Больше чем деньги. Часть 3. Финансовая история человечества от Вавилона до Уолл-стрит. 17-19 век.

Больше чем деньги. Часть 3. Финансовая история человечества от Вавилона до Уолл-стрит. 17-19 век.

Лондон начал становиться космополитической столицей мира в XVII в. после событий, которые сами британцы назвали Славной революцией — Glorious Revolution. 

В конце XVII в. в Лондоне уже было полно приезжих.

Политическая Славная революция плавно перешла в финансовую революцию.

Началась она после издания в 1688 г. закона о долговых обязательствах (Promissory Notes Act). 

Власть короля в решении финансовых вопросов ограничили и основную часть полномочий отдали парламенту. 

Но главная инновация состояла в том, что государственный долг теперь рассматривался как национальный долг страны. 

Еще в 1600 г. в Англии создали первое общество с ограниченной ответственностью — Британскую Ост-Индскую компанию.

В хартии Ост-Индской компании сказано, что ее участники (218 купцов) несут лишь ограниченную ответственность за результаты деятельности компании в пределах размера своей доли. 

Именно это и стало принципиально новым — сами по себе колониальные компании возникали в Англии и раньше. Для инвесторов появились совершенно новые перспективы. 

Кто из них захотел бы вкладывать деньги в деятельность компании, прибыль которой трудно точно спрогнозировать, но за убытки которой нужно платить из своего кармана?

Быстро возник рынок акций (в 1690 г. их покупка и продажа были уже обычным делом), а вместе с ним и рынок деривативов — опционов и фьючерсов. 

А это создало потребность в профессиональных посредниках — брокерах и джобберах. 

Брокеры работали за комиссионные и не вкладывали собственных капиталов. 

А джобберы шли на гораздо больший риск, покупая ценные бумаги за свои деньги, чтобы в нужный момент продать их и получить прибыль на разнице цен.

Все это оказалось новым, необычным и увлекающим многих. 

Английская финансовая революция заложила основу для следующей революции — промышленной. 

Децентрализация и протестантская этика зарождающегося капитализма стали характерными чертами британской модели финансовых рынков, да и бизнеса в целом.

(Акционерный бум 1690-х гг).

Любой желающий мог основать компанию якобы для подготовки экспедиции за пряностями и начать продавать акции. 

Вопрос о том, имеет ли он какое-то отношение к дальним плаваниям и специям, вообще не ставился. Так что простор для мошенников был широчайший.

Только за два года, с 1691-го по 1693-й, основали более 60 новых компаний. 

Первые 11 были созданы для поиска сокровищ на затонувших кораблях. 

Потом стали появляться компании для производства простейшего подводного снаряжения, а за ними и другие. Половину из них организовали только для того, чтобы выпустить акции, продать их и собрать деньги.

 Общий энтузиазм в те годы был велик, и без особых усилий акции номиналом 10 фунтов продавали по 50: инвесторы не очень вникали, что́ это за компания и какие у нее перспективы.

Несмотря на банкротства многих акционерных компаний, осталось главное — ощущение подъема, настроение роста в умах инвесторов. 

И рынок ценных бумаг — прежде всего надежных государственных облигаций.

В те годы общего подъема возникла и финансовая пресса.

Впрочем, самую свежую информацию можно было получить от брокеров и джобберов, собиравшихся в кофейнях. Чтобы посторонние не понимали смысла важных разговоров, брокеры и джобберы выработали особый жаргон, называя акции разных компаний всякими условными именами. 

Для неискушенного слушателя такие разговоры выглядели очень загадочно. 

Однако Даниель Дефо, знавший эту публику и сам потерявший неудачно вложенные деньги, смотрел на эти разговоры в кофейнях гораздо проще, считая их всего лишь средствами для маскировки мошенников, пытающихся любой ценой выманить деньги инвесторов.

