Назовем вещи, как они есть: многолетняя политика правительства и действия ФЕДа создали большую проблему для американской экономики. Эта проблема не локальная, она неизбежно мультиплицируется и расширяется по всему миру по очевидной причине: американские активы являются по сути единственным инструментом ликвидности, базисом оценки экономических обменов и бенчмарком для расчетов.
В чем состоит проблема? В экстремальном расхождении производственных возможностей и потребительских предпочтений. Политические элиты стремятся максимизировать лояльность населения и увеличить кол-во голосов за себя. Это, помимо прочего, приводит к непрерывному стимулированию спроса, то есть, фактически, расширению кредита и облегчению условий его получения. Спроса, который не соответствует производительности.
Нынешнее падение курса рубля – один из самых простых кейсов для любого макроэкономиста. Его причины очевидны, а последствия и перспективы ясны.
Взглянем на них максимально бегло и упрощенно, чтобы увидеть общую картину.
Говоря о причинах девальвации, стоит отметить, что их очевидность и предсказуемость были жирной линией в контексте экспертного консенсуса в отношении перспектив российской экономики на протяжении всего 2022 года и в особенности в начале 2023. Я также неоднократно об этом писал.
В целом мы увидели большую часть из перечисляемых ранее и прогнозируемых драйверов снижения ценности российской валюты.
Во-первых, это снижение официальных реальных экспортных доходов. Очевидно, что даже на фоне более или менее успешной реканализации нефтяного экспорта в Азию по ценам с не столь значительным дисконтом к Brent, как у значений ценового потолка, российский бюджет получает выпадение доходов от экспорта всех подсанкционных товаров в целом, а также значительных объемов продаж газа.
Автор — приглашенный научный сотрудник Stanford Institute for Economic Policy Research (Stanford University), портфельный менеджер BlackRock (UK), колумнист WallStreet Window, Mises Institute, Eurasia Review
Проблемы в финансовой системе нарастают, и остаться в стороне не получится никому. Активы, которые мы считали безрисковыми и «базовыми» благодаря политике легких денег и константного стимулирования потребления через рост госрасходов, превратились в токсичную отраву, которая начинает свое распространение в финансовой системе.
Растущая инфляция обесценивает доходности, в первую очередь, короткого «левого» края кривой доходности государственных долговых обязательств, поскольку номинальная доходность на коротком крае меньше. Неизбежное монетарное ужесточение делает разницу между стоимостью кредита и доходностью всех долгов минимальной. В силу этих двух факторов начинается распродажа на рынке долга — цена падает, доходность растет. Это усугубляется торможением QE – выкупа гос. облигаций ФЕДом — и началом QT, то есть продажи облигаций с баланса ФЕДа, что означает увеличение предложения облигаций на рынке — они становятся более дешевыми.
Президент Байден представил бюджетный план и новые инициативы по налоговой политике на 2024 год. Эти инициативы, очевидно, являются частью политической борьбы с республиканцами, которые заявляют о намерении ограничить увеличение государственных заимствований в размере 31,4 трлн долларов в случае, если Администрация не сократит госрасходы. Инициатива Президента превзошла все ожидания и представления о нормальности экономической политики и стимулах роста рыночной экономики.
Новый налоговый план Администрации Байдена — форменное сумасшествие в условиях глобальной эрозии устоявшихся экономических и геополитических отношений в мире, эрозии, ставшей последствием лево-кейнсианской безответственной и меркантилисткой политики Правительства последних 20 с лишним лет. Самое емкое и короткое название этой политики — агрессивный этатизм.
В момент, когда назрела ясная необходимость производственной релокации обратно в страны-потребители, в частности, в США, для укрепления национальной безопасности в условиях ужесточения авторитарных режимов в основных производительных и ресурсных экономиках, Администрация Байдена принимает решения, которые кроме как губительными невозможно назвать.
