Хочу сказать, что я уже выкладывал этот пост пару дней назад, но потом решил удалить. По некоторым причинам и благодаря некторым событиям сегодняшнего вечера, я решил этот пост все таки выложить опять.
Я полагаю, что все всё понимают. Я, разумеется, имею в виду адекватно мыслящих людей, понимающих в той иной мере суть экономических, политических и общественных процессов.
И я да, #я ошибался. Кто только не сказал эти слова в последние несколько дней. И кстати хорошо, что сказали — спецоперации, видимо, настраивают людей на честность и откровенность без обиняков.
Мне есть что сказать, но не сразу. Я не высказывался в течении этих мрачных дней только потому, что у нас у всех есть два состояния — состояние критичной каузальной оценки и состояние гуманистической эмоции. И конечно, второе перевешивает (да и сейчас побеждает) первое. Но надо брать себя в руки, надо начинать смотреть сверху вниз, надо трезветь…и загонять себя, пусть и насильно, в рамки формальной логики, а не пользоваться только эмоциональным интеллектом.
О точных и неизбежных (хотел написать — возможных) экономических и социальных последствиях сейчас говорят многие макроэкономисты и социологи и, собственно, почти все говорят одно и тоже: последствия будут, и будут очень тяжелые. Это становится общим местом, поэтому я хотел бы сказать пару более конкретных слов об этом, фокусируясь на инфляционном давлении, его возможных триггерах и возможных мерах сглаживания вероятного инфляционного торнадо. Заранее предупрежу, что здесь нет ни слова ни об институтах, нет политологических, пусть и научных, оценок, тем более никаких личных гражданских суждений о сегодняшнем дне. Здесь — каузация и оценка сугубо технократическая, большими, правда, мазками, но, надо сказать, достаточно умозрительная, поскольку все, что вы мыслите себе сегодня, завтра может быть совсем не актуальным. К тому же, все, что представлено в этой статье, исходит из предположения о рациональных мотивах людей, принимающих решения. Это важная оговорка.
Введенные санкции — это, в лучшем случае, неизбежное начало экономической бэквордации, быстрой горизонтальной спирали движения назад, избежать этого не удастся. В худшем — это скатывание по экономической горке вниз. Невозможность использования корсчетов большинством системных банков блокирует возможность международных коммерческих взаимоотношений, и блокирование SWIFT здесь — это меньшая из бед, это просто замедление транзакционных процессов. Меньшая из бед — в сравнении с тем, что актуально на сегодняшний день.
Преамбула — этот текст был написан в конце ноября 2021 года и, в целом, был не о России, он был частью статьи о диком расширении государственного манадата в современных развитых демократиях. Однако последние события в мире побуждают меня вновь эту выдержку напомнить российской аудитории, несмотря на value «человеческого капитала» в России, мнение о котором у меня совершенно однозначное, постоянно подтверждающееся (даже из комментов на этом мною очень уважаемом ресурсе) и совершенно не в «лонге». Надеюсь «видящие да увидят»....
1. Пару слов в этой связи о ситуации в России. Инфляция спроса растет. Инфляция предложения также значительна: конкуренция на низком уровне, бизнес делать тяжело в коррупционно-феодальной среде «естественного» государства. Очевидно, что в России также нужно стимулировать предложение, но в отличие от Штатов, где есть политические сложности, в России это невозможно идеологически, поскольку сама система настроена не на бизнес, эффективность и рост добавленной стоимости, а на поддержание сохранности и продление жизни режима и его интересантов (подробнее в предыдущих постах).
Немного реальности для оценки рисков инвестиций в российский рынок: всегда стоит всегда помнить о среде, институтах и стимулах. В конце концов и в начале начал это то, что определяет инвестиционные решения — помимо самого актива.
Интерпретации и консеквенции — исключительно личное дело. Ну вот, попрактикуемся.
