Ройтеры поведали интереснейшую историю реструктуризации $20 ярдов украинского государственного долга, по которому уже два года не платятся проценты. Переговоры изначально пошли не по плану, так как сумма списания, которую требовал Киев, «значительно превысила 20%», которые ожидало большинство инвесторов и «рисковала нанести существенный ущерб отношениям» (то есть западные инвесторы к июню похоронили как минимум пятую часть своих вложений и это говорит о положении дел на фронте, куда более выразительно, чем какие-либо военные сводки).
Достичь договорённости удалось при участии представителей White & Case (крупнейшая адвокатская контора, чья история переплетена с Морганами, основателями ФРС, двумя губернаторами Кентуки, бывшим мэром Нью-Йорка, Всемирным Банком и рядом других влиятельных лиц) и Rothschild & Co (эти не нуждаются в представлении, кроме того факта, что они консультируют Минфин незалежной с 2017 года). В итоге Ротшильды убедили инвесторов из BlackRock и Amundi согласиться на 37-процентное списание номинальной стоимости активов.
С ростом ключевой ставки российскому бизнесу стало гораздо сложнее привлечь финансирование, а из-за санкций российским инвесторам доступно значительно меньше инструментов, чем было ранее. В этих условиях активно развивается рынок pre-IPO. Какие возможности он открывает для инвесторов и предпринимателей?
Суть pre-IPO, как и IPO, заключается в выпуске акций. Обе процедуры направлены на привлечение капитала. Однако первое публичное предложение (IPO) доступно лишь крупным компаниям, которые находятся на последней стадии эволюции в торгуемую на бирже корпорацию.
При этом многие эмитенты пребывают в поисках капитала на более ранних стадиях развития. В первую очередь это касается стартапов — молодых быстрорастущих компаний, которым могут потребоваться деньги на запуск бизнеса, расширение или масштабирование.
Pre-IPO — это шаг, предшествующий проведению IPO. Компания производит дополнительный выпуск акций, а инвестиционная платформа предлагает их своим пользователям. Отличие здесь в том, что ценные бумаги покупают до момента, когда бизнес станет публичным. Вся процедура проходит быстрее: в среднем она занимает 3-4 месяца.
Сможет ли компания оправиться после таких потерь? Насколько сильно увеличилась долговая нагрузка? Какова судьба дивидендных выплат? Попытаемся ответить на эти вопросы, изучив отчёт.
О проблемах «газового монополиста» после публикации финансового отчёта за 2023 год написали все: «первый реальный итог российской агрессии», «компания стала убыточной», «деньги заканчиваются», «пробито очередное дно».
Причём это только русскоязычное инфополе. Западные СМИ типа CNN, FT, Reuters и Euronews пытаются связать это с «коллапсом продаж в Европе».
В Великобритании есть старинный банк Coutts для богатых клиентов, основанный аж в 1692 году. И этот банк заблокировал счета Найджела Фараджа (известного телеведущего и бывшего лидера Независимой партии Соединённого Королевства). Предчувствуя скандал, генеральный директор NatWest Group, в которую входит Coutts провела брифинг с BBC и Financial Times, где заявила, что счета были заблокированы, поскольку они не удовлетворяли финансовым критериям (услуги приватных банков предоставляются клиентам, обладающих хотя бы миллионом долларов).
Такой аргумент трудно оспорить, но по всей видимости случилась невероятная для столь матёрой структуры нелепость — роковая коммуникационная ошибка внутри банка. Пока CEO финансовой группы говорила про критерии, менеджеры Coutts ответили на претензии Найджелла 40-страничным докладом, где «Россия» упоминается 144 раза, «Brexit» — 86 раз, а «Трамп» — 39 раз. Короче, Найджелл — консерватор и у него «неправильные» взгляды на многое. Поэтому комитет по имущественным и репутационным рискам Coutts счёл, что взгляды Найджела «не совпадают с ценностями и целями банка».
