Петр Тер-Аванесян: «Нужно инвестировать в редкие вещи»

Петр Тер-Аванесян — авторитетный российский эксперт фондового рынка. Специалист по ценным бумагам, трейдер, портфельный управляющий, автор популярного телеграм-канала «Инвест Навигатор» — на всех профильных конференциях он желанный спикер, чьи взвешенные оценки и прогнозы вызывают неизменный интерес как у профессиональных участников рынка, так и у частных инвесторов. О разочаровании в облигациях и отказе от акций, вере в биткоин и золото, а также потенциальной угрозе, исходящей от цифрового рубля, Петр Тер-Аванесян рассказал в интервью Boomin.

«Я избегаю инфраструктурных рисков, которые не могу контролировать»

— Как изменилось ваше отношение к инвестиционным инструментам по сравнению с относительно спокойным 2021 г.? И изменилось ли вообще?

— Изменилось, и очень сильно, и продолжает меняться. Вся моя прошлая карьера в основном была связана с облигациями. В трейдинг я пришел в марте 1997 г. Тогда я был молод, и у меня были одни цели, сейчас я более, чем в два раза старше — и цели стали другими. Долгие годы мне было спокойнее и удобнее держать деньги в облигациях — бумагах крупных компаний, евробондах и в ОФЗ. Но осенью прошлого года у меня выкристаллизовалось видение, что облигации — это не выход в сложившейся экономической ситуации. Есть такой тезис: «Акции — это казино, а облигации — математика». Я всегда так и думал. Но если акции в России — по-прежнему рулетка, то облигации потеряли былую предсказуемость на фоне роста валютного риска.

Если раньше валютный риск я относил исключительно к курсу рубль-доллар, то сейчас это понятие для меня существенно расширилось и уже включает покупательную способность. При том, что сейчас моя главная задача на фондовом рынке — не заработать, а сохранить, я подозреваю, что даже она близка к неразрешимой в долгосрочном плане.

— И какую вы видите альтернативу облигациям?

— Разочаровавшись в облигациях, я стал смотреть по сторонам. Еще в пандемию я, как и многие, понаоткрывал брокерских счетов и начал понемногу инвестировать в разные инструменты. По долгу службы в Россельхозбанке я должен был предложить несколько модельных портфелей для клиентов брокерского управления. Идея всепогодного портфеля не нова и придумана не мной. Идея простая и легко реализуемая. Всепогодный портфель может состоять из любого числа компонентов, но обязательно в равных пропорциях. Это могут быть облигации, акции, недвижимость, криптовалюта, золото или произведения искусства. А дальше, раз в год, нужно делать ребалансировку.

— Давайте пройдемся по основным инструментам всепогодного портфеля. Начнем с акций. С началом СВО предсказуемости на рынке акционерного капитала едва ли стало больше…

— Я ни минуты не допускал возможности СВО. И грандиозно ошибся. Не первый раз в своей жизни и наверняка не последний. Но по факту меня как инвестора спецоперация вообще не затронула. То есть я, конечно, деньги потерял, но не на инфраструктурном риске. В феврале 2022 г. в моем портфеле не было ни одной бумаги, у которой ISIN не начинался бы с RU — ни американских акций, ни FinEx-ПИФов, ни китайских бумаг. Почему? Я избегаю инфраструктурных рисков, которые не могу контролировать. Поэтому у меня были только проверенные продукты российского производства. В итоге в тот год я потерял только на акции одного эмитента.

Помню, как я педантично многие месяцы в Excel отфильтровывал акции, которые мне по каким-то характеристикам нравились. В результате гора родила мышь: я сформировал довольно банальный портфель акций. Во-первых, он состоял из акций «ЛУКОЙЛа», потому что долгосрочно я верю в ТЭК, тем более что это было еще до санкций, и у «ЛУКОЙЛа» не было долга. Во-вторых, портфель включал акции «НОВАТЭКа» — по той же причине. В-третьих, у меня были акции «Норникеля». Я всегда считал, что это уникальная компания, у которой в мире нет аналогов. Конечно, есть индонезийский никель, но у него не то качество.

Но больше всего мне нравились акции «Полиметалла». И не было хуже акций в 2022 г., чем бумаги этой компании! Если акции других предприятий я продал в первый же день после того, как биржа возобновила торги в марте 2022-го, то на бумагах «Полиметалла» доехал буквально до самого дна, где и поменял их на «Полюс». Вложения в «Полюс» оказались более удачными, хотя полностью отбить потери от «Полиметалла» мне не удалось.

— Какую долю в вашем инвестпортфеле тогда составляли акции?

— Их доля, к счастью, была не более 7-8%. В марте 2024 г. я с акциями закончил. Считаю, что нужно инвестировать в редкие вещи. По-моему, следует избегать того, что есть у всех — того, что в изобилии.

— Недвижимость можно отнести к редким вещам?