Экономика
В мировой экономике Россия занимает достаточно высокую 11 позицию по доле мирового ВВП, при этом, как будет показано ниже, такие позиции обеспечены доминированием ресурсных отраслей и отраслей продукции низких переделов в формировании ВВП. В мировой торговле значение России, как торгового партнера с экспортом в 420 млрд $ и импортом в 242 млрд $, является невысоким в сравнении с развитыми и ведущими развивающимися странами: 14 место среди экспортеров и 22 место среди импортеров. Показатели промышленного производства России в 204 млрд $ не позволяют ей войти в рейтинг топ 10 стран-лидеров, при этом следует указать, что в промышленном производстве России доминируют секторы “old economy” и индустрия с низкой добавленной стоимостью. В рейтинге Doing Business, показывающего “легкость ведения бизнеса”, Россия находится на 28 месте, не попадая в топ 20 стран. По уровню прямых иностранных инвестиций Россия находится на последнем месте в рейтинге 23 развивающихся экономик с показателем привлечения за 2015-2018 гг. 0,2% к ВВП, при этом 41% потоков направляется в агропродовольственный сектор, имеющий наименьшую добавленную стоимость. Россия отсутствует в списке топ 100 мировых компаний по уровню капитализации свыше 100 млрд $. В рейтинге производительности труда среди топ 36 стран, Россия занимает 34 место. По показателям выручки в списке топ 100 компаний мира только три компании из России: Газпром со 154 млрд $, Лукойл со 116 млрд $ и Роснефть с 80 млрд $ — все три компании представлены ресурсными секторами и занимают скромные позиции с показателями: Газпром — 21 место, Лукойл — 46 место, Роснефть — 99 место.
Часть 1
Государство имеет две основные ипостаси, некое двуединство. С одной стороны — это форма организации разных групп людей — насильственной, как в модели Олсона, или самостийной и консенсусной, как в модели Нозика ( не столь важно в контексте дальнейшего высказывания). С другой стороны, любая вертикальная организация — а государство всегда и по сути именно вертикальная иерархическая структура — означает социальную иерархию. Это неизбежно делит общество на две прайм-группы. На тех, кто контролирует доступ к общественным ресурсам, принимает решения об их распределении в интересах общего блага или прямо влияет на такие решения. т.е. элиту. И на тех, кто им подчиняется — ординарное население (в естественных государствах) или граждан (в либеральных государствах порядков открытого доступа). Люди подчиняются решениям элит либо потому, что выбрали их для распоряжения общими благами в более или менее равновесных интересах всех членов общества и вольны эти элиты менять через демократические механизмы и охраняемые права из-за чего элитам нужно доказывать свою эффективность. Либо люди вынуждены подчиняться элитам в силу страха и прямой угрозы неконтролируемого насилия. Гибридный вариант — большинство условно мягких автократий 20 века вплоть до наших дней.
Давайте еще раз напомним себе очевидную и неоспоримую аксиому (кажется такие напоминания многим необходимы), что все актуальные научные основания в мейнстриме открытой мировой науки в области экономики, социологии, нейробиологии принятия решений (именуемой сейчас нейроэкономиккой) и математики сходятся в одном: любой экономический агент принимает решения под воздействием трех прайм факторов — внешней среды, социальных взаимодействий и персональной биологии. Это касается абсолютно всех живых существ, включая вирусы. То есть то, что видовое, групповое и индивидуальное развитие определяется экзогенными и эндогенными факторами — банальная очевидность.
Если говорить о человеке, то социальная проградация и рост благосостояния в рамках мега-социумов (стран, страновых образований, союзов и пр) являются логичными последствиями экономического роста (напомню о клюшке Макклоски). Экономический рост имеет несколько этапов и на разных стадиях играют разные факторы: среда (политическая и социальная система), метис (обычаи, традиции, культурный код), потребительская напряженность, уровень технологизации, реальность примата права и пр. и пр… В определенный момент начинается убывающая отдача бывших актуальными факторов, как правило внешних, экстенсивных, которые должны быть заменены или отодвинуты другими — внутренними, интенсивными, полезность которых растет. Таким образом поддерживать сам рост (даже не его темпы) можно только фокусируясь на факторах, способных такой рост обеспечить.