Территориальная экспансия Англии началась во второй половине ХVІ в. и через три столетия привела к созданию глобальной морской империи. 

Колониальные компании проложили торговые пути, связавшие Лондон (крупнейший в мире порт) с Индией, Мадейрой, Британской Вест-Индией и иными далекими частями мира.

Раньше инвесторы вкладывали свои капиталы если не в надежные и проверенные гособлигации, то в основном в ценные бумаги Банка Англии. 

Но после того как в 1710 г. банку предоставили монополию на выпуск бумажных денег, он снизил прибыль по своим бумагам до 5% годовых. 

Инвесторы стали искать более выгодные пути вложения денег — а в те годы больше прибыль могли дать только акции колониальных компаний. 

Вскоре появилась такая возможность, связанная с Компанией Южного моря (South Sea Company), основанной в 1711 г.

Была еще одна, самая важная цель — выкупить хотя бы часть государственного долга. 

Англия ввязалась в долгую Войну за испанское наследство (1701–1714) — самый крупный военный конфликт того времени в Европе. 

Компания Южного моря должна была принимать государственные облигации в оплату своих акций.

Джон Блант не скупился на рекламу и создание красивой легенды — по заказу компании известный публицист Даниель Дефо писал статьи о богатствах Южной Америки и о том, что там можно будет заработать огромные деньги, продавая шелковые носовые платки и чеширский сыр. 

:--) Как будто кто-то эти платки и сыр собирался там покупать. 

Но главное, что придумали легенду. 

Как мы знаем, на самом деле речь шла о продаже рабов, хотя и это не было главной целью.

Дефо стал пионером экономической журналистики.

Роман о Робинзоне Крузо оказался продолжением этой рекламной кампании — его действие происходит на одном из островов Карибского моря.

Пресса начала массовую публикацию заказных статей о том, какую невероятную прибыль получат акционеры компании. 

В ход пошли откровенно фейковые новости — что Испания якобы решила уступить компании четыре порта в Чили и Перу и готова дать ей право торговать по всей Южной Америке.

Неправдоподобность таких сообщений была очевидна. 

Но, видимо, среди инвесторов политикой мало кто интересовался, и они легко верили всем этим небылицам.

А из Парижа приходили новости о том, как успешно компания Джона Ло обменивает облигации госдолга на свои акции. Это подогревало энтузиазм руководителей Компании Южного моря: они шли по верному пути. 

А когда в начале 1720 г. во Франции начался кризис «системы» Джона Ло, это вызвало еще больший рост акций Компании Южного моря — те, кто успел забрать свои деньги в компании Ло и вывести их из Франции, теперь искали способ их выгодного вложения. 

И покупали акции Компании Южного моря, почему-то совершенно не задумываясь о том, что в Лондоне повторяется история Джона Ло.

В Лондоне председателем совета директоров компании захотел стать сам король Георг I. 

Отчасти это решение было вызвано личными долгами короля — он тратил на сотни тысяч фунтов больше, чем ему выделял парламент. 

Но об этой причине мало кто знал, и для инвесторов участие короля в управлении компанией стало знаком, что капитал компании гарантируется государством. 

А раз так, то ей можно доверять.

А Джон Блант начал продавать акции компании в кредит под залог самих акций. 

За одну акцию номиналом 100 фунтов выдавали 250 фунтов кредита (реальная цена акции составляла на тот момент 270 фунтов) под 5% годовых. 

Размер кредита для одного заемщика не мог превышать 3 тысяч фунтов. 

Скоро сумма выданных кредитов достигла миллиона фунтов. 

Акции быстро выросли,  17 июня цена составила тысячу фунтов.

Когда акции подорожали в 10 раз, многие люди с небольшими сбережениями вдруг разбогатели, хотя и ненадолго. 

Скромный лавочник или купец, вовремя включившийся в игру, покупал себе большой особняк и разъезжал в позолоченной карете, запряженной шестеркой хороших лошадей.