Хочу показать вам выдающийся пример открытия окна Овертона с целью популяризации диалога об эффективности современной денежной теории (СДТ). Средством стала статья в Ведомостях с заголовком «В США обвинили в рецессии теорию, набирающую популярность в России». Отдельно хочу отметить грамотность заголовка, который на первый взгляд сигнализирует о проблеме (ведь популярным становится то, что сочли нехорошим в США), но на самом деле декларирует популярность той самой СДТ.
С самых первых строк в статье упоминается персона помощника президента Максима Орешкина, как «сторонника реальной жизни, и пожалуй единственного из российских чиновников, известного своей симпатией к СДТ». С помощью этой фигуры формируется общественный запрос на мягкую монетарную политику. Ведь не кто-то там, а молодой для высокого чиновника и потому прогрессивный господин Орешкин предлагает подискутировать об СДТ. Орешкин, чьё назначение на пост помощника президента горячо приветствовал господин Дерипаска.
Экономическое, частично философское эссе о монетарной политике сквозь призму венчурной индустрии. Посвящено всем тем, кто считает дешёвые кредиты неоспоримым благом.
На днях повстречалась занимательная статья от либертарианского аналитического центра Института Людвига фон Мизеса с заголовком «Как советы зафиксировали инфляцию, но разрушили экономику». Там рассказывают про монетарную политику СССР и показывают, как рос кумулятивный дефицит в восьмидесятых, покрываемый рублёвым печатным станком, что в итоге привело к разрушению экономики и, как следствие, к разрушению самого СССР.
Примечательно, что американские либертарианцы из упомянутого выше think tank изучают плачевный опыт советских эмиссионных механизмов, а господин Дерипаска в то же время призывает понизить ставку до 5% и запустить
В крупнейшей европейской экономике, в Германии инфляция увеличилась до 10,9%, это рекорд с 1951 года. И, судя по росту цен производителей, тенденция сохранится — в августе ИЦП (PPI, индекс цен производителей) Германии совершил рекордный рывок за всё время ведения статистики с 1948 года и вырос на 7,9% за месяц. Годовая динамика цен производителей поставила рекорд за все времена — 45,8% г/г.
Около 43% акций The Economist принадлежит семье Аньелли (основателя FIAT) через холдинг Exxor, 21% — Ротшильдам, остальное — семьям Кэдбери, Шрёдеров, Лейтенов и прочим миноритариям.
К началу 2008 года финансовый сектор заметно лихорадило. В последние два с половиной десятилетия Уолл-стрит порождала один скандал за другим и в результате незапятнанных инвестиционных тем не осталось. «Junk bond», «IPO», «sub-prime mortgage» и другие, некогда популярные финансовые термины, теперь прочно ассоциировались в сознании общественности с мошенничеством; вскоре к ним должны были присоединиться термины «credit swaps» и «CDO».
Кредитные рынки находились в кризисе, а мантра, которая поддерживала фантастическую экономику в годы правления Буша — представление о том, что цены на жилье никогда не падают, — теперь была полностью разрушенным мифом. Всё это заставило Уолл-стрит искать новую парадигму для раздувания чуши.
Что делать? Учитывая непереносимость публики ко всему, что ассоциировалось с бумажными инвестициями, Улица незаметно переместила казино на рынок физических товаров — товаров, которые можно потрогать: кукурузу, кофе, какао, пшеницу и энергетические ресурсы, особенно нефть. Сочетание падения курса доллара, кредитного кризиса и краха жилья вызвало бегство в сырьевые товары. Прежде всего резко взлетели фьючерсы на нефть: цена одного барреля выросла с $60 в середине 2007 года до $147 к лету 2008.
Первое, что вы должны знать о Goldman Sachs — это то, что он вездесущ. Самый мощный в мире инвестиционный банк — это огромный кальмар-вампир, обернутый вокруг лица человечества, беспощадно втискивающий свою кровавую воронку во всё, что пахнет деньгами.
Фактически, история недавнего финансового кризиса (прим. Пестов: речь про кризис 2008 года), которая одновременно является историей быстрого упадка и падения внезапно обанкротившейся американской империи, читается как мемуары выпускников Goldman Sachs. Главные действующие лица всем знакомы: