Когда на сердце тяжесть
И холодно в груди,
К ступеням Эрмитажа
Ты в сумерки приди,
Где без питья и хлеба,
Забытые в веках,
Атланты держат небо
На каменных руках.

Держать его, махину,-
Не мёд со стороны.
Напряжены их спины,
Колени сведены.
Их тяжкая работа
Важней иных работ:
Из них ослабни кто-то -
И небо упадёт.

Во тьме заплачут вдовы,
Повыгорят поля,
И встанет гриб лиловый,
И кончится Земля.
А небо год от года
Всё давит тяжелей,
Дрожит оно от гуда
Ракетных кораблей.

Стоят они, ребята,
Точёные тела,-
Поставлены когда-то,
А смена не пришла.
Их свет дневной не радует,
Им ночью не до сна.
Их красоту снарядами
Уродует война.<br /> 

Стоят они, навеки
Уперши лбы в беду,
Не боги - человеки,
Привычные к труду.
И жить ещё надежде
До той поры, пока
Атланты небо держат
На каменных руках.<br />А.Городницкий 

«Москва. Выход с эскалатора станции „Арбатская“. Подходит иностранец:
»Excuse me, is it Arbatskaya station?" («Извините, это станция „Арбатская“?» — ред.)
«Which one of them?» («Какая из них?» — ред.)
«What do you mean?» («Что вы имеете в виду?» — ред.)
«There are two stations with the same name on different lines» («Есть две станции с одинаковым названием, но на разных ветках». — ред.)
«Fuck» («Черт возьми». — ред.)
Чего-то тыкает в телефоне.
«The blue line!» («Синяя ветка!» — ред.)
«They are both on blue lines, one is pure blue, another is light blue» («Они обе blue — одна темно-синяя, другая — голубая». — ред.)
«What?! Are you kidding?! You have two fucking stations with two similar names on two goddamn blue lines?!» («Что?! Да вы шутите?! У вас две чертовых станции с одинаковыми названиями на двух чертовых синих ветках?!» — ред.)
«In fact yes» («В общем, да». — ред.)
«How should one get the difference?!» («И как я должен их различить?!» — ред.)
«You should feel it» («Вы должны это чувствовать». — ред.)
Я ему, разумеется, помог. В конце он отрезал.
«It's all insane. Obama will never win» («Это безумие. Обама никогда не победит». — ред.)