Капитализация рынка акций выросла в 100 раз — с 5 млн фунтов в 1695 г. до 500 млн фунтов в 1720-м.

Большинство новых компаний имели спекулятивный характер. 

Особенно отличилась одна из таких компаний, даже не ставшая утруждать себя придумыванием каких-то целей. 

Учредители заявили, что компания основана для одного «очень важного дела», которое настолько выгодно, что его подробности пока не будут разглашаться. 

Дивиденды обещали совершенно невероятные — 100% годовых. 

Компания якобы собиралась выпустить 5 тысяч акций номиналом по 100 фунтов. Но для внесения в очередь желающих нужно было сдать по два фунта.

Когда началась подписка, возле конторы учредителя собралась огромная толпа желающих, и за один только день они сдали более 2 тысяч фунтов. 

Учредитель не стал долго ждать и рисковать, забрал деньги и скрылся.

(Закон о «мыльных пузырях»).

Самым большим пузырем стала Компания Южного моря. 

Джонатан Свифт в небольшой сатирической поэме с иронией описал раздувание такого пузыря (bubble) и его неизбежный крах.

А тем временем акции Компании Южного моря упали до 130 фунтов, после еще недавней тысячи фунтов. 

«Многие понимали, что так случится, — писал потерявший свои инвестиции Джонатан Свифт, — но никто не был готов, никто не подозревал, что конец подкрадывается, словно ночной вор». 

Множество инвесторов потеряли большие деньги. 

Был среди них и знаменитый физик Исаак Ньютон.

(Инвестиции великого ученого).

Исаак Ньютон первую половину своей жизни посвятил науке, а вторую — финансам.

Ньютон стал одним из первых, кто заинтересовался этими бумагами, начав их покупать задолго до бума, еще в 1712 г. 

К тому же Ньютон при его должности знал, что компания будет заниматься государственным долгом, и понял, что это выгодное дело. 

Для Ньютона и других инвесторов главным оказалось то, что ее акции росли и на них можно было обогатиться.

В середине 1719 г. он купил акций на 13 тысяч по цене 130 фунтов. 

В мае 1720 г. Ньютон продал 80% акций по цене 350, получив 20 тысяч фунтов прибыли (более 4 млн фунтов сегодня). 

Однако акции продолжали расти — компания умело распускала слухи о своих перспективах, и пузырь надувался. 

Ньютон понял, что слишком рано продал акции, заволновался и в июне 1720 г. снова купил их в два раза дороже, чем недавно продал, — по цене 700 на 26 тысяч фунтов.

Ажиотаж повлиял на него, и Ньютон из рационального и хорошо осведомленного инвестора превратился в увлекшегося спекулянта. 

Вскоре акции начали быстро падать и опустились ниже 200 фунтов. 

Ньютон потерял 22 600 фунтов (4,6 млн фунтов по сегодняшним ценам). 

Первооткрыватель закона всемирного тяготения так и не понял смысл «закона финансового тяготения»: 

раз то, что поднимается вверх, неизбежно упадет, то и быстро растущие цены на акции потом так же быстро снизятся.

Ньютон говорил: — Я могу рассчитать движение небесных тел, но не безумие толпы». 

После этого Ньютон стал молчаливым. 

Еще раньше ему был пожалован титул лорда, и много лет он молча просидел скучая на заседаниях палаты лордов. 

А однажды попросил слова. 

Все оживились, ожидая, что же скажет знаменитый ученый и государственный деятель. 

А он всего лишь хотел, чтобы закрыли окно, — из него сильно дуло, и Ньютон боялся простудиться.

Рынок ценных бумаг обвалился, за ним и рынок недвижимости, и денежный, и товарный рынки. Те, кто вовремя избавился от акций, получили хорошую прибыль. 

А большинство акционеров компании Джона Бланта полностью обанкротилось.

Грандиозный пузырь, на полвека затормозил экономический рост в Англии и промышленную революцию. 

