настроения с легко иронических на серьезные: происходит нечто трагическое, чего еще не было в истории. И трейдерский зал вместе с руководством переместился в бывшую комнату аналитиков, где был установлен телевизор с тарелкой от НТВ-плюс. Всем уже было не до торгов. Там мы увидели запись репортажа в прямом эфире, когда за спиной комментатора в башню врезался второй самолет и совсем в прямом эфире обрушение башен. Из репортажей западных новостных каналов мы узнали и о падениях третьего самолета на Пентагон и четвертого где-то в безлюдной местности. Выглядело все это, как кадры фильма катастроф и только усилием воли я заставлял себя верить, что это реальность, с которой нам придется жить в ближайшем будущем.

Немного успокоившись, мы задумались над вопросом – что дальше? Ведь еще были свежи в памяти события «черного вторника» 28 октября 1997-го, который мы тоже встретили на 90% в ауте по краткосрочному портфелю и в полном лонге по долгосрочному. Сейчас 100%-й аут по краткосрочному портфелю и 100%-й лонг по долгосрочному, в котором две трети ликвидные акции, а одна треть «второй эшелон». Не повториться ли завтра «черный вторник» на наших торгах? Но изменить уже было ничего нельзя – торги на российском рынке закончились, а в США и не открылись. Поэтому надо было успокоиться и принять решение с «холодной головой». Со свободными денежными средствами вопрос решился сразу: если сильно упадем и будет сообщение о заявлении президента США, то «купим на отскок», как 28 октября 1997-го. Продавать ли долгосрочный портфель, сформированный на февральской и апрельской коррекции рынка вниз? Нет, он покупался системно и на панике его продавать не стоит, так как падение не будет связано с ухудшением макроэкономической ситуации в России. Ведь в 1999-м мы уже имели положительный опыт игнорирования сигнала на продажу, который возник вскоре после нападения боевиков на Дагестан. Тогда сразу после ввода войск в Чечню рынок успокоился и начал расти. Если США покажут, что «готовы держать удар», то и здесь произойдет то же самое. Поэтому продавать надо при совпадении двух факторов: системный сигнал на продажу и невнятная нерешительная позиция руководства США по вопросу наказания организаторов терактов в любой точке мира, где бы они не находились. В-общем, «будем посмотреть». Вот такую позицию мы согласовали с руководством вечером 11 сентября после просмотра репортажей о терактах.

Однако ни одно из прогнозируемых нами событий не произошло. Не было на российском рынке сильного однодневного падения цен, как и не было сигнала на выход по долгосрочной системе. Что касается последнего то «виной» тому стала поддержка котировок ЮКОСа трехмиллионными бидами в РТС (в долларах), которая наблюдалась уже больше года до этих событий и от нее не отказались, несмотря на теракты. Именно благодаря ЮКОСу в сентябре 2001 индекс РТС не достиг того уровня, на котором возник бы сигнал на продажу по долгосрочной системе. И мы благополучно додержали этот порфель до его фиксации на ростах в ноябре 2003-го, когда фиксировались ЮКОС и Сибнефть и в первом квартале 2004-го, когда фиксировалось все остальное.

Что касается краткосрочного портфеля, то на сентябрьском падении с сильными отскоками вверх я удвоил просадку до 12,8% и как «манну небесную» ждал того момента, когда наконец США исполнят свое обещание о вводе войск в Афганистан, так как искренне считал, что это станет разворотной точкой для рынка. Войска были введены в начале октября и это действительно стало разворотной точкой для нашего рынка. В результате чего уже к 26 октября я отбил просадку. Этому способствовало еще то, что с июля из-за конфликта МФБ с 883-м депозитарием Газпромбанка, торги по Газпрому не проводились и потому в той части портфеля вообще просадки не было. Но столь быстрый выход из просадки почему то создал у меня мнение, что это не может продолжаться дальше и потому, купив 31 октября РАО ЕЭС по 2,933 (стоп-цена) по своей первой системе (вторая с более долгосрочным выходом сидела в лонге с 26 октября по стоп-цене 2,873) я решил отфиксировать прибыль по этой системе по 2,997 («ну 3 рубля – это ж сильный уровень сопротивления», интересно с какого «будуна» я втемяшил себе эту дурацкую мысль?) и поставил откупку по 2,94. К последнему уровню цены не дошли, а пробили 3 рубля и устремились вверх. Испугавшись откупать позицию дороже, чем на 3% от внесистемного тейк-профита, я плюнул на все и решил ждать перезахода этой системы в лонг. Угу , системный выход из этого лонга произошел 12 ноября по стоп-цене 3,811, а новый вход в лонг был 13 ноября по 3.955. Вот так на 35% портфеля (50% от 70% в РАО ЕЭС) я упустил прибыль с 2,997 до 3,811, т. е. в размере 27% (или 9,45% по портфелю в целом), если учесть проскальзование в 0,15% при продаже. Такой упущенной прибыли в одной сделке из-за несистемных решений у меня не было с первой половины 1999-го, но тогда на фоне двузначных месячных доходностей это воспринималось гораздо менее болезненно. Эта упущенная прибыль стала «последней каплей», после которой я сказал себе: «Все! Стоп! С завтрашнего дня торгуем строго системно на весь объем, за исключением случаев, когда ликвидность не позволяет нам открыть позицию на 100% объема с заданным проскальзованием (0,15% для РАО ЕЭС и Газпрома и 0,2% для Лукойла и Сургутнефтегаза)». И «с этого пути я больше не сошел», о чем свидетельствуют приведенные выше результаты первой половины 2002-го и все последующие. Но об этом строго системном управлении в июле 2002-январе 2005 уже в следующей части.

