Новости рынков | Сланцевая революция. Это только начало

     Несколько лет главной опасностью для бизнеса «Газпрома» назывался американский газ из нетрадиционных месторождений сланцевых пород, в то время как конкуренция со стороны арабского, иранского и каспийского энергоносителей явно недооценивалась.
      Фотографии разрушенного стыка «Южного потока» облетели все европейские массмедиа. Они смогли стать новым символом до этой очень вялой реакции ЕС на российскую агрессию против Украины. Но при этом нельзя сказать, что жест Софии стал неожиданным. В 2010 году правительство Болгарии согласилось участвовать в газопроводном проекте только благодаря тому, что тогдашнему болгарскому руководству удалось выдавить из Москвы весьма оригинальный «бонус». Им стала гарантия того, что некогда обширные и чересчур амбициозные российско-болгарские планы по расширению мощностей атомной энергетики Болгарии будут свернуты на условиях, выгодных исключительно Софии. Долги Болгарии по этим планам составляли $750 млн. В 2010–2013 годах они были списаны и оригинально переоформлены — в виде закрепления эксклюзивных прав российского «Газпрома» на долю болгарской госкомпании ЕАD в трубопроводном проекте «Южный поток».

     Такая экзотическая форма выкупа болгарских долгов никак не смогла ускорить реализацию трубопроводного проекта, зато привела к полной сдаче российских позиций в болгарском атомном секторе. В начале 2014 года вместо российских государственных компаний за расширение единственной в Болгарии АЭС взялась американская корпорация Westing-house. Она начала проникновение в Восточную Европу с Украины. На рынке нашей страны с 2001 года корпорация смогла провести адаптацию американского ядерного топлива ко все еще работающим реакторам советского и российского производства. До 2014 года Москве удавалось успешно давить на украинские власти, которые в итоге, летом 2012 года, опустились до уровня попыток лишить Westinghouse права продавать свое топливо на отечественном рынке. Причиной было названо «выявление дефектов», подтвердить наличие которых к 2014 году так и не удалось. В результате у загруженного заказами Westinghouse дочернего завода ядерного топлива в Швеции появилась не только перспектива возобновления поставок в Украину, но и большее — возможность расширения поставок американского топлива на болгарский рынок.
      Зачем Кремль решился на такие заведомо провальные уступки Болгарии? Ответ на этот вопрос большинство работающей в газовой промышленности ЕС специализированной прессы находит в обширных планах региональной газовой приватизации. Они буквально захлестнули этот регион Европы в 2012–2013 годы. Реализация началась с пораженной долговым кризисом Греции — страна была вынуждена выставить на продажу госкомпании DEPA и DESFA. Затем Турции — она в 2012 году официально заявила о планах приватизации нефтегазодобывающей государственной компании ТРАО. Затем Болгария приняла решение приватизировать государственный холдинг ЕАD. Вовлечение газовых рынков всех этих стран в новый российско-европейский газопроводный проект «Южный поток», по убеждению стратегов «Газпрома», должно было стать инструментом получения привилегированных позиций в этой волне приватизации.
     После решения Европарламента, определившего «Южный поток» как нежелательный для европейских государств проект, лопнули надежды на такой инструмент участия российского капитала в охватившей юго-восток Европы газовой приватизации. Как показала проведенная в 2013 году первая неудачная попытка разгосударствления греческой DEPA, главными конкурентами «Газпрома» на этом направлении являются компании — экспортеры топлива из Азербайджана и Катара, а также трейдеры газа из Турции.
А КАТАР ПРЕДУПРЕЖДАЛ
     В этом году заканчивается введенный эмиратом Катар на 2005–2014 годы мораторий на привлечение инвестиций в разработку крупнейшего в мире освоенного морского нефтегазового месторождения NorthField. Его разведанные запасы составляют 25,4 триллиона кубов природного газа и 7 млрд. т нефти и конденсата.
     До объявления моратория из всех 12 блоков месторождения в активном освоении находились всего четыре. Они приносили Катару по 280 млрд. м3 газа в год. Эксплуатация месторождения позволила катарской государственной Qatargas еще в конце прошлого века уверенно закрепиться в статусе крупнейшего в мире экспортера сжиженного природного газа (LNG).
     Главная официальная причина того, почему именно на 2014 год Катар наметил расконсервацию свободных запасов NorthField, лежит в плоскости урегулирования долевых прав с Ираном. Понимая, что рано или поздно все равно придется с Ираном жить мирно и делиться доходами от месторождения, Катар в 2005–2013 годах сделал ставку на развитие транспортной и судоходной инфраструктуры экспорта LNG. И вместе с тем Доха рассчитывает на перекупку иранских ресурсов, а также на то, чтоСША сумеют ограничить влияние РФ на Иран и иранский газ сможет без санкций проникать на рынок ЕС. В ходе этой стратегии счет инвестиций Катара в развитие танкерного судостроения в Южной Корее, Франции, Финляндии и Нидерландах пошел на десятки миллиардов долларов.