И возникает вопрос: неужели случайно почти в одно время разворачивались две очень похожие истории:

Западной компании Джона Ло в Париже и 

Компании Южного моря Джона Бланта в Лондоне? 

Проблема государственного долга нависала над правительством и там и там. 

Поэтому идея выкупить его за раздутые в цене акции колониальной компании оказалась как нельзя кстати.

Но, идея конвертации государственного долга с помощью колониальной компании зародилась, скорее всего, в Англии.

(Глава 11. Джентльменский капитализм).

Неформальные сети для обмена знаниями и были главной движущей силой промышленной революции, а вовсе не изобретатели-одиночки.

В Англии эпоха Просвещения в сочетании с джентльменским капитализмом и его доверительным клубным стилем бизнеса породили особую инновационную среду, необходимую для создания и воплощения в жизнь радикальных технологических инноваций. 

Такая среда возникает, когда в одном месте собирается достаточное количество талантливых людей.

И если в этом месте есть свободные капиталы. 

Примеры из истории (тот же Китай) показывают, что самые продвинутые технологические инновации очень даже возможны и в тех авторитарных обществах, где развит предпринимательский дух.

Почему именно в Англии?

У французских предпринимателей прибыль от вложенного основного капитала была не более 15%. 

А в Англии норма прибыли составляла 40%. 

Кроме того, в Англии 18 в. оплата труда стала выше, чем в других странах, а цена главного энергоносителя (угля) — ниже. 

Потому новые изобретения, связанные с паром и углем, прижились в Англии гораздо раньше, чем там, где цена угля намного выше, а оплата труда — ниже. 

В тех странах возникал естественный вопрос, зачем тратить деньги, время и силы на создание нового станка, если труд инженеров не смогут достойно оплатить, а станком все равно никто не воспользуется из-за дорогого топлива. 

Так дешевый английский уголь стимулировал изобретение парового двигателя.

Именно в Англии финансовая революция, защита прав собственности, накопление капиталов и благоприятные условия для инвестирования этих капиталов через рынок ценных бумаг создали «критическую массу», подтолкнувшую начало индустриальной революции.

А во Франции подходящих условий не было и «критическая масса» не сформировалась.

В 17 в. основным источником финансирования промышленной революции были внутренние сбережения компаний, накопленные благодаря прибылям от колониальной торговли, а также за время общего подъема после финансовой революции 1688 г. 

Свободных капиталов тогда хватало — зарождающаяся британская промышленность была просто переполнена ими.

Переселившиеся в Лондон финансисты из Франции, Нидерландов и Германии образовали ядро новой космополитической финансовой аристократии. 

Космополитической — потому что страна и город для этих энергичных и богатых предпринимателей значения уже не имели.

«Так родилась новая аристократия».

Ротшильды подорвали власть старой родовой аристократии, которая уже ничего не могла противопоставить влиянию финансистов. 

И дали Европе новую элиту. 

Так создавалась основа финансового капитализма.

(Натан Ротшильд).

Пять братьев Ротшильд создали свою невидимую бизнес-сеть неформальных личных связей для крупных операций с золотом и ценными бумагами.

Натана стали называть «Бонапартом финансов», говорили, что если деньги стали богом, то именно Ротшильд — пророк этого бога. 

В 1792 г., до начала войн с Наполеоном, одна трехпроцентная британская государственная облигация номиналом 100 фунтов продавалась за 96 фунтов, 

а в 1815 г., перед битвой при Ватерлоо, — за 60 фунтов.

Интуиция подсказывала Натану Ротшильду, что этим нужно воспользоваться. 

Он считал, что войска Наполеона будут разгромлены и тогда курс британских облигаций станет быстро расти. 

В самый решающий момент цена на облигации еще больше упала — никто ведь не знал наверняка, чем закончится битва, в начале которой французы имели преимущество. 