— Безусловно. Она всегда в дефиците. Для недвижимости характерны большие флуктуации (от лат. fluctuatio — колебание — любое случайное отклонение какой-либо величины. —прим. Boomin), связанные, прежде всего, с валютным курсом. Например, в начале СВО курс доллара был 50 рублей, и недвижимость в долларах стоила очень дорого в России, но в какой-то момент курс превысил 100 рублей, и квадратный метр в долларах стал стоить очень дешево. Меня всегда волнует только долларовая переоценка, на рублевую я вообще не смотрю. Но если построить график средних цен на московскую или петербургскую недвижимость, то окажется, что за последние 15-20 лет в долларах она почти не изменилась. Всё примерно там же, где было в 2004 г. Поэтому как долгосрочный инструмент облигации выигрывают. Но это не значит, что и дальше так будет.

— Как насчет биткоина? Вы верите в этот инструмент?

— Биткоин — вещь редкая и ликвидная. Для меня это такой аналог золота, и я уверен, что он продолжит расти в цене. Когда-то его можно было купить за $3 тыс., и он долговое время держался около этой цены. Было время, когда я был готов купить биткоин за $10 тыс., но в тот момент депутаты инициировали закон о запрете криптовалюты, и меня спугнули. Сейчас биткоин стоит около $65 тыс.

Проблема биткоина — в огромной волатильности, а волатильность — это синоним риска.

Вообще люди, которые любят золото и криптовалюту в качестве инвестиционных инструментов, похожи на сектантов. Ведь ни то, ни другое не имеет практического применения. Ну хорошо, золото используется в электронике, в производстве спутников, про ювелирку не говорим. Но между золотом и криптой есть одна большая разница — история золота насчитывает 5 тыс. лет, а биткоина — всего 16 лет, первые четыре года из которых прошли для широкой публики незамеченными. Об этой криптовалюте мы знаем, что у нее ограниченная эмиссия, а куча биткоинов уже безвозвратно потеряна. Однако биткоин очень уязвим. При желании власти США легко могут его отменить. Достаточно устроить пару показательных судебных процессов над майнерами, и всё. По аналогии в 1933 г. в США запретили физлицам владение золотом.

«Лучше купить одну заведомо хорошую картину, чем несколько непонятных»

— В одном из последних интервью вы говорили о перспективности произведений искусства в качестве инструмента инвестиций. Расскажите подробнее об этом.

— Мне всегда была близка живопись. Как ленинградец из интеллигентской семьи, в детстве я часто бывал в музеях. И мне казалось, что я разбираюсь в предмете. И вот как-то я сидел на трейдинге, вбивал какие-то циферки в Excel и услышал, как двое моих коллег бубнят что-то за моей спиной. Вдруг я краем уха уловил, как один говорит другому, что, дескать, Константин Маковский очень крут, а Владимир Маковский не дотягивает. Я оборачиваюсь и спрашиваю: «А что, художников Маковских разве было двое?». А они в ответ: «Ну ты, Петр, вообще отстал от жизни, их трое». И это, мол, каждый пионер знает. Мне стало так стыдно, что я решил разобраться в теме, начал читать книги о живописи и про художников. Узнал многое про русскую живопись конца XIX — первой половины XX века. А поскольку я все-таки трейдер, то стал смотреть еще и на цены. И это было очень интересно. Смотрел и сопоставлял предложения на Sotheby's, Christie’s, Bonhams. Бизнес тогда заключался в том, чтобы купить за границей картину русского художника, привезти ее в Россию и продать в два-три раза дороже.

— Почему в России эти картины стоили дороже, чем на Западе?

— Потому что русское искусство, по большому счету, интересно только русским. Любопытно, что цены на искусство прямо коррелируют с товарными рынками и ценами российских акций. Поэтому картины — в норме не лучшая альтернатива акциям: ликвидность у предметов искусства гораздо ниже, чем у ценных бумаг, ведь на картину еще нужно найти покупателя. Это не недвижимость, которая нужна всем, вопрос только в цене.

— Но, по данным Forbes, рост числа миллиардеров-россиян бьет рекорды. И им наверняка в гостиные нужны шедевры…

— Действительно появляются новые миллиардеры. Кроме того, россияне отрезаны от мировых акционных домов. Sotheby's и Christie’s не хотят иметь с нами ничего общего. Поэтому притока новых картин нет и не предвидится. Советские картины сталинского времени еще совсем недавно пользовались успехом у китайцев. Приезжали высокие китайские гражданские и военные чины и задорого покупали творения сталинских академиков живописи. Возможно, этот интерес сохраняется и сегодня. Поэтому инвестиции в качественное искусство — это заведомо покупка чего-то еще более редкого, чем до пандемии.

