Преамбула — этот текст был написан в конце ноября 2021 года и, в целом, был не о России, он был частью статьи о диком расширении государственного манадата в современных развитых демократиях. Однако последние события в мире побуждают меня вновь эту выдержку напомнить российской аудитории, несмотря на value «человеческого капитала» в России, мнение о котором у меня совершенно однозначное, постоянно подтверждающееся (даже из комментов на этом мною очень уважаемом ресурсе) и  совершенно не в «лонге». Надеюсь «видящие да увидят».... 


1. Пару слов в этой связи о ситуации в России. Инфляция спроса растет. Инфляция предложения также значительна: конкуренция на низком уровне, бизнес делать тяжело в коррупционно-феодальной среде «естественного» государства. Очевидно, что в России также нужно стимулировать предложение, но в отличие от Штатов, где есть политические сложности, в России это невозможно идеологически, поскольку сама система настроена не на бизнес, эффективность и рост добавленной стоимости, а на поддержание сохранности и продление жизни режима и его интересантов (подробнее в предыдущих постах).

( Читать дальше )

Немного реальности для оценки рисков инвестиций в российский рынок:  всегда стоит всегда помнить о среде, институтах и стимулах. В конце концов и в начале начал это то, что определяет инвестиционные решения — помимо самого актива. 

Интерпретации и консеквенции — исключительно личное дело. Ну вот, попрактикуемся. 

Экономика

В мировой экономике Россия занимает достаточно высокую 11 позицию по доле мирового ВВП, при этом, как будет показано ниже, такие позиции обеспечены доминированием ресурсных отраслей и отраслей продукции низких переделов в формировании ВВП. В мировой торговле значение России, как торгового партнера  с экспортом в 420 млрд $ и импортом в 242 млрд $, является невысоким в сравнении с развитыми и ведущими развивающимися странами: 14 место среди экспортеров и 22 место среди импортеров. Показатели промышленного производства России в 204  млрд $ не позволяют ей войти в рейтинг топ 10 стран-лидеров, при этом  следует указать, что в промышленном производстве России доминируют секторы “old economy” и индустрия  с низкой добавленной стоимостью. В рейтинге Doing Business, показывающего “легкость ведения бизнеса”, Россия находится на 28 месте, не попадая в топ 20 стран. По уровню прямых иностранных инвестиций Россия находится на последнем месте в рейтинге 23 развивающихся экономик с показателем привлечения за 2015-2018 гг. 0,2% к ВВП, при этом 41% потоков направляется в агропродовольственный сектор, имеющий наименьшую добавленную стоимость. Россия отсутствует в списке топ 100 мировых компаний по уровню капитализации свыше 100 млрд $. В рейтинге производительности труда среди топ 36 стран, Россия занимает 34 место. По показателям выручки в списке топ 100 компаний мира только три компании из России: Газпром со 154 млрд $,  Лукойл со 116 млрд $ и Роснефть с 80 млрд $ — все три компании представлены ресурсными секторами и занимают скромные позиции с показателями: Газпром — 21 место, Лукойл — 46 место, Роснефть — 99 место.

( Читать дальше )

Часть 1

1. Государство имеет две основные ипостаси, некое двуединство.  С одной стороны — это форма организации  разных групп людей — насильственной, как в модели Олсона, или  самостийной и консенсусной, как в модели Нозика ( не столь важно в контексте дальнейшего высказывания). С другой стороны, любая вертикальная организация — а государство всегда  и по сути именно вертикальная иерархическая структура — означает социальную иерархию. Это неизбежно делит общество на две прайм-группы. На тех, кто контролирует доступ к общественным ресурсам, принимает решения об их распределении в интересах общего  блага или прямо влияет на такие решения. т.е. элиту. И на тех, кто им подчиняется — ординарное население (в естественных государствах)  или граждан (в либеральных государствах порядков открытого доступа). Люди подчиняются решениям элит либо потому, что выбрали их для распоряжения общими благами в более или менее равновесных интересах всех членов общества и вольны эти элиты менять через демократические механизмы и охраняемые права из-за чего элитам нужно доказывать свою эффективность. Либо люди вынуждены подчиняться элитам в силу страха и прямой угрозы неконтролируемого насилия. Гибридный вариант — большинство условно мягких автократий 20 века вплоть до наших дней.