Как только битва завершилась, люди Ротшильда сразу отправили ему почтового голубя. 

Он первым узнал о победе англичан за двое суток до того, как в Лондон доставили официальное сообщение, и успел скупить по низкой цене огромное количество облигаций. 

Потом эти бумаги начали быстро расти в цене. 

В 1815 г. Натан снова купил большое количество облигаций.

Когда он начал продавать облигации в 1817 г., они выросли на 40% — он заработал на разнице курса больше 100 млн фунтов.

Так гласит легенда. 

А дотошные историки, особенно знаменитый Нил Фергюсон, подсчитали, что в Англии в принципе не было такого количества облигаций, чтобы Ротшильд мог заработать 100 млн и стали выяснять, как возникла эта легенда. 

Оказалось, что она впервые появилась в 1846 г. в малоизвестной сегодня антисемитской брошюре на французском языке.

На самом же деле Ротшильд получил весть о победе англичан действительно раньше, чем британское правительство, но доставили ему сообщение курьеры на лошадях. 

Облигации он тоже покупал, но далеко не в таких количествах, и заработал не 100 млн, а гораздо меньше.

Однако после этих операций Натан Ротшильд стал крупнейшим игроком на лондонском рынке государственных облигаций, оттеснив главных конкурентов — банкиров Бэринг.

Слава об успехах обосновавшегося в Лондоне Натана Ротшильда быстро распространилась, и в британскую столицу потянулись финансисты из других городов Европы.

В Лондон переселялись не только амстердамские банкиры, но и немецкие коммерсанты из Гамбурга и Франкфурта, спасавшиеся от притеснений турок богатые греческие купцы и многие-многие другие. 

Они перемешивались в лондонском Сити и становились космополитической финансовой аристократией, державшей в своих руках всю международную торговлю.

А когда в 1819 г. возобновился обмен британских банкнот на золото, временно отмененный в 1797 г. из-за Наполеоновских войн, фунт снова стал столь же надежным, как золото. 

И основной международной валютой. 

Избыток свободных капиталов и постоянное снижение учетной ставки привели к удешевлению кредита. 

Английский финансовый рынок процветал.

Начался экспорт избыточного капитала, который вкладывался в латиноамериканские облигации.

(Латиноамериканские бумаги).

Страны Латинской Америки несколько веков были испанскими колониями, пока в 1810-х гг. там не началась война за независимость. 

Ее возглавил национальный герой Симон Боливар, памятники которому и сегодня можно увидеть во многих городах Центральной и Южной Америки. 

В 1810 г. первой провозгласила независимость Венесуэла, за ней и другие страны. 

Все эти новые государства для своей борьбы за освобождение брали в долг деньги в Англии через облигационные займы. 

Не менее популярными, чем облигации, были латиноамериканские акции. 

Благодаря британским капиталам в новых государствах началась волна акционерного учредительства и стали создаваться компании по добыче золота и серебра. 

В результате все «классы населения бросились на фондовую биржу спекулировать на повышение…

Так начался спекулятивный бум 1824–1825 гг., достигший своего максимума в начале 1825 г., когда парламент принял постановление об отмене Bubble Act, почему-то решив, что спекулятивных пузырей больше не будет.

Так первый железнодорожный бум вызвал общий промышленный подъем и волну акционерного учредительства в 1836 г.

Вначале строительство железных дорог финансировали с помощью облигаций — так в первой половине ХIХ в. 

В Англии было получено 75% капиталов. Железнодорожные проекты поддерживались государством.

Но хотелось получить больше, ведь прибыльность железнодорожных облигаций оставалась в среднем на уровне около 5% в год. 

И тогда пошли в ход железнодорожные акции. 

А тут еще первая железная дорога с регулярными пассажирскими перевозками Liverpool & Manchester Railway выплатила повышенные дивиденды, около 10%. 

Все поняли, что на акциях можно заработать гораздо больше, чем на облигациях. И начался ажиотаж.

