Булгаков

По иронии судьбы он бодро и весело смотрит на бульвар своего имени под окнами Министерства Обороны, а не Московского Университета, почетным профессором которого он являлся, и не фондовой биржи, к которой он безусловно имеет прямое касательство. Опять по той же самой иронии два его памятника  расположены на расстоянии каких-нибудь 300 метров друг от друга: на одном он скорбный, изнуренный душевными муками, а другом бодрый и веселый  в расцвете сил… Два лица жизни, две крайности бытия, между которыми пролегает человеческое счастье. В этих крайностях весь Гоголь. «Нет у нас автора страшнее и кошмарней Гоголя. Нет писателя, который бы так еще заставлял Россию смеяться,» — писал Андрей Синявский.
По другой странной иронии жизнь и смерть Гоголя имеет ряд перекличек с другим гениальным русским и советским писателем Михаилом Афанасьевичем Булгаковым, который очень любил Гоголя. Гоголя трудно не любить. Нужно быть совсем нечувствительным к литературе и к словесности, чтобы быть в стороне от Гоголя. И в прозе Булгакова гоголевщина просматривается повсюду. Это делает Булгакова еще прекраснее.  Мистика в том, что оба эти писателя имеют один надгробный камень или два разных, но выгдядевших, как один.

( Читать дальше )

Да, взметнулась волна горя при страшном известии об Алексее Анатольевиче. Кто-то суетился, кричал, что необходимо сейчас же, тут же, не сходя с места, составить какую-то коллективную телеграмму и немедленно послать ее. Но какую телеграмму, спросим мы, и куда? И зачем ее посылать? В самом деле, куда? И на что нужна какая бы то ни было телеграмма тому, чей смартфон уже вырван из дрогнувших рук?
Сел он, и не нужна ему никакая телеграмма. Все кончено, не будем больше загружать телеграф.
Да, сел, сел на пятёрик… Но мы-то ведь на свободе!
Да, взметнулась волна горя, но подержалась, подержалась и стала
спадать, и кой-кто уже вернулся к своему столику и — сперва украдкой, а потом и в открытую — выпил водочки и закусил. В самом деле, не пропадать же куриным котлетам де-воляй? Чем мы поможем Алексею Анатольевичу? Тем, что голодными останемся? Да ведь мы-то не в сизо!