Автор — приглашенный научный сотрудник Stanford Institute for Economic Policy Research (Stanford University), портфельный менеджер BlackRock (UK), колумнист WallStreet Window, Mises Institute, Eurasia Review
На прошлой неделе случилось экстраординарное событие: ФЕД зафиксировала самый настоящий убыток и не способность свести баланс по своим операциям хотя бы ноль. И убыток этот составляет…18,8 млрд долларов! Однако на языке ФЕДа и правительства это убытком не называется. С 2001 года, когда ФЕД несколько «трансформировал» свой аккаунтинг, это называется «отложенным активом». Воистину, нет предела государственной наглости.
Операционный баланс ФЕДа складывается из дохода по своим активам, включая процентный доход по облигациям казначейства и прочим ценным бумагам — и по расходам в пассивах, то есть выплатам процентов банкам за их резервы и по обратному РЕПО. Так вот, в 2022 году расходы ФЕДа — выплаты по обязательствам превысили доходы — выплаты по активам.
Дело в том, что профицит капитала — то есть как раз та самую, но положительную операционную разницу между платежами по активам и пассивам — ФЕД обязан переводить в Казначейство. Такой профицит бывает не всегда большим, хотя достигал 19,38 млрд в 2015 году, и 40 млрд в 2021 году. Однако на протяжении последних десяти лет, этот баланс никогда не был отрицательным. Теперь же, в 2022 году дефицит этого баланса составляет 18 млрд. долларов
1. Линейная упрощенная логика — отличный способ быстро удовлетворить политические запросы электората. Запрос со стороны западной общественности на ограничения возможностей РФ продолжать проводимую политику и соответствующие активные действия, удовлетворяется западными политическими элитами в духе лево-популистской повестки, доминирующей в последние 20 лет в большинстве развитых стран. Реальная эффективность решений властей коллективного Запада, в первую очередь Европы в отношении РФ идет далеко позади громких прокламаций и ложных, на самом деле, очевидностей, так быстро продаваемых избирателям.
2. В частности, я имею ввиду ограничения на экспорт российской нефти и ее передела, как основного источника экспортных доходов бюджета РФ и возможностей действующей власти финансировать проводимую политику.
Автор — приглашенный научный сотрудник Stanford Institute for Economic Policy Research (Stanford University), портфельный менеджер BlackRock (UK), колумнист WallStreet Window, Mises Institute, Eurasia Review
Как известно, одна из главных задач ФЕДа в проведении монетарной политики — формирование ожиданий, то, что Томас Шеллинг называл “обусловленным поведением”. Ожидания определяют экономическое — да и в целом социальное — поведение экономических агентов, а значит экономическую динамику и ее направление.
Важная цель монетарной политики ФЕДа — таргетирование инфляции. Это один из видов формирования ожиданий и управления ими, т.е. создание условий для достижения того самого целевого «обусловленного поведения».
Хорошо ли это? В целом нет. Конечно, это лучше прямого монетарного вмешательства, и современная мейнстрим-экономика считает это рыночным способом проведения монетарной политики через стимулы, исключающие прямое импактирование. Однако сторонники свободного рынка скажут на это, что аппетит растет во время еды, особенно когда это касается государственного регулирования.
Автор — приглашенный научный сотрудник Stanford Institute for Economic Policy Research (Stanford University), портфельный менеджер BlackRock (UK)
За последние несколько десятилетий налоговая система США стала окончательно неразборчивой и по-прежнему является главной угрозой для корпоративной Америки. За время глубокого “левого” крена окончательно укрепился нарратив о том, что корпорации — это вечно разбухающий источник налогов, и все лишнее надо сразу забирать.
Закон о снижении инфляции эту концепцию укрепляет и игнорирует тот факт, что корпорации по сути — это фактически сообщества людей — акционеров, сотрудников и потребителей. Поднимая корпоративные налоги, вы увеличиваете налоговое бремя простых людей.
Разумная налоговая система предполагала бы собирать налоги с физических лиц один раз, когда они получают доход. Но законодатели отказываются внедрять такую систему, фактически нагромождая новые налоговые обязательства на экономических агентов.
Автор — приглашенный научный сотрудник Stanford Institute for Economic Policy Research (Stanford University), портфельный менеджер BlackRock (UK)
Автор заранее приносит свои извинения за нехарактерное для него эмоциональное наполнение текста.