Uлавной движущей силой подъема середины 1840-х гг. снова стали железнодорожные проекты. 

По сути, возобновился все тот же бум 1830-х, в котором возник недолгий перерыв из-за кризиса 1837 г. 

Желающих заняться этим прибыльным делом оказалось так много, что, как писал Диккенс, 

«…приходится выбрасывать сотни тысяч фунтов… на взятки, прежде чем удается проложить один-единственный дюйм железнодорожного полотна»/

Прибыль от инвестиций в акции железных дорог достигала 8–10%, а проценты по государственным облигациям продолжали снижаться, опустившись по некоторым займам до 3,25%. 

Поэтому спекуляции с акциями железнодорожных компаний так привлекали всех, оттягивая на себя огромные капиталы.

Разбогатеть на постройке железной дороги было легко. 

Для начала учреждали акционерную компанию и получали от парламента разрешение, где указывался капитал компании и то, какую его часть должны собрать от размещения акций, а какую — от облигаций. 

Когда начиналась продажа акций, их обычно покупали в кредит с первым взносом 10% стоимости. 

После этого частично оплаченные акции многие перепродавали, и они попадали на рынок — это считалось нормальным. 

Часто железнодорожные акции компании выпускали даже до получения разрешения на начало строительства. 

Ну и наконец нанимали инженера, чтобы подготовить проект дороги. 

Хотя это считалось делом второстепенным — главное акции/

К середине 1845 г. бум стал наивысшим, цены на некоторые акции выросли на 500%.

Около тысячи компаний собирались инвестировать в железные дороги более полумиллиарда фунтов, из которых реально собрали только 48 млн. 

Кризис начался в октябре 1845 г., вызвав снижение цен всех акций на 30–40% и многочисленные банкротства биржевых спекулянтов.

Железнодорожные проекты оттянули на себя огромные деньги, высосав их из всех других секторов экономики. 

И после волны банкротств железнодорожных компаний под угрозой оказалась вся финансовая система.

Но, железнодорожный бум в Англии закончился, оставив после себя не только воспоминания о грандиозных скандалах и спекуляциях, но и разветвленную железнодорожную сеть.

Фальсификация отчетности с целью скрыть реальные размеры прибыли стала обычным делом. 

А высокие дивиденды акционерам платили не из прибыли, а из основного капитала. 

В 1844–1847 гг. компания Хадсона выдавала каждое полугодие максимальные дивиденды (10%), а ведь реальная прибыль не могла быть все время одинаковой.

(Глава 12. Граждане мира).

Перенесемся в Викторианскую эпоху.

Каждый год долгого, 63-летнего правления (1837–1901) королевы Виктории расширял границы Британской империи. 

Предприимчивых англичан звали далекие края, и раскинувшиеся по всему миру колонии позволяли последовать за этим зовом.

После появления железных дорог, океанских пароходов, телеграфа и телефона мир стал казаться единым. 

И это единство завораживало, обещая новые безграничные возможности. 

Началась волна «британской» глобализации.

А золотой стандарт создал наиболее благоприятные условия для беспрепятственного движения капиталов.

Политика свободной торговли оказалась удобной для иностранных инвестиций и экспансии британских капиталов. 

Выгоднее всего было вкладывать капиталы в железные дороги (преимущественно американские), что британцы и делали. 

В Европе в 1850-х гг. английский капитал тоже доминировал — 40% акций французских железных дорог принадлежали британским инвесторам. 

Так Англия, «мастерская мира» в начале ХІХ в., стала банком для всего мира.

История наглядно показала, что секрет материального благополучия не в количестве накопленного золота, а в свободе предпринимательства, неотделимой от личной свободы.

Лондонскую биржу называли тогда самым большим игорным домом всего мира, и она манила к себе толпы спекулянтов со всех концов земли. 

Сюда же стекалась вся финансовая информация.