На произведениях искусства, как на недвижимости и акциях, можно заработать, как сейчас принято говорить, и три, и пять, и десять иксов. Можно купить акции молодой быстрорастущей технологической компании и получить отличный доход. Или вложиться в новостройку на этапе котлована. Что же касается живописи, то, на мой взгляд, лучше купить одну заведомо хорошую картину, чем несколько непонятных.

Но чаще я наблюдал, когда люди делали всё ровно наоборот. Все хотят вытянуть лотерейный билет, открыть нового Архипа Куинджи. Только не получится никакого Куинджи! Хорошо, если «шедевр» на стене висит и не раздражает. Мне запомнились слова одного моего коллеги, который вспоминал, что в девяностые картины Ивана Айвазовского продавали по $1000 за квадратный сантиметр. Это очень утилитарный взгляд на предмет, но произведение популярного художника — аналог валюты.

Задача инвестора — повысить доходность, не увеличивая риск. Над ее решением работаю и я. Отлично, если раз или два в год мне придет какая-то светлая мысль и я сумею ею воспользоваться. Подводя итог, могу сказать, что мой всепогодный портфель за последние два года изменился до неузнаваемости. Он очень упростился. Грубо говоря, мой портфель превращается в автомат Калашникова, чтобы стать таким же безотказным. Но его состав может в любой момент сильно измениться в зависимости от новостей.

«Я предпочитаю короткие ОФЗ»

— Какие виды облигаций сегодня вам кажутся интересными?

— Высокодоходные облигации — точно не моя история, потому что я вижу существенные риски даже в ОФЗ. Мне странно, что их не видят другие, но они есть. Все знают, что ничего надежнее ОФЗ в России нет, и это святая правда.

Но только это не значит, что ОФЗ — безрисковый актив. И не стоит забывать, что от нас ушли все мировые рейтинговые агентства. Если оценки российских «Эксперта РА», АКРА, НКР и НРА наложить на шкалу S&P, Fitch или Moody's, то первые окажутся завышенными.

Если вспомнить Булгакова, то осетрина бывает только первой свежести. Реальный кредитный рейтинг ОФЗ — не ААА. Это совсем не трежерис (англ. treasuries — казначейские облигации США.— прим. Boomin). Но даже трежерис опасны. Достаточно посмотреть на рост доходности по этим «самым надежным» долговым бумагам на планете. В США бюджетное стимулирование начинает одерживать верх над монетарной политикой, проводимой центральным банком, а инвесторы потеряли аппетит к трежерис. Однако аппетит — это всегда вопрос доходности: не бывает плохих облигаций, бывают только плохие цены на них.

Я предпочитаю короткие ОФЗ, срок погашения по которым составляет примерно год. Кто-то скажет: это скучно, консервативно, и на этих бумагах ничего не заработаешь. Я считаю, что зарабатывать нужно не на доходности, а на валютном курсе. Это и проще, и понятнее.

Я придаю огромное значение ликвидности, поэтому у меня нет облигаций корпоратов. И я не хочу их покупать, поскольку для меня важна возможность быстро выйти из бумаги. Понимаю, что это спекулятивный подход. Но вот недавно стало известно, что с 13 мая в России подорожает вино более, чем на 30%. Эта новость скорректировала мои расходы: я запасся вином.

— Что думаете об юаневых облигациях?

— У россиян небольшой выбор, к сожалению. Мы можем купить наличные доллары или евро, золото в разных формах, замещающие облигации взамен выпущенным евробондам и юаневые выпуски. Лично у меня негативный взгляд на юань. Долгосрочно я не верю в эту валюту. Я считаю, что по отношению к американскому доллару китайский юань будет падать. Поэтому мне больше нравятся долларовые «замещайки». Это не просто редкий, это исчезающий актив. Если юаневых облигаций потенциально может быть выпущено сколько угодно, то новых евробондов при моей жизни с большой вероятностью уже не будет. Погашенным евробондам замены нет.

«Без опыта и знакомств устроиться на работу было почти нереально»

— У вас необычная двойная фамилия. Откуда вы родом?

— Фамилия у меня армянская, но армянин я лишь на четверть. Я никогда не был в Армении и не знаю армянского языка, как и мой отец. То есть, мы такие, «ненастоящие», армяне. «Тер» в армянской фамилии означает либо духовный сан, либо аристократический титул — в общем, что-то очень лестное.

Как и мои родители, я родился в Ленинграде. Обе мои бабушки пережили блокаду. Жили мы в самом центре города.

Моей соседкой по лестничной клетке была выдающаяся актриса Алиса Бруновна Фрейндлих, буквально дверь в дверь. Она мне подарила книжку «Алиса в Стране чудес» Льюиса Кэрролла, но, к сожалению, без автографа.

Когда я окончил второй класс, папе предложили работу в Москве, и мы всей семьей переехали в столицу.

— Что вы окончили?