    Кроме дороговизны на мировом рынке фрахта танкеров, доминирование на котором вплоть до прихода на рынок арабов принадлежало судовладельцам Греции, следует отметить барьеры на пути экспортной экспансии Катара, которые далеко не ограничивались инфраструктурными и судоходными проблемами. Дело в том, что вывозить только в форме LNG ресурсы NorthField не очень выгодно. Для полноценной прибыльности должен быть еще и прямой трубопроводный экспорт в ЕС через Ирак, Саудовскую Аравию, Сирию и далее в Турцию. Перспектива начала нового для Катара трубопроводного маршрута экспорта газа возникла исключительно в области политики. (После того как США в 2000-х удалось вывести Ирак из перечня стран-изгоев).
    Успех международной миссии в Ираке не снизил градус религиозного гражданского противостояния, но страна смогла стать свободной для обильных инвестиций со стороны корпораций ЕС и США. В результате иракская добыча в 2013 году начала исчисляться сотнями тонн миллиардов кубометров газа и сотнями миллионов тонн нефти.
    По идее, для Катара, который экспортирует львиную долю своего газа в КНР, Японию и Южную Корею, экспорт из Багдада должен был составить конкуренцию. Но этого не произошло. Дело в том, что Ирак имеет всего два крупных порта в Персидском заливе, и эти мощности критически малы. В долгосрочной перспективе помогать иракским экспортерам в работе на рынках Китая и Японии взялся Катар — с 2012 года компании страны начали выкупать часть трубопроводных ресурсов инвесторов иракской газодобычи на границе с Турцией, а взамен, по уступке, отдавать иракцам ресурсы катарского LNG в портах Залива.
    Катар и без этой турецко-иракской схемы занимает до 25% рынка природного газа в государствах ЕС и считается главным конкурентом российского «Газпрома» на этом самом быстрорастущем в мире европейском газовом рынке. Вытеснять «Газпром» Катару в 2005–2013 годах мешал местный конкурент — Египет. До начала войны в Сирии они построили газопровод Аrab Gas Pilpelenes и надеялись, что в 2013–2017 годах экспорт египетского газа в Турцию и ЕС составит 15 млрд. м3 и затем вырастет до 60 млрд. м3 в год. Но незавершенная революция в Каире и привязанность Москвы к режиму Асада в Сирии играют на руку экспортерам Катара — даже если Асад с его любовью к химическому оружию повторит судьбу Хусейна, сирийский транзитный коридор вряд ли быстро восстановится.
    В итоге Иран и Катар, начав с этого года размораживать свое партнерство и запасы месторождения NorthField, уже не встретят на пути в Турцию и ЕС практически никакого конкурентного противодействия. Главное в этом деле — постоянно подогревать нездоровую тягу Кремля к гениальным путям российской внешней политики и поддержке Дамаска. Ведь исключительно благодаря внешней поддержке Москвы и Тегерана Башар Асад умудрился истребить сотни тысяч граждан собственной страны и даже не думает на этом останавливаться. При этом ожидать похвалы или комиссионных вознаграждений от экспортеров газа из Персидского залива, которые выигрывают от войны, диктатору Сирии вряд ли стоит: как говорят в таких случаях, «гений — это судьба».
РЕВОЛЮЦИЯ СТАЛА МИРОВОЙ
    Так как весной ЕС категорически отказался от нового газопровода из России, запланированная Катаром еще в 2005 году расконсервация газовых резервов имеет прямое отношение к Киеву. «Газпром» вопреки целой веренице украинско-российских газовых кризисов достаточно самоуверенно считал второй по объему в Европе отечественный газовый рынок эксклюзивной вотчиной «Газпромэкспорта» и его местных комиссионеров. Находясь в плену иллюзий, главным своим оппонентом в Украине российские экспортеры считали планы распространения на восток Европы технического опыта американской сланцевой революции.
    Эта технология с 2012 года принесла США первое место в мире по добыче газа и позволила стране сократить зависимость от импорта — и это хороший пример для подражания всем восточноевропейским государствам. В более короткой перспективе в качестве своих главных оппонентов «Газпром» видел проекты строительства портовых LNG-терминалов в Польше, Украине, Турции, Греции и Хорватии.
    По замыслу московских стратегов, именно через них арабский и в перспективе американский газ должен был увеличить свою долю на европейских рынках. В количественном измерении это не представляло особой угрозы российскому экспорту. Но вслед за сланцевой революцией в США новую и очередную существенную угрозу начала формировать перспектива наращивания трубопроводного экспорта в ЕС ресурсов из Ирака, Ирана и Катара. Эти риски российские власти явно проспали. И им уже не остается ничего иного, кроме как заретушировать свои газовые провалы конфликтами с соседними странами