( Читать дальше )

Давайте еще раз напомним себе очевидную и неоспоримую аксиому  (кажется такие напоминания многим необходимы), что все актуальные научные основания в мейнстриме открытой мировой науки в области экономики, социологии, нейробиологии принятия решений (именуемой сейчас нейроэкономиккой) и математики сходятся в одном: любой экономический агент принимает решения под воздействием трех прайм факторов — внешней среды, социальных взаимодействий и персональной биологии. Это касается абсолютно всех живых существ, включая вирусы. То есть то, что видовое, групповое и индивидуальное развитие определяется экзогенными и эндогенными факторами — банальная очевидность.

Если говорить о человеке, то социальная проградация и рост благосостояния в рамках мега-социумов (стран, страновых образований, союзов и пр) являются логичными последствиями экономического роста (напомню о клюшке Макклоски). Экономический рост имеет несколько этапов  и на разных стадиях играют разные факторы: среда (политическая и социальная система), метис (обычаи, традиции, культурный код), потребительская напряженность, уровень технологизации, реальность примата права и пр. и пр… В определенный момент начинается убывающая отдача бывших актуальными факторов, как правило внешних, экстенсивных, которые должны быть заменены или отодвинуты другими — внутренними, интенсивными, полезность которых растет. Таким образом поддерживать сам рост (даже не его темпы)  можно только  фокусируясь на факторах, способных такой рост обеспечить. 

( Читать дальше )

 ЭКОНОМИКА: ЧТО НЕ ТАК С ГОСУДАРСТВОМ

Полная занятость в США, точнее, приближенная к предельным значениям (3,9% безработицы на сегодняшний день), накаченный потребительский леверидж и “бесплатные деньги”  фискального и монетарного стимулирования (соц. программы, заместительные чеки, инфраструктурные проекты, низкие ставки и пр., и пр.), наблюдаемые сейчас в развитых странах и начавшиеся  в Западной Европе около 30 лет назад, а в США около 20 лет назад,  имеют обратную сторону медали. А именно:

а) эффект Кантильона и разрыв в материальном неравенстве, с одной стороны, и сопровождающийся экстремальной инфляцией активов и ростом иррациональности во всех сферах экономических активностей, в первую очередь, финансовых рынков, с другой. 

б) долговременный негативный эффект рынка труда в режиме «полной занятости» на выпуск и потребление, т.е. на экономический рост. Этот фактор повышает себестоимость и осложняет расширение бизнеса, т.е. выпуска, что ведет к  сокращению объемов продаж и инноваций,  а также к  “компенсационному” увеличению маржи, т.е. росту цен

( Читать дальше )

Фрагмент дескрипшена к квантифицированной модели автора в исследованиях теории общественного выбора и социальных контрактов.

Политические партии — это группы экономических агентов, объединяющихся для более эффективного достижения возможности получения макисмальной индивидуальной выгоды через контроль общественных ресурсов, что является по своей сути интенцией к корупции.

При этом под выгодой (полезностью), в данном случае, имеются ввиду не только возможность получения материальных благ, но и моральные бенефиции: власть, общественное признание, авторитет, восхищение, историческое миссанство, и пр. и пр. В этом смысле бюрократ — реципрокный альтруист — также получает моральные выгоды в виде признания собственной якобы бескорыстности обществом и ближним окружением. Помимо получения общественнного признания, он получает самоощущение «религиозной праведности».

Избежать этого не возможно в силу очевидных эволюционных оснований и особенностей человека — и как живой биологичекой единицы, и как «человека разумного».

( Читать дальше )

ОБ УГРОЗАХ ЭКОНОМИЧЕСКОМУ РОСТУ И НОРМАЛИЗАЦИИ ИНФЛЯЦИИ… СО СТОРОНЫ ГОСУДАРСТВА

1. Государство не сейчас начало вливать деньги через фискальную систему и включило бюджетное стимулирование, но именно с приходом новой администрации  в начале 22 года надо начинать беспокоиться по настоящему.  В нормальной ситуации низкого гос.интервенционизма экономическая политика фокусируется на управлении денежным агрегатом — через ставки, выкупы и пр. Сейчас же идет интенсивное смещение в бюджетное стимулирование. И инфляционный всплеск во многом связан именно со смещением от косвенных регуляторных мер к прямому гос. расширению. Если говорить упрощенно, при монетарном стимулировании деньги идут в банки и через банки пролиферируют в реальный сектор. При прямом бюджетном стимулировании деньги напрямую идут в реальный сектор через социальные программы, акторство государства, как работодателя, и через прямое субсидирование слабых бизнесов. 

Тогда как же можно победить инфляцию монетарными способами? Ответ: только убийством производственной и потребительской активности, потому что монетарные способы не способны эффективно регулировать инфляционное давление, если оно создано не монетарными инструментами. Эффективно регулировать не способны, но вырезать все под корень — вполне. 