— Выбор «кем быть?» оказался совсем не простым. В свои 17 лет я не видел у себя никаких способностей, полная посредственность во всем. Выбор был между врачом, юристом и экономистом. Врачом я не стал, потому что моя мама преподавала анатомию, и она в красках мне обрисовала, с чем я буду иметь дело как студент медицинского института. Я понял, что врачом быть не хочу. Профессия юриста мне тоже не подошла: не могу читать нормативные акты — просто скулы сводит от скуки. И я пошел на день открытых дверей в Государственную финансовую академию — ныне Финансовый университет при Правительстве РФ. Не могу сказать, что прямо загорелся стать студентом этого вуза, но решил, что это хороший вариант. Закончил обучение с красный дипломом. Дипломная работа была по ценным бумагам.

— Профессия оказалась востребованной в России середины девяностых?

— Без опыта и знакомств устроиться на работу было почти нереально. После продолжительных мытарств я устроился брокером на межбанковский рынок, но вскоре случился первый в стране банковский кризис, и меня уволили. Тогда по объявлению в газете я устроился в банк «Менатеп». Это был август 1996 г. Меня взяли на зарплату $200. Мало кто сегодня знает, но первая акция в России после 1917 г. была выпущена «Менатепом». Я работал в бэк-офисе, по соседству с которым была биржа, уже даже забыл, как она называлась. И на этой бирже вовсю торговали облигациями государственного сберегательного займа (ОГСЗ) Российской Федерации. Государство придумало эти бумаги как альтернативу валюте, чтобы население покупало не доллары, а ОГСЗ. Этакие ОФЗ в наличной форме. Занимались этим очень мутные, странные люди. Они приходили с биржи к нам и продавали ОГСЗ по нашим котировкам, на какие-то миллиарды. Позднее по телевизору я наблюдал, как эту биржу штурмовал спецназ.

Как только я устроился в «Менатеп», так понял, что это не то, чем бы я хотел заниматься, и уже через месяц начал рассылать резюме. Ведь в моем резюме теперь была новая строчка — опыт работы в крупном банке. И меня пригласили на интервью в Межкомбанк. Я прошел несколько собеседований, прежде чем оказаться перед главой банка[Александром] Григорьевым. Он мне понравился, потому что в его кабинете я увидел мониторы с котировками бумаг. Для марта 1997 г. это было ново. И вот он мне говорит, что же ты, мол, только устроился «Менатеп», а уже бежишь. Я ответил, что как выпускник кафедры ценных бумаг Финансовой Академии хочу работать по специальности, но мои знания не нужны. Тогда он задает следующий вопрос: «Что же ты не перешел в другой отдел?». Объясняю, что, если я «рыпнусь», меня сразу уволят. И тогда он делает удивительную вещь: просит секретаршу набрать председателя правления «Менатепа». Обсудив с ним размещение евробондов, он ему говорит: «Слушай, я не люблю переманивать ценные кадры, но у меня тут паренек сидит, который у тебя не смог проявиться. Запиши фамилию». И вешает трубку.

— Тревожный момент.

— Не то слово. Я говорю Григорьеву: «Это значит, что вы меня не берете на работу?». Он отвечает: «Ну, если в «Менатепе» тебя не удержат, я тебя возьму». И буквально на следующий день мне позвонили из главного офиса «Менатепа» и пригласили на встречу с главой банка [Александром] Зурабовым. Для меня это был настоящий небожитель. «Что же ты, — обращается он ко мне, — такой молодой, образованный, а продавать себя не умеешь?». Я что-то промямлил в ответ. Тогда он вызывает своего зама и просит его обратить на меня внимание, а если я ему кажусь полезным, взять на работу. Оказалось, что в «Менатепе» на тот момент были вакансии в отделах валютных облигаций и мягких валютах. Я выбрал валютные облигации и не прогадал. Это была очень интересная работа.

В 2008 г. я перешел в британский хедж-фонд Florin Investment Management, где был единственным русским. Отвечал за портфельное управление, связи с мелкими и средними предприятиями, кредитный анализ и структурирование сделок. Еще был опыт работы в Инвестиционном банке «Траст», где я сначала занимался управлением портфелем банка, затем меня перевели на Flow Trading — маркетмейкерство для иностранных хедж-фондов и для российских нефинансовых, страховых и управляющих компаний, а затем я опять управлял частью портфеля самого банка, prop trading.

«Мне важно ощущать свою сопричастность»

— На каком этапе сами стали инвестировать?

— Когда приходишь в трейдинг, ты понимаешь, что эта работа не на всю жизнь. Если у тебя железное здоровье и стальные нервы, то в лучшем случае тебя хватит лет до 40-ка.

После 40-ка мало кто сидит на трейдинге: либо уходят в руководство, либо вылетают с орбиты и идут, грубо говоря, разносить пиццу. Но пока ты трейдер, у тебя есть возможность зарабатывать приличные деньги. Смог заработать за 10-20 лет на трейдинге — живешь на райском острове до конца своей жизни.

