Зачем создавать то, что невозможно контролировать? Зачем делать то, что разрушает заданные рамки? Это логичные вопросы доминирующих агентов любой закрытой социальной системы, соответствующие их желанию максимального продления жизненного цикла “режима”.  Если компоненты системы, какими бы «плохими» и преступными они не были, соответствуют концепции системы и не противоречат ей — то они принимаются системой как законная ее часть. Напротив, если компоненты системы ей не соответствуют и находятся в идеологически — конструкционном противоречии с ней, то несмотря на их потенциальную эффективность и полезность (а в случае социальной системы — высокую индивидуальную развитость и высокий уровень самоорганизации и самосознания агентов), они не принимаются системой (очевидно, поскольку указанные факторы присущи открытым системам). В частности из этого посыла родилась сущностно ошибочная концепция суверенной демократии (подчеркну — в ее российской трактовке, поскольку термин был заимствован из американской политологии, в которой он означает нечто совершенно иное ). Отсюда же рождаются большинство так или иначе закрытых социальных режимов.

Можно рассматривать коррупцию как «масло» — вспомогательный механизм в развивающейся экономике, который помогает функционировать системе и является квази-рыночным институтом, способствующим наиболее эффективному распределению производительных усилий в ответ на предъявляемый спрос. А можно рассматривать как “песок”, который мешает работе и, что важнее, развитию рыночного механизма в силу субъективно-селективного характера принятия решений. Верно второе, поскольку коррупция, как и большинство архаичных квази-институтов,  может условно позитивно импактировать только в коротком и ультра-коротком горизонте и только на уровне индивидуальных порядков (конкретно сейчас решение эффективно для устранения конкретной проблемы конкретного агента или небольшой группы агентов), расширяя деградацию или тормозя развитие в длинном горизонте всей социально-экономической системы. Фундаментальные ключевые проблемы коррупции, в числе прочих: 1) субъективность, неустойчивость и высокая эластичность правил для принятия решений агентами, 2) низкий уровень доверия и возможность волюнтаристской отмены или пересмотра принятого решения или его условий агентами без возможности объективной и законной апелляции и права на арбитраж, 3) короткий горизонт планирования и рациональных ожиданий агентов, поскольку риски отмены или пересмотра принятого решения практически не ограничены. Институционально коррупция — архаичный квази-институт, присущий естественному государству, где уровень этатизма высок, экономика ренто-ориентирована, уровень индивидуального сознания низок, возможность свободной гражданской самоорганизации ничтожна, связи коротки и вертикальны, а любое конкурентное социально-экономическое преимущество сконцентрировано в руках правящей бюрократии со всеми чертами и характеристиками, ей присущими как типу агентов. В частности, это непроизводительное деструктивное (рентное) политическое предпринимательство, чем по сути и занимается бюрократия. Бюрократ, как экономический агент, максимизирует свою индивидуальную выгоду и заинтересован в расширении своих возможностей в рамках действующей архаичной институциональной системы, которая поощряет бюрократическую активность в целом. В частности, он заинтересован в максимальном увеличении масштаба и числа регуляторных и запретительных барьеров на любом уровне, поскольку их преодоление другими агентами является рентным ресурсом заработка для бюрократа — будь то прямая коррупционная премия или доступ к расширяющемуся бюджету соответствующего бюро. Поэтому коррупция может быть условно эффективна только в институционально-архаичном общественном устройстве с высоким уровнем этатизма, где она является естественным институтом, обеспечивающим условно эффективную реализацию ограниченных прав и возможностей других рыночных агентов (конкурентным преимуществом становится возможность, а не умение). По мере институциональной либерализации (в данном случае неважно каким способом — этико-риторической эволюцией или идеологической революцией), коррупция, как институт, перестает быть эффективной, поскольку перестает соответствовать новому социально-экономическому устройству, где конкурентное преимущество бюрократии ограничивается за счет редукции ее функций и уменьшения зон влияния одновременно с расширением прав и возможностей других рыночных агентов, что, в целом, в числе прочего происходит под влиянием либеральной трансформации прежних базовых институтов, правил и общественных договоров — и внедрением новых.

Утверждение ультра-левых “экономистов”о том, что глобализация и рост развитых экономик происходит за счет эксплуатации неразвитых и бедных обществ стран “третьего мира”, является грубой фактической ошибкой. На самом деле все вновь упирается в значение и вес переменной труда в функции производительности Кобби-Дугласа, а также в переоценку и трактовку этого веса и значения левыми. Помимо теоретического искажения этой архаичной теории противоречат и эмпирические данные. На самом деле бедные страны пытаются использовать конкурентные преимущества низкой базы (в том числе дешевой рабочей силы, что естественным образом увеличивает степень детерминанты труда в производстве низкотехнологичного харда) и совершенно естественным образом абсорбируют производства с низкой добавленной стоимостью. По мере роста благосостояния и развития общества выпуск развивается, и производства с низкой добавленной стоимостью заменяются производством с большей добавленной стоимостью, т.е. развитие детерминировано инновациями. Вопрос: если в рамках мысленного эксперимента допустить, что в какой-то момент не окажется стран и обществ настолько бедных, что некому будет делать гвозди — как быть тогда. Ответ очень простой — это означает, что гвозди станут дефицитными, их цена вырастет, а значит вырастет добавленная стоимость, а значит в рамках свободной конкуренции найдутся агенты, которые заходят заполнить нишу выпуска гвоздей, которая вновь стала прибыльной и экономически привлекательной. Другими словами предельная полезность гвоздей и напряжение потребности в гвоздях вновь возрастут, что означает рост спроса при ограниченности предложения, и, таким образом, рыночная неэффективность или неравновесие, рождающее потенциал добавленной стоимости, будет нивелировано заинтересованными рыночными агентами. Таким образом, теория марксистов о труде как главной детерминанте экономического роста не верна по сути.

​​"…… Все эти компании согласились работать с правительством США, выходя далеко за рамки того, что требовал от них закон, они делают все возможное, чтобы увеличить глубину своих взаимоотношений с правительством. В свою очередь это побуждает правительство не регулировать эти компании в контексте желаемой ими деятельности, которая в конечном итоге заключается в доминировании в информационном пространстве различными способами".

Эдвард Сноуден

По поводу беспорядков, банов и отношения власти и сми-монополий

Я не политик, не журналист и не общественный деятель. Я инвестор, финансист и, если хотите, экономист-практик.  Я оцениваю социально политические процессы с точки зрения экономиста, т.е. я анализирую, как меняется социально-политическая система под воздействием базисных экономических факторов, которые к слову являются одним из основополагающих взаимозависимых компонентов динамической цивилизационной системы наряду с институциональными, технологическими и этико-культурными факторами. Это работает и в инверсном порядке: можно оценивать, как социо-политические процессы определяют экономическую ситуацию. Что первично — вопрос сложный, долгий и очень discussable...