А в заключении обещанный выше первый опыт работы с клиентами. Как я уже упоминал, первые клиенты появились у меня в конце марта 2000-го. Нашли они меня по рекомендации DMTR, упоминавшегося в предыдущем разделе. Первое с чем я столкнулся – это твердое убеждение клиентов в том, что суть управления должна заключаться в увеличении количества бумаг на счете. Они имели солидные портфели РАО ЕЭС (~3 млн. руб. в ценах конца марта 2000-го) и хотели, чтобы в будущем число бумаг РАО ЕЭС на их счетах только увеличивалось. Мое робкое возражение о том, что бумаги со временем могут не только расти в цене, но и падать, и даже нарастив бумаги, мы можем оказаться в минусе, было отвергнуто аргументом, что «все равно рано или поздно вырастут». Мне сразу стало ясно, что такое управление – это торговля «только шорт», а шортовой системы у меня в то время не было. Но, несмотря на свою неготовность к такому управлению, я, тем не менее, пролоббировал заключение договора на условиях клиентов, т. е. комиссия «за успех» бралась от величины «прирост бумаг»*цену бумаг и была равна нулю, если «прирост бумаг» был отрицательным. Почему я так поступил? Потому что уже тогда я вынашивал амбициозные планы по развитию в рамках компании доверительного управления на основе системного трейдинга и хотел возглавить это направление. А для этого клиенты, приносящие компании доход в виде комиссии, мне были нужны, «как воздух». А что получилось? Удачно нарастив число бумаг на 10% на апрельско-июньской коррекции, я испугался собственной «прыти» и решил посвятить дальнейшее управление сохранению накопленной «прибыли» до сентябрьского отчета перед клиентами, путем либо полного игнорирования сигналов на выход из лонга, либо их исполнения на четверть имеющихся бумаг, реже на половину. В результате к отчетной дате в конце сентября я увеличил число бумаг на 12%, но РАО ЕЭС за это время упала на 33,1%. Нетрудно подсчитать, какая была просадка у клиентов «по деньгам»: 25,1%. И это при том, что и мой личный счет и счет компании по отношению к концу марта были хоть и в небольшом, но плюсе (в основном за счет Газпрома), который, впрочем, я «растерял» в ходе увеличения просадки в октябре-декабре 2000-го. Абсурдность ситуации усугубилась еще тем, что, несмотря на большую просадку, клиенты заплатили компании комиссию в соответствии с заложенной в договоре формулой, на которой настаивали сами. После этого случая, фраза, сказанная сотрудницей бэк-офиса: «учитесь у Горчакова брать комиссию с убытков», надолго стала крылатой в компании. Хотя моей «заслуги» в этом договоре не было никакой, я лишь отстаивал перед бэк-офисом требования клиентов. После такого результата абсурдность подхода стала очевидна и клиентам и они уже заключили нормальный договор с комиссией «за успех» от прибыли. После сентября счета клиентов управлялись точно также, как и другие счета, но из-за просадки в марте-сентябре 2000-го их счета «вышли в нуль» по отношению к марту 2000 не в январе 2001, как мой личный счет и счет компании, а только в мае 2001, т. е. через год и два месяца после начала управления, а их прибыль к концу 2001 за все время управления едва-едва подобралась к 10%. К моему счастью клиенты после столь «успешного» управления не вывели средства и получили нормальную прибыль в мои относительно «хлебные» годы: в 2002-2003-м и первом квартале 2004-го, после которого эти клиенты решили вложиться в недвижимость и ушли с фондового рынка. Наверное, не последнюю роль в их решении оставить средства под управлением, сыграл тот факт, что еще в декабре 2001-го рынок был ниже мартовских значений 2000-го, а РАО ЕЭС, на которое они так рассчитывали, было ниже на 15,3%. В будущем, «заматерев», я уже никогда не соглашался управлять портфелем бумаг клиентов и «виной» тому и этот опыт «управления».

Ну вот мы и подошли к тому времени, начиная с которого я готов представить подневную эквити своего управления.

Продолжение следует
 
 P. S. Извините, за «кривые» таблицы: скрипт данного сайта неадекватно отображает стандартные теги таблиц и пришлось их убрать.
P. S. 1. Прошу не включать данный пост в «конкурсную программу».
P. S. 2. Продолжать републикацию? (ответ (Да-Нет)  напишите в комментариях).