У нас были действительно большие зарплаты, хорошие бонусы. И первое, что я сделал (поскольку из небогатой семьи), — обеспечил себя недвижимостью. И только после этого стал думать про инвестиции. В середине нулевых я сформировал небольшую пирамидку из надежных, как мне тогда казалось, коротких облигаций с минимальным плечом, и в кризис 2008 г. всё потерял. После этого начал инвестировать в недвижимость, интересоваться спекуляциями на живописи. В общем, старался быть разноплановым и не совершать прошлых ошибок. В результате наверняка упустил много возможностей и, вероятно, стал слишком консервативным.

— Сколько вы уже находитесь в свободном плавании?

— Три года, после того как в 2021-м ушел из Россельхозбанка, с позиции начальника аналитического отдела департамента по работе на рынках капитала.

— Почему ушли?

— Скажем так, мы расстались полюбовно. Я сторонник капитализма. В свое время хотел работать в лондонском подразделении одного из крупнейших в мире инвестиционных банков Goldman Sachs. Это был 2006 г. Ездил на собеседование в Лондон, был уверен, что меня возьмут, но мне отказали. Я был настолько уверен, что перееду жить в Англию, что ускорил женитьбу. Боялся, что моей девушке не дадут визу.

— Счастливый оказался брак?

— Я точно счастлив. Надеюсь, жена тоже. Так вот, если кто-то считает, что госуправление — это хорошо, то я считаю, что государство — это плохо. Я за свободный рынок, я против каких-то спущенных сверху директив. Дуайт Эйзенхауэр, командующий экспедиционными силами США во время Второй мировой войны, а позднее президент США, однажды сказал: планы — ничто, планирование — всё. Гениально, если вдуматься. Когда ты попадаешь в госструктуру с ее железной дисциплиной, жесткими регламентами, то чувствуешь себя мелким винтиком, от которого мало что зависит. Мне же важно ощущать свою сопричастность. Мне нравится, когда инициатива поощряется. К сожалению, в Россельхозбанке ничего этого не было.

— Откуда у вас столь хорошее знание английского языка?

— Советская школа. Никаких репетиторов. Вероятно, у меня есть способности к языкам.

— Не скучаете по работе в корпорациях? Есть желание вернутся в наем?

— Пожалуй, вернулся бы. Мое главное опасение, что без работы я деградирую как личность. По моим наблюдениям, обычно, когда люди перестают заниматься трейдингом или инвестбанковским бизнесом, уходят из банков и инвестиционных компаний, они начинают ходить на фитнес, качать мышцы. Но я не люблю спорт. Стараюсь много читать, но читаю всё что угодно, только не связанное с финансовым рынком. На всех этих Питеров Линчей, Джорджей Соросов, Уорренов Баффеттов я не трачу время.

Жизнь настолько многогранна и интересна, что не стоит фокусироваться исключительно на торгашах. Есть еще искусство, музыка, балет, вкусная еда, путешествия и много всего другого.

«Я формирую что-то вроде библиотеки инвестора»

— В ноябре 2018 г. вы создали телеграм-канал «Инвест Навигатор»? Что вас сподвигло это сделать?

— Всё очень просто. В октябре 2017 г. у моего отца обнаружили онкологию. Он был видным генетиком в России и заметным — в мире. То есть, он был «свободно конвертируемый». И когда с ним произошла эта беда, его американские коллеги предложили ему принять участите в эксперименте. Но провести его возможно было только в «серой» зоне, поскольку на Западе проводить опыты над людьми запрещено. В качестве таковой была выбрана Аргентина, куда мы с папой и полетели. Это была тяжелая поездка, чтобы быть «в норме», я принимал антидепрессанты. Психотерапевт, к которому я обратился, среди прочего сказал, что мне необходимо найти хобби, чтобы отвлечься. И я стал думать, чем бы это могло быть. Я тогда работал в банке и писал отчеты для руководства о ситуации на рынке с предложением тех или иных действий. Как ни странно, я получал очень хорошую обратную связь и потому решил, что хобби — это начать писать для более широкой аудитории. И завел телеграм-канал. В общем, это был для меня такой вариант психотерапии. Кстати, работу в Россельхозбанке я получил как блогер. Мой будущий начальник был подписчиком «Инвест Навигатора», и ему нравились мои оценки рынка.

— Зачем потребовалось создавать еще и платный блог на Boosty? Что вы там обсуждаете с подписчиками?

— Платный проект на Boosty я запустил в мае 2021 г., через месяц после того, как ушел из Россельхозбанка. Я был уверен, что там будет много подписчиков. Мне казалось, что если мне что-то интересно, то это интересно всем. Да и плата совсем не большая. Подумаешь, 30 рублей в день. Но подписчиков там (поэтому они мне все вдвойне дороги) мало.

На Boosty я формирую что-то вроде библиотеки инвестора. В поиске можно задать любую интересующую инвестора тему и получить нужную информацию. Основная тема блога — всепогодный портфель. Как правило, я пишу про макропроцессы. О том, что происходит на мировых рынках, какие есть точки роста. Как глобус Воланда, который увидела Маргарита.

Вот Япония только что выбралась из дефляции, и это имеет огромное значение для мира, учитывая, что эта страна — четвертая или пятая экономика мира и один из крупнейших кредиторов. Нужно представлять, что происходит в Евросоюзе. Неважно, что мы больше с ними не торгуем, важно понимать, что там все говорят: «Германия — больной человек Европы». Но это неправда. По моим наблюдениям, больной человек Европы — это Франция. Долг к ВВП там в два раза больше, чем в Германии. Сложно найти страну в мире, в которой ситуация с долгом была бы хуже. Разве что в Китае. Там совсем всё плохо. Я люблю копать, разбираться и писать об этом. Находить параллели с Россией. Но мы больше похожи, конечно, не на Францию, а на Америку.

— Неожиданно.

— Параллели напрашиваются сами собой. В США повысили ставки — и акции выросли в цене, в России идет тот же процесс. У них облигации падают, и у нас.

У России перед Штатами есть большая фора — маленький госдолг. Правда, он быстро растет, поскольку 40% ОФЗ имеют плавающую ставку. Поэтому то, что происходит в Америке сейчас, произойдет с нами через год-три-пять-десять. Эта такая машина времени.

В Америке, например, недвижимость становится всё менее доступной. Многие взрослые дети вынуждены жить с родителями. Если для Европы это давно уже норма, то для Америки, где ВВП на душу населения гораздо выше, чем в Англии или Люксембурге, это что-то новое. В 50-60-е годы прошлого века в американских семьях, относящихся к среднему классу, работали только мужья, а жены были домохозяйками, и на всё хватало — на дом, машину, путешествия. Сегодня работают оба — и не хватает на ипотеку. Поскольку материальное стало менее доступным, американцы — и, прежде всего, молодежь — пустились в погоню за впечатлениями. Стали больше путешествовать, ходить в рестораны, посещать спортивные мероприятия.

И еще один интересный факт: в Америке выросли продажи лотерейных билетов. На фондовом же рынке повышенным спросом стали пользоваться call-опционы. Такой актив в несколько раз дешевле акции, с наибольшей вероятностью его владелец ничего не заработает, а скорее даже потеряет, но если стоимость компании по какой-то причине вырастет, он может заработать кратно и решить свои насущные проблемы. В общем, пан или пропал. Российские инвесторы, новички на рынке, вовсю участвуют в IPO, где привлекаются какие-то смешные суммы вроде 10 млрд рублей. Такие акции крайне неликвидны, то есть потенциально дико волатильны, а инвесторы, покупающие их, исповедуют тот же лозунг: «пан или пропал».

— Почему в «Инвест Навигаторе» нет возможности комментировать то, что вы публикуете?

— Одно время эта функция работала. О, как меня смешивали с грязью, как полоскали! Какие-то не знакомые мне люди, которые вообще ничего обо мне не знают, обращаются ко мне на «ты», оскорбляют. Зачем мне это нужно? Ничего подобного на Boosty я никогда не видел. У меня лояльные подписчики, если им что-то не нравится, они отписываются и перестают платить. Всё просто.

— На «Инвест Навигатор» сейчас подписаны 19 тыс. человек…

— Было и 33 тыс.

— Когда? За какое время вы вышли на этот уровень?

— Максимального числа подписчиков я достиг примерно за три года.

— Есть понимание, почему число подписчиков сокращается?

— Во-первых, с тех пор, как я запустил телеграм-канал в 2018 г., конкуренция за внимание инвестора сильно ужесточилась. Не у всех есть время отслеживать пять-десять-двадцать каналов. Ты неизбежно от кого-то отказываешься. Во-вторых, я перестал писать каждый день, как делал это в первые годы существования канала. Это Юрий Олеша не мог «ни дня без строчки», мне же далеко не всегда есть что сказать инвесторам. Сейчас я пишу пару постов в неделю, и то — что-то философское, малоприменимое на практике. Я-то по-прежнему считаю свои посты полезными, но у подписчиков может быть другое мнение. Зато я уделяю много своего времени написанию опусов на Boosty.

«Пока есть СВО, есть мощнейшее вливание в экономику страны бюджетных денег»

— Какие факторы, на ваш взгляд, будут оказывать наибольшее влияние на рынок инвестиций в России в кратко- и среднесрочной перспективе?

