Есть такая штука — эмоциональное выгорание. Профессиональное заболевание тех, кто работает с тяжелыми социальными темами.

При этом примечательно, что у военных оно встречается нечасто, у журналистов тоже, а вот у военных журналистов — практически обязательно. Выдается вместе с корочкой. Бесплатное приложение к профессии.

Что такое жалость или сострадание — я вообще уже почти забыл. Я не помню, когда и кому в последний раз я сострадал. Мне больше никого не жалко. МНЕ БОЛЬШЕ НИКОГО НЕ ЖАЛКО. Мне больше не жалко безруких детей-сирот. И мне даже уже не страшно от того, что я это осознаю. 
От этого стопорится работа.
Массу историй я не могу написать второй год.
Я не могу написать про мать погибшего в Чечне офицера, которая уже пятый, что ли, год, живет на вокзалах — суд выгнал её из квартиры, которую ей дали за смерть кормильца. Все её имущество — это с десяток сумок с исками, петициями и заявлениями и останки своего сгорвешего сына, которые она носит с собой в баночке из-под майонеза. Не могу написать то, что я знаю про детские дома.
Не могу написать про сельского доктора из Итомли. Про суда солдатских матерей. Про пиар-шоу, которое «Единая Россия» устроила на кладбище в Богородском, где захоронены останки неопознанных после Чечни солдат.


( Читать дальше )