Великий Людвиг фон Мизес однажды сказал:
«В сущности экономическая история представляет собой летопись провалившихся методов государственного регулирования вследствие самонадеянного игнорирования законов экономической науки.»
Нынешнее состояние экономики — следствие дерижистской экономической политики всех правительств последних двух десятилетий, начиная с прихода Буша-младшего и до администрации Байдена. Нынешние метания властей между двух, ими же созданных угроз — инфляцией и рецессией — наглядное подтверждение бесспорной верности утверждения фон Мизеса.
Меня, как политэкономиста, социального бихевиориста и управляющего активами трудно вывести из равновесия экономическими и даже политическими искажениями. Эмоциональная рефлексия в виде досады, злости и раздражения может быть позволена исследователю только в ипостаси обычного обывателя или гражданина, но не аналитика. Однако последняя история с Законом о снижении инфляции и его инициации со стороны бывших министров финансов, включая г-на Саммерса, вывела меня из обычного аналитического равновесия и вызвали настоящую фрустрацию. И сейчас я объясню почему.
Спасибо товарищу Кейнсу за наше «счастливое» время...
Кажется, не остается сомнений в том, что генеральный тренд экономики США — рецессионный.
Это — итог фатальной ошибки, а точнее сказать, популизма и сиюминутного политического интереса в экономической политике правительства, которая повторяется в который раз.
Мягкая фискальная и жесткая монетарная политика стимулируют производство и сбережения, поощряют конкуренцию и рост добавленной стоимости, ограничивают рост гос. расходов и долговой нагрузки, нивелируют инфляцию и обеспечивают стоимость кредита, соответствующего производственным и потребительским возможностям.
Вместо этого правительство, давно и окончательно сместившись в экспансионистскую парадигму политического популизма и безответственности, делает все ровно наоборот и решает проблемы сегодняшнего дня, не задумываясь о завтрашнем. Оно удешевляет деньги и стимулирует опережающий производство рост потребительского спроса, т.е. раздувает гос.леверидж, ужесточает условия для производства и расширяет гос. расходы, очевидно, находясь в порочной кейнсианской парадигме экономической политики.
Автор — приглашенный научный сотрудник Stanford Institute for Economic Policy Research (Stanford University), колумнист Mises Institute (US), портфельный менеджер BlackRock (UK)
Нефтяное эмбарго: ограниченная эффективность и неэффективная ограниченность.
I.
Давайте без подробных объяснений “почему” примем за основу то, что в нынешней ситуации условный коллективный Запад не хочет участвовать в активных военных действиях в Восточной Европе как сторона конфликта. Давайте примем также за данность, что этот конфликт фундаментально невыгоден мировому сообществу и развитым странам, несмотря ни на какие спорадические бенефиты для Китая в виде на все согласной изолированной России или для США, повторяющих опыт 40-х годов. Наконец, давайте признаем: проводимая Россией спецоперация, если и могла бы назваться спецоперацией или таковой задумывалась (что только под этим термином понимать?) — уже никакая не операция, т.е. некоторый набор согласованных интенсивных радикальных действий с целью скорейшего достижения результата. Это в реальности теперь то, что все называют одним словом, не имеющим и не требующим никаких синонимов.
I.
Давайте без подробных объяснений “почему” примем за основу то, что в нынешней ситуации условный коллективный Запад не хочет участвовать в активных военных действиях в Восточной Европе как сторона конфликта. Давайте примем также за данность, что этот конфликт фундаментально невыгоден мировому сообществу и развитым странам, несмотря ни на какие спорадические бенефиты для Китая в виде на все согласной изолированной России или для США, повторяющих опыт 40-х годов. Наконец, давайте признаем: проводимая Россией спецоперация, если и могла бы назваться спецоперацией или таковой задумывалась (что только под этим термином понимать?) — уже никакая не операция, т.е. некоторый набор согласованных интенсивных радикальных действий с целью скорейшего достижения результата. Это в реальности теперь то, что все называют одним словом, не имеющим и не требующим никаких синонимов.