— Если спросить финансового директора крупной российской корпорации: «какой у вас горизонт планирования?» — он вряд ли скажет, что у него есть план больше, чем на два года. И это максимум. Скорее — на год. Сначала COVID смешал всем карты, потом СВО добавила неопределенности. СВО сегодня — это главный риск. СВО может закончиться, а может перерасти в ядерную войну. Ядерную войну мы не рассматриваем, потому что это неинтересно. Но я и не очень верю, что этот военный конфликт близок к завершению. Я сейчас пытаюсь рассуждать с точки зрения экономики. С 2012 г. экономика в России стагнировала. Рост ВВП составлял 1-2% в год, в то время как мир прирастал на 3-4%, а отдельные страны, типа Китая и Индии, — на 7-8-10%. И вдруг начинается СВО, и темп роста ВВП в России уже превышает 3%. Получается, что СВО для экономики — это драйвер.

Пока есть СВО, есть мощнейшее вливание в экономику страны бюджетных денег. Это бесплатные деньги, никак не связанные с ключевой ставкой Банка России. Выделяемые на спецоперацию и развитие оборонно-промышленного комплекса триллионы рублей просачиваются в экономику страны, оказывая влияние на рост зарплат и потребительский спрос. Но из-за санкций удовлетворить спрос проблематично, и цены на товары становятся выше, растет инфляция. Банк России пытается сбить инфляцию повышением ключевой ставки, влияя на темпы кредитования. Но кредиты — это только часть экономики. Всё большее место в ней, повторюсь, занимают совсем не кредиты. И бюджетная накачка экономики будет продолжаться до тех пор, пока не закончится СВО. А на спецоперацию деньги не кончатся никогда, СВО — это приоритет. Ну, а если растут цены в стране, то растут и налоговые доходы бюджета — от НДС например. Вот предложили НДФЛ повысить. Глядишь, и бюджетный дефицит уже не такой большой, как я думал.

— Кого бы вы выделили в числе бенефициаров СВО от бизнеса?

— Среди них точно есть IT-сектор, который сейчас активно развивается на фондовом рынке. Компании «Астра», Positive Technologies понимают, что кроме России они никому не нужны, и как только СВО закончится, если после этого будут восстановлены отношения с Западом, им придется очень тяжело. Для них это риск.

— Каким образом?

— Многие связывают надежды на прекращение военного конфликта между Россией и Украиной с возвращением в Белый дом Дональда Трампа. Если вспомнить, администрация Трампа, несмотря на резкие заявления в адрес Ирана, Северной Кореи и ряда других стран, не начала ни одной новой военной кампании за рубежом. Трамп ведет себя очень напористо, агрессивно, но это не более, чем бравада. Я думаю, что он хороший дипломат и на самом деле пацифист. Если он станет президентом, Украина перестанет получать от США помощь и будет заключен мир.

У Америки все-таки масса своих проблем, им нужно что-то делать с ростом госдолга, который с осени 2023 г. увеличивается с темпом один триллион долларов за каждые 100 дней. Думаю, Трамп, к изумлению, многих, начнет секвестрировать бюджет, резать расходы. Кто-кто, а он точно может это сделать.

— Видите ли вы предпосылки для роста мировых цен на нефть?

— При том, что спрос на нефть постоянно растет, цены на это сырье с трудом поддаются прогнозированию. Тем не менее, значительное подорожание нефти — не мой базовый сценарий. Конечно, если произойдет какой-нибудь геополитический шок — ядерный удар, или Иран заминирует Ормузский пролив, через который идет огромное количество нефти, тогда ее стоимость может взлететь с сегодняшних $85-90 за баррель до $200. Но $200 нефть будет стоить очень недолго. При такой цене становится выгодным, например, освоение глубоководных месторождений в Бразилии и в других странах.

Как показывает практика, лучшее средство от высоких цен на нефть — это высокие цены на нефть.

Не нужно забывать и то, что потенциально крупнейший производитель нефти в мире — это Америка. Какое-то время назад США запретили себе добывать нефть в целом ряде штатов, включая Флориду и Калифорнию. Исключительно политическое решение. Если его отменить, мир захлебнется в нефти. Благодаря сланцевой революции Америка с начала десятых нарастила добычу нефти на 9 млн баррелей в сутки, это, на минуточку, столько, сколько сегодня добывает Россия.

— Но насколько сегодняшняя цена нефти отвечает интересам мировой экономики?

— Сегодня в цене нефти заложена огромная премия за геополитический риск — за возможные действия Ирана. Нефть буквально кричит, что возможна большая война на Ближнем Востоке. Если ситуацию удастся урегулировать, нефть будет стоить около $50 за баррель.

— Но в такой цене на нефть явно не заинтересована Россия…

— Оптимальная цена на нефть для России — $70-90 долларов за баррель. Не ниже, не выше. Саудитам нужно, чтобы нефть стоила чуть дороже — $80-100. У них есть проблемы с бюджетным дефицитом. Но никому не нужно, чтобы она стоила больше $100, это бьет по спросу. На рынке нужна стабильность и предсказуемость.

