Был сформулирован еще в 80-е, а по-настоящему актуальным становится сейчас, когда государствам требуются все более сильные меры, чтобы сгладить очередной кризис.
Капиталистическая экономика работает циклически. Считаем ли мы это пороком (марксисты) или органичной составляющей ее существования (кейнсианцы), периодически возникающие кризисы многим доставляют неудобства. Отсюда желание многих, особенно претендующих на роль благодетелей человечества, устранить это неприятное явление.
В результате после войны государства стали проводить антициклическую политику – не в меру разогретую экономику охлаждать, а во время кризиса стимулировать, чтобы на выходе исторический график ВВП был как можно ближе к извлеченному из него графику тренда.
В последние годы широкая публика близко познакомилась со стимулирующими мерами – снижение процентных ставок и другие способы увеличения денежной массы, а также фискальные меры, включая раздачу денег. Получаемый в результате рост расходов – это дополнительная выручка для бизнеса, которая поддерживает его на плаву в плохие времена.
Однако побочным продуктом такой господдержки является возникновение одной нежелательной психологической установки у поддерживаемых. Они к ней привыкают, и допустимый для них уровень риска повышается.
Жадность и страх суть главные двигатели делового цикла, и политика поддержки экономики смещает этот баланс в пользу первого. Уровень риска, который в отсутствие господдержки считался бы самоубийственным, при ее наличии оказывается приемлемым. Действительно, почему не взяться за более рискованный проект, обещающий повышенную доходность, если в случае провала спасет государство?
Такая психология имеет накопительный эффект. От цикла к циклу люди на своем и чужом опыте учатся принимать все более высокие риски, напр., в виде долговой нагрузки, потому что снова и снова при наступлении кризиса подключается государство и отменяет конец света. Для некоторых счастливчиков риск оборачивается сверхдоходами, а для подавляющей массы – «фу, и на этот раз пронесло». Путеводной звездной, при этом, для всех будут первые.
Ставки в игре растут – растет и нагрузка на бюджет. Все больше денег требуется для достижения прежнего эффекта.
Это напоминает наш советский опыт. Предприятия могут не переживать о рентабельности ввиду того, что слабых всегда поддержат за счет сильных. Но зачем в такой системе быть сильным? На уровне отдельного агента незачем, поэтому сильных все меньше и слабых становится все труднее поддерживать. Закономерным итогом оказывается развал плановой системы.
При капитализме эффект государственного вмешательства тот же. Повышается удельный вес убыточных проектов, и нагрузка на прибыльные проекты возрастает. Как и в нашей недавней экономической истории, эта тенденция имеет свой логический конец. За последние сорок лет ставка в развитых странах неуклонно снижалась, и этого уже не хватает – для предотвращения кризисов принимаются все более сильные меры, включая количественное смягчение и вертолетные деньги.
«И если вы меня спросите: «Где здесь мораль?» Я направлю свой взгляд в туманную даль» и отмечу, что изложенная здесь теория предсказывает, что без серьезного финансового кровопускания на уровне глобальной экономики не обойтись, хотя его сроки никто не назовет.
Хоть нам и импонирует оптимистичный взгляд на глобальное будущее, но и об устройстве капитализма забывать не стоит.
Мой Телеграм-канал
2. если бы экономические агенты не рассчитывали/боялись вмешательства Центрального органа, они вели бы себя разумнее (но вот тут не уверен)
ведь они своими деньгами оперируют, а политики и чиновники чужими — налогами и активами, принадлежащими всем гражданам