Нынешняя экстраординарная инфляция и фактически начавшаяся стагфляция — результат грандиозной макроэкономической ошибки государственной экономической политики развитых стран и прежде всего США. От совершения такой ошибки американское и европейское правительство удерживало огромная часть уважаемого академического и экспертного экономического сообщества — но, как мы видим, тщетно.
Ошибка государства не нова: попытка модерирования многофакторных процессов рынка и формирования “обусловленного поведения” агентов для иллюзорной цели — нивелирования негативных фаз экономических циклов
Это — корнерстоун любой левой доктрины, от Кейнса и Маркса до псевдонаучных концепций, наподобие современной денежной теории (MMT)
Глубинные мотивы таких действий определяются электоральными интересами выборной элиты и вполне адекватно описываются Теорией Электоральных Циклов.
Несколько слов о том, где сейчас находится американская экономика и отчасти прочие развитые экономики мира, и в чем причина большой тревоги о завтрашнем дне.
Тезисно ситуация выглядит примерно следующим образом.
• Стагфляция — неизбежный сценарий ближайшего будущего; дефляция и рецессия — наиболее вероятный экономический модус после стагфляции.
• Инфляционные факторы сместились преимущественно в немонетарную зону.
• Главные драйверы инфляции — на стороне предложения в производственной инфляции.
• Геополитические риски стимулируют рост товарных рынков — сырья, пищевых товаров и продукции первого передела.
• Регуляторы и власти ограничены в своих возможностях удержания экономики.
• Выбор властей в направлении экономической политики состоит либо в принятии прямой государственной экспансии и расширении социального дотирования, либо в резком смягчении фискально-бюджетной и ужесточении социальной политики при умеренном сворачивании монетарных стимулов.
Теперь чуть подробнее о перечисленном.
Стагфляция (снижение темпов экономического роста с одновременно растущей инфляцией) — фактически наступившая реальность. Кратко напомню три главных кластера факторов, приведших к настоящему состоянию экономики.
- Постковидные экстерналии: разрывы производственных цепочек, в первую очередь в области полупроводников; логистические локапы в силу изменения перемещений трудовой силы; избыточное монетарное и бюджетное стимулирование экономических агентов, от неэффективных компаний до частных домохозяйств, создавшее опережающий спрос относительно ограниченного выпуска, а также вызвавшее инфляцию активов.
- Выбранный вектор экономической политики: с приходом к власти демократов был активно продолжен кейнсианский курс — расширение государственной экспансии через рост инфраструктурного строительства, увеличение социальных программ и ужесточение фискального режима и давление на бизнес. Фактически госэкспансия создает эффект выдавливания, когда бизнесу, уже находящемуся в неблагоприятных условиях резкого удорожания факторов производства, в частности, рабочей силы, сырья и компонентов, приходится конкурировать с государством и нести еще большие фискальные издержки для финансирования госбюджета.
- Геополитическое обострение между “коллективным Западом” и российской автократией через прокси-конфликт между Россией и Украиной. Россия — корневой поставщик углеводородов в Европу, а вместе с Украиной — ведущий экспортер ключевых сельхозтоваров в мире. Текущий конфликт накладывается на вышеупомянутые факторы и создает риски значительного сырьевого и пищевого дефицита, по крайней мере, на время, пока альтернативные замещающие каналы не будут настроены и отлажены: сейчас стабильность сырьевого обеспечения Европы находится под вопросом. В этой связи конфликтная эскалация в Восточной Европе имеет очевидное прямое и косвенное влияние на экономику развитых и развивающихся стран, вызывая глобальные инфляционные спайки, угнетая экономическую активность и замедляя темпы экономического роста.
Что сейчас сигнализирует нам о неминуемых проблемах и уже начавшихся стагфляционных процессах?