( Читать дальше )

Без преамбул и затравок сразу скажу, что цель этого текста — дать повестку для внятного и критического дискурса размышлений аудитории на тему возможностей и рисков рынка в 2022 году. Это не гадание на хрустальном шаре, не глубокомысленные макроэкономические тезисы, не разбор эффективности мер экономической и социальной политики, это — простые размышления экономиста и инвестора “не из России”, прикладывающего неимоверные усилия к тому, чтобы не использовать свой “административный ресурс” и быть максимально (по имеющимся возможностям) близким к “народу”. А значит придется избегать длинных импликаций, сложных моделей, фундаментальных концепций, развесистых причинно-следственных связей (слово “каузальность”, как я предполагаю, тоже надо бы исключить) и т.п…

Дихотомия “bullish” — “bearish” неизбежна в любых рассуждениях о перспективах фондового рынка, т.к. собственно отражает суть рынка как такового, как среды и способа обмена благами через свободное предъявление спроса и удовлетворение предложением. Поэтому все конструкции, где будет рынок и каковы вероятности, сводятся к субъективному определению и взвешиванию переменных, такие вероятности образующих. Однако, экономическая теория и инвестиционная практика  позволяют выделить ряд более или менее объективистских (замечу — не объективных, разница, надеюсь, понятна) факторов, позволяющих создать разумный базис для любых оценок, в любом случае субъективных — так или иначе.  

( Читать дальше )

ВЫДЕРЖКА ИЗ ПОСТА АВТОРА ОТ НОЯБРЯ 2021 ГОДА. АКТУАЛЬНОСТЬ ВОЗРАСТАЕТ.

1. Социальный контракт в автократиях и тоталитарных диктатурах характерен, по-мимо прочего, тем, что на вершине треугольника: государство — бизнес — общество — всегда находится власть, а номинальный вес двух остальных компонент соответственно всегда меньше веса государства, и может разниться между собой. В частности, такой паттерн социального устройства характерен для России: общество и бизнес находятся в подчиненном положении к власти. Этому есть очевидные причины, определяемые метисом, в частности исторически высокой дистанцией власти, низким уровнем индивидуализма и низкими коэффициентами терпимости во временных предпочтениях, т.е. неприятием изменений и неготовностью к рискам в связи с негативными ожиданиями и низким уровнем социального доверия. В числе прочих эти факторы порождают эффект колеи, закрепляемый, в свою очередь, современной авторитарной властью, поскольку такое положение вещей является оптимальным для удержания равновесия режима. 

( Читать дальше )

Тезисы размышлений на тему причин и последствий кризиса в Казахстане.

Корневые причины.

1. Инфляция, как фактор резкого падения покупательской способности.   Инфляция — главный враг устойчивости любого автократического режима и основной триггер социальных недовольств в целом. Как пример, можно упомянуть поздний Советский Союз: пока инфляция была под контролем — социальная агрессия не имела активного выплеска, напряжение нарастало постепенно и пассивно, несмотря на тотально не удовлетворенный спрос. Как только на фоне критического дефицита и постепенной либерализации экономической и социальной политики инфляция начала галлопировать, назревшее социальное напряжение трансформировалось в развивающийся активный протест. 

2. Экономическая и институциональная либерализация «второго уровня». Власти начали либеральную модернизацию экономических и правовых институтов, сохранив политические институты в прежних настройках софт-автократии, следуя некой доктрине транзита власти. Однако проблема в том, что в условиях значительного социального и экономического неравенства любое падение уровня благосостояния нижних социальных страт сразу же приводит к активному протесту. Такой сценарий обусловлен тремя основными факторами социального напряжения: бедность, автократическая политическая система (со всеми ее издержками, вроде пропаганды и цензуры, репрессивных институтов, коррупции, клановой борьбы) и значительное экономическое неравенство. Такое напряжение опасно, в числе прочего, и потому, что его потенциальные ограничения значительно менее жесткие в силу уже начавшейся институциональной либерализации и расширения свобод. Любой драйвер, увеличивающий вес любого из перечисленных факторов, в таких условиях, может стать триггером резкой трансформации в активное социальное недовольство. Такой протест может быть тем более сильным, поскольку уровень разобщенности нижних страт низок, а недовольства схожи и однородны: усталость от бедности и экстерналий режима. К тому же нужно учитывать и демографический фактор: средний возраст более половины населения страны — около 30 лет, что, безусловно, делает любую неординарную социальную активность более экстремальной.

( Читать дальше )