Гоголь

 Время послеобеденное, трейдеры едят быстро, а то и вообще не едят (настоящие уж точно), поэтому можно расслабить мозг перед очередным штурмом биржевых высот:


«В одной большой стране принимал Президент Министра по экономике. В общем Министр сказал, что всё замечательно и ждёт всю эту страну, ну или часть её светлое будущее, светлее, чем при коммунизме.  После этого пресса покинула встречу ...

  Президент: „Макс, теперь по чесноку, как наши дела?“

  Министр: „Президент, всё пропало: валюта укрепляется, нефть стоит, чиновники  казнокрады и чинодралы ...“

  Президент: „Ну ну Макс, спокойней. Уж не такие казнокрады, уж совсем таких мы сажаем“

  Министр: „Ага, а бюджет куда расползается. Я им ..., а они мне ....“

  Президент: „Это юношеский максимализм. Ты Гоголя читал: “Ревизор», у нас в стране всегда так было. Не читал? Ну хоть первую и последнюю страницы? А? Ну обложку хоть видел, чиновники там в страхе и смятении? Нет? А, тогда понятно… "

  Министр: " А вы знаете, какой бюджет на Остров уходит, да там одни казнокрады и чинодралы ..."

( Читать дальше )

«Пацюк разинул рот, поглядел на вареники и еще сильнее разинул рот. В это время вареник выплеснул из миски, шлепнул в сметану, перевернулся на другую сторону, подскочил вверх и как раз попал ему в рот. Пацюк съел и снова разинул рот, и вареник таким же порядком отправился снова. На себя только принимал он труд жевать и проглатывать» (Гоголь).

По иронии судьбы он бодро и весело смотрит на бульвар своего имени под окнами Министерства Обороны, а не Московского Университета, почетным профессором которого он являлся, и не фондовой биржи, к которой он безусловно имеет прямое касательство. Опять по той же самой иронии два его памятника  расположены на расстоянии каких-нибудь 300 метров друг от друга: на одном он скорбный, изнуренный душевными муками, а другом бодрый и веселый  в расцвете сил… Два лица жизни, две крайности бытия, между которыми пролегает человеческое счастье. В этих крайностях весь Гоголь. «Нет у нас автора страшнее и кошмарней Гоголя. Нет писателя, который бы так еще заставлял Россию смеяться,» — писал Андрей Синявский.
По другой странной иронии жизнь и смерть Гоголя имеет ряд перекличек с другим гениальным русским и советским писателем Михаилом Афанасьевичем Булгаковым, который очень любил Гоголя. Гоголя трудно не любить. Нужно быть совсем нечувствительным к литературе и к словесности, чтобы быть в стороне от Гоголя. И в прозе Булгакова гоголевщина просматривается повсюду. Это делает Булгакова еще прекраснее.  Мистика в том, что оба эти писателя имеют один надгробный камень или два разных, но выгдядевших, как один.

( Читать дальше )

Последние четыре года своей жизни Гоголь прожил в Москве, в доме на Никитском бульваре. Именно там, по преданию, он сжег второй том «Мертвых душ». За Гоголем хорошо ухаживали. Но, несмотря на благоприятные условия для жизни и творчества, в доме на Никитском бульваре разразилась последняя, странная драма в жизни Гоголя.

В ночь с 11 на 12 февраля 1852 года он позвал к себе Семёна и приказал принести портфель, в котором хранились тетради с продолжением «Мертвых душ». Под мольбы слуги не губить рукопись, Гоголь положил тетради в камин и поджег их свечой. Утром Гоголь, видимо, сам пораженный своим порывом, сказал графу Толстому: «Вот, что я сделал! Хотел было сжечь некоторые вещи, давно на то приготовленные, а сжег всё. Как лукавый силен – вот он к чему меня подвинул! А я там много дельного уяснил и изложил… Думал, разослать друзьям на память по тетрадке: пусть бы делали, что хотели. Теперь все пропало».

( Читать дальше )