О точных и неизбежных (хотел написать — возможных) экономических и социальных последствиях сейчас говорят многие макроэкономисты и социологи и, собственно, почти все говорят одно и тоже: последствия будут, и будут очень тяжелые. Это становится общим местом, поэтому я хотел бы сказать пару более конкретных слов об этом, фокусируясь на инфляционном давлении, его возможных триггерах и возможных мерах сглаживания вероятного инфляционного торнадо. Заранее предупрежу, что здесь нет ни слова ни об институтах, нет политологических, пусть и научных, оценок, тем более никаких личных гражданских суждений о сегодняшнем дне. Здесь — каузация и оценка сугубо технократическая, большими, правда, мазками, но, надо сказать, достаточно умозрительная, поскольку все, что вы мыслите себе сегодня, завтра может быть совсем не актуальным. К тому же, все, что представлено в этой статье, исходит из предположения о рациональных мотивах людей, принимающих решения. Это важная оговорка.
Введенные санкции — это, в лучшем случае, неизбежное начало экономической бэквордации, быстрой горизонтальной спирали движения назад, избежать этого не удастся. В худшем — это скатывание по экономической горке вниз. Невозможность использования корсчетов большинством системных банков блокирует возможность международных коммерческих взаимоотношений, и блокирование SWIFT здесь — это меньшая из бед, это просто замедление транзакционных процессов. Меньшая из бед — в сравнении с тем, что актуально на сегодняшний день.
Преамбула — этот текст был написан в конце ноября 2021 года и, в целом, был не о России, он был частью статьи о диком расширении государственного манадата в современных развитых демократиях. Однако последние события в мире побуждают меня вновь эту выдержку напомнить российской аудитории, несмотря на value «человеческого капитала» в России, мнение о котором у меня совершенно однозначное, постоянно подтверждающееся (даже из комментов на этом мною очень уважаемом ресурсе) и соврешенно не в «лонге». Надеюсь «видящие да увидят»....
1. Пару слов в этой связи о ситуации в России. Инфляция спроса растет. Инфляция предложения также значительна: конкуренция на низком уровне, бизнес делать тяжело в коррупционно-феодальной среде «естественного» государства. Очевидно, что в России также нужно стимулировать предложение, но в отличие от Штатов, где есть политические сложности, в России это невозможно идеологически, поскольку сама система настроена не на бизнес, эффективность и рост добавленной стоимости, а на поддержание сохранности и продление жизни режима и его интересантов (подробнее в предыдущих постах).
Полная занятость в США, точнее приближенная к предельным значениям (3,9% безработицы на сегодняшний день), накаченный потребительский леверидж и “бесплатные деньги” фискального и монетарного стимулирования (соц. программы, заместительные чеки, инфраструктурные проекты, низкие ставки и пр и пр), наблюдаемые сейчас в развитых странах и начавшиеся в Западной Европе около 30 лет назад, а в США — около 20 лет назад, имеют обратную сторону медали. А именно:
а) эффект Кантильона и разрыв в материальном неравенстве — с одной стороны, сопровождающийся экстремальной инфляцией активов и ростом иррациональности во всех сферах экономических активностей, в первую очередь финансовых рынков — с другой.
б) долговременный негативный эффект рынка труда в режиме «полной занятости» — на выпуск и потребление, т.е. на экономический рост. Этот фактор повышает себестоимость и осложняет расширение бизнеса, т.е. выпуска, что ведет к сокращению объемов продаж и инноваций, а также к “компенсационному” увеличению маржи, т.е. росту цен
Давайте назовем вещи своими именами.
Российский политический режим в лице находящихся у власти элит и исполнительной бюрократии является главным агрессивным геополитическим актором в современной нам реальности мироустройства, наследуя Советскому Союзу и интенсивно пытаясь сместить мировой порядок в конфликтную парадигму. Этот режим продолжает недобрые традиции всех диктатур, получивших так или иначе значительную долю лояльности со стороны населения своих стран посредством пропаганды и репрессий и в итоге — консенсусный социальный мандат на агрессию и внешнюю экспансию. При этом такое агрессивное и фактически захватническое расширение российского режима подразумевает, во-первых, обоснование своих действий как реакцию на якобы агрессию “противоположной” стороны — коллективного Запада, а во-вторых — значительную поддержку населения. Как я уже упомянул, такая поддержка обусловлена, преимущественно, двумя факторами (на выбор или в комбинации): страхом и пропагандой.