«Цифровой рубль — вещь опасная»

— Что будет происходить с курсом национальной валюты?

— Рубль продолжит слабеть по отношению к доллару и евро. Это неизбежно. Если производительность труда в России в три раза ниже, чем в Германии, и в пять раз ниже, чем в Америке, я не вижу, почему рубль должен крепчать.

Нет причин и для снижения инфляции. Мне трудно поверить, что инфляция в прошлом году составила 7,4%. Я вижу, что за пару-тройку лет цены буквально на всё, что меня интересует, выросли на 30-50%.

— Разумно ли, на ваш взгляд, ждать смягчения кредитно-денежной политики Банка России во второй половине года?

— У меня есть большие сомнения, что ЦБ пойдет на снижение ключевой ставки в этом году. Более того, он ее даже может повысить. Снижение ставки я связываю с завершением СВО.

— Как сохранение высокой ставки скажется на публичном долговом рынке?

— Кажется, что на рынке облигаций никто не собирается погашать выпуски, все занимаются рефинансированием. Причем так происходит не только в России, но и в той же Америке. Именно поэтому в Штатах такой колоссальный госдолг. И к тому моменту, когда нужно гасить облигации, крупные эмитенты типа «Россетей», «Роснефти» или Россельхозбанка просто выходят на биржу с новыми бумагами. Возьмем в качестве примера «Роснефть», которая каждый год выходит с огромной эмиссией юаневых облигаций. Весной 2022-го они «бахнули» 15 млрд юаней на десять лет с короткой офертой. В прошлом году — еще 15 млрд юаней, опять с короткой офертой. Наконец, в этом году разместили бумаг еще на 20 млрд юаней, тоже с офертой.

— Но текущая ключевая ставка в 16% годовых не очень-то способствует рефинансу…

— Конечно, возросшая ключевая ставка больно бьет по бизнесу.

Многие эмитенты корпоративных облигаций, в особенности высокодоходных, я думаю, сидят затаясь и со страхом наблюдают, как на них надвигается цунами погашений. Нужно рефинансировать долг, но при текущем «ключе» пойти на это смогут не все. Одно радует: у инвесторов полно денег. По сути, рефинанс позволяет эмитентам купить время: день простоять да ночь продержаться.

И вот эмитенты сидят и ждут, когда, грубо говоря, у соседа корова сдохнет и тот скатится в дефолт. Всем же понятно, что, если начнется каскад дефолтов, государство отреагирует, и ЦБ снизит ставку. Ведь государству не нужны безработные.

— Насколько вероятен в текущем году всплеск дефолтов в сегменте ВДО?

— В 2024 г. наступает время расплаты для многих эмитентов ВДО. Часть из них погасят выпуски, часть — рефинансируют, а часть — уйдут в дефолты. На этом всё и закончится.

— У какого бизнеса сегодня больше возможности для рефинансирования долга?

— У тех, у кого есть качественное залоговое обеспечение.

— Вы ожидаете существенного роста рынка IPO в этом году?

— Так называемый бум IPO меня не впечатляет. Ни по количеству, ни по качеству эмитентов. Мы видим, что выходящие на рынок акционерного капитала компании не хотят делиться своими активами с внешним инвестором.

Если приглядеться, то в свободном обращении оказывается не более 10% акций компании. Вроде как есть публичность, но на самом деле — торговать-то там нечем. Такой междусобойчик. Об успешности прошедших IPO для розничного инвестора можно будет рассуждать спустя год-два, хотя подозреваю, что большинство продает свои акции сразу же после получения аллокации.

В текущей ситуации IPO в России может быть еще больше, на этот рынок вполне могут выйти настоящие гиганты, типа «Дом.РФ», чтобы привлечь намного более чем 10 млрд рублей.

— Интересны ли вам как инвестору ЦФА? Что думаете о будущем этого финансового инструмента?

— Признаюсь, я полный ноль в ЦФА. Не понимаю, что такое «Атомайз», где посмотреть торги, как принять участие в размещении цифровых активов. На сегодня ЦФА — штука модная, но сырая, по-моему. Пока всерьез ЦФА не рассматриваю. Зато я всерьез рассматриваю суверенные цифровые валюты. И мне кажется, цифровой рубль — вещь опасная, во всяком случае, для профессиональных участников финансового рынка. Можно спорить о будущем биткоина, будет криптовалюта или нет, но блокчейн точно будет. Его развитие приведет к смерти посредников — от нотариусов и до брокеров. Но главное — я считаю, что из-за внедрения блокчейн рано или поздно вымрут классические банки. Это ящик Пандоры. Начало конца. Люди, которые покупают акции Сбербанка «для детей и внуков», поступают, возможно, опрометчиво. Цифровой рубль выпускается под руководством и контролем государства, но его побочные эффекты сейчас слабо прогнозируются. Цифровой рубль может оказаться опасным даже для Сбербанка.