ЭКОНОМИКА: ЧТО НЕ ТАК С ГОСУДАРСТВОМ
Полная занятость в США, точнее, приближенная к предельным значениям (3,9% безработицы на сегодняшний день), накаченный потребительский леверидж и “бесплатные деньги” фискального и монетарного стимулирования (соц. программы, заместительные чеки, инфраструктурные проекты, низкие ставки и пр., и пр.), наблюдаемые сейчас в развитых странах и начавшиеся в Западной Европе около 30 лет назад, а в США около 20 лет назад, имеют обратную сторону медали. А именно:
а) эффект Кантильона и разрыв в материальном неравенстве, с одной стороны, и сопровождающийся экстремальной инфляцией активов и ростом иррациональности во всех сферах экономических активностей, в первую очередь, финансовых рынков, с другой.
б) долговременный негативный эффект рынка труда в режиме «полной занятости» на выпуск и потребление, т.е. на экономический рост. Этот фактор повышает себестоимость и осложняет расширение бизнеса, т.е. выпуска, что ведет к сокращению объемов продаж и инноваций, а также к “компенсационному” увеличению маржи, т.е. росту цен
ОБ УГРОЗАХ ЭКОНОМИЧЕСКОМУ РОСТУ И НОРМАЛИЗАЦИИ ИНФЛЯЦИИ… СО СТОРОНЫ ГОСУДАРСТВА
1. Государство не сейчас начало вливать деньги через фискальную систему и включило бюджетное стимулирование, но именно с приходом новой администрации в начале 22 года надо начинать беспокоиться по настоящему. В нормальной ситуации низкого гос.интервенционизма экономическая политика фокусируется на управлении денежным агрегатом — через ставки, выкупы и пр. Сейчас же идет интенсивное смещение в бюджетное стимулирование. И инфляционный всплеск во многом связан именно со смещением от косвенных регуляторных мер к прямому гос. расширению. Если говорить упрощенно, при монетарном стимулировании деньги идут в банки и через банки пролиферируют в реальный сектор. При прямом бюджетном стимулировании деньги напрямую идут в реальный сектор через социальные программы, акторство государства, как работодателя, и через прямое субсидирование слабых бизнесов.
Тогда как же можно победить инфляцию монетарными способами? Ответ: только убийством производственной и потребительской активности, потому что монетарные способы не способны эффективно регулировать инфляционное давление, если оно создано не монетарными инструментами. Эффективно регулировать не способны, но вырезать все под корень — вполне.
Без преамбул и затравок сразу скажу, что цель этого текста — дать повестку для внятного и критического дискурса размышлений аудитории на тему возможностей и рисков рынка в 2022 году. Это не гадание на хрустальном шаре, не глубокомысленные макроэкономические тезисы, не разбор эффективности мер экономической и социальной политики, это — простые размышления экономиста и инвестора “не из России”, прикладывающего неимоверные усилия к тому, чтобы не использовать свой “административный ресурс” и быть максимально (по имеющимся возможностям) близким к “народу”. А значит придется избегать длинных импликаций, сложных моделей, фундаментальных концепций, развесистых причинно-следственных связей (слово “каузальность”, как я предполагаю, тоже надо бы исключить) и т.п…
Дихотомия “bullish” — “bearish” неизбежна в любых рассуждениях о перспективах фондового рынка, т.к. собственно отражает суть рынка как такового, как среды и способа обмена благами через свободное предъявление спроса и удовлетворение предложением. Поэтому все конструкции, где будет рынок и каковы вероятности, сводятся к субъективному определению и взвешиванию переменных, такие вероятности образующих. Однако, экономическая теория и инвестиционная практика позволяют выделить ряд более или менее объективистских (замечу — не объективных, разница, надеюсь, понятна) факторов, позволяющих создать разумный базис для любых оценок, в любом случае субъективных — так или иначе.