Многие из нас уже столкнулись с пустыми полками в продуктовых магазинах, поучаствовали в сумасшедшем забеге за туалетной бумагой и пережили вездесущее лицо Энтони Фаучи из Национального института здравоохранения в телевизионных передачах. Федеральные и местные власти в своих попытках держать людей подальше друг от друга и предотвращать социальные контакты расширяют свои конституционные полномочия намного дальше тех, с которыми согласились бы отцы-основатели. (В настоящее время я нахожусь в Сакраменто, штат Калифорния, где только что была принята де-факто местная версия военного положения.)
Почти каждый человек, который затронут этой волной государственных приказов, — что в значительной степени означает всех нас,— придерживается некоего мнения о коронавирусе, варьирующегося от того, что это не представляет серьезной угрозы для здоровья (по сравнению даже с обычным гриппом), до необходимости военного положения (губернатор Калифорни Гэвин Ньюсом). Военная терминология, такая как «убежище на месте», в настоящее время стала частью обычного языка, поскольку правительства всех уровней считают, что они выглядят тем более серьезными и ответственными, чем более драконовские приказы они издают.
Тот, кто смотрел фильм Джона Хьюза “Выходной день Ферриса Буллера”, вероятно, помнит сцену, когда учитель экономики Ферриса (Бен Стейн) объясняет закон о тарифах Смута-Хоули аудитории скучающих и спящих студентов. Сцена великолепна по многим причинам, в том числе и потому, что она прекрасно демонстрирует, что некоторые из самых скучных вещей в истории также являются и наиболее важными.
Тариф Смута-Хоули был, конечно, одной из величайших ошибок в истории.
Этот закон, принятый в 1930 году, вопреки возражениям более тысячи экономистов, увеличил тарифы (которые уже и так были высоки) на импорт, чтобы защитить американские промышленные предприятия и фермеров, вызвав торговую войну, которая углубила Великую депрессию. Это прекрасный пример того, как власти предпринимают решительные действия, чтобы смягчить кризис — и тем самым усугубляют ситуацию.
Меры предпринимаются разные, и поддерживаются они в разной степени, но среди них есть одна, которая используется почти повсеместно и повсеместно же поддерживается. Она называется “карантин”. Это средневековая практика, когда города закрывали ворота, надеясь защититься от эпидемии. Сегодня даже деятели ВОЗ признают, что карантин неэффективен для этой цели. Однако, у карантина есть и другое оправдание, которое используется сегодня в большей степени, чем непосредственная защита от эпидемии.
Оправдание состоит в том, что карантин “снимает нагрузку” на систему здравоохранения. Количества мест в госпиталях и количества аппаратов искусственного дыхания ограничено и с помощью карантина власти надеются избежать пиковой нагрузки и растянуть ее во времени.
Это универсальная отговорка, которую используют леваки, когда им указывают на то, что их замечательные идеи уже многократно были использованы «на практике» и везде дали отрицательный результат, причем даже не в терминах «роста ВВП», а в сотнях миллионов человеческих жизней. Социалисты, когда им приводят очередной исторический пример их провальной политики легко и изящно (как им кажется) парируют: «это был неправильный социализм».
Интересно, что «капиталисты» тоже часто оказываются в той же самой ловушке. Когда им, например, указывают на регулярные «кризисы перепроизводства», которые народная молва относит к порокам капитализма, они вынуждены рассказывать что «это был неправильный капитализм».
Рабочий документ Всемирного экономического форума, опубликованный в этом году, гласит:
Частный сектор Китая, который набирает обороты после мирового финансового кризиса, в настоящее время служит мотором экономического роста Китая. Комбинация чисел 60/70/80/90 часто используется для описания вклада частного сектора в китайскую экономику: они обеспечивают 60% ВВП Китая, отвечают за 70% инноваций, 80% занятости в городах и обеспечивают 90% новых рабочих мест. На частный сектор также приходится 70% инвестиций и 90% экспорта.
Сегодня, согласно Всекитайской федерации промышленности и торговли, частный сектор Китая обеспечивает почти две трети потенциала развития страны и девять десятых новых рабочих мест.
«Государственный капитализм» вводит в заблуждениеЭти цифры должны заставить любого, кто рассматривает экономическое чудо Китая как доказательство превосходства «государственного капитализма», остановиться и подумать еще раз. В любом случае, «государственный капитализм» — это совершенно абсурдный термин. Капитализм основан на двух принципах: свободный рынок и частное предпринимательство. Капитализм несовместим с государственной экономикой, в которой компании принадлежат государству, а органы планирования определяют, что производится.
Улучшение состоит в изменении в лучшую сторону среды вокруг каждого из нас. Рыночные стимулы (прежде всего, необходимость каждого из нас удовлетворять “все возрастающие потребности” других людей) приводят к появлению все новых и новых товаров, технологий, институтов и так далее. Ухудшение проявляется также через изменение среды которая становится все менее подходящей для жизни.
Социальная эволюция или эволюция правил действует именно через такие механизмы. Правила, которые способствуют соблюдению прав собственности и свободе взаимодействия между людьми “улучшают общество в целом”. Это означает, что люди, которые составляют это общество, получают больше возможностей и становятся богаче. Такие правила “эволюционно побеждают” те правила, которые хуже выполняют эту роль. И, думаю не нужно объяснять, что под правилами понимаются не какие-то формальные приказы и хотелки, а реально существующие шаблоны поведения, которые даже не всегда осознаются. Именно эти шаблоны и являются реально действующими и эволюционирующими нормами.