И ведь что интересно насчет вопроса, поднятого в видео выше, — простейший вводный урок по экономике, который, вероятно, и дают детям в школах, где ее проходят, вполне достаточен, чтобы предсказать пагубные последствия определенных вещей, напр., той же льготной ипотеки. (В том числе и я их предсказывал, когда она только вводилась.)
Однако во властных структурах в нужный момент не нашелся человек, который бы усвоил такой урок. И ведь в остальном зачастую там обитают люди, освоившие куда более сложные вещи.
Но здесь уже надо объяснять дело не интеллектуальной деятельностью, а чем-то другим. Без святоотеческого богословия не обойтись.
Дарон Асемоглу — тот, в получении которым главной награды по экономике никто не сомневался еще многие годы назад. Он уже давно находится в топе самых цитируемых экономистов в мире, и совершенно заслуженно.
Несколько фактов и мыслей насчет Нобелевки и нового лауреата:
1. Далекие от темы любители обесценивать чужие достижения часто накидываются на Нобелевскую премию. И особенно это касается ее экономической части. Как и везде, неудачные и политизированные решения там бывают, и появились они далеко не вчера, но абсолютное большинство ее получателей — это люди, которых в их профессии давно знают, цитируют и уважают;
2. Насчет политизированных решений, справедливости ради, надо отметить премию прошлого года, выданную никому не известной женщине за работы о растущих противоречиях капитализма гендерном неравенстве. Понятно, что к получательнице премии прошлого года все, сказанное выше, не относится;
3. Асемоглу работает на стыке теории и эмпирики, и как раз благодаря ему такой вид исследований стал в наше время в мире наиболее популярным.
Ряд нюансов насчет того, что является настоящим перегревом экономики и в чем специфика нынешнего подъема.
Эти планы, как следует из официальных речей, принимают форму разных номинальных показателей — столько-то тысяч будет средняя зарплата в таком-то году и проч. Но вне контекста инфляции вообще неясно, повысится ли при этом реальное благосостояние.
Что интереснее, новые ставки подоходного налога привязаны к номинальным показателям. В итоге, на поверхности как будто речь идет о повышении благосостояния, а по сути — об увеличении налогового бремени.
Недавно я писал о влиянии задач в сфере искусственного интеллекта (ИИ) на занятость на нашем рынке труда, подчеркивая, что ИИ, как и любая другая технология, не только забирает у кого-то задачи, но и создает задачи новые. Иными словами, его чистый эффект не в сокращении занятости, а в изменении ее структуры.
В этом контексте стоит внимания и наблюдение Д. Норта о взаимосвязи технологии и организации. В любом обществе технология реализуется к пользе общества не тогда, когда она просто появляется, а тогда, когда для ее реализации имеются организационные предпосылки. Напр., паровая машина была известна еще в античном мире, но Промышленную революцию она произвела лишь спустя две тысячи лет в Англии, когда та стала готова для этого организационно (или институционально).
Что интересно, по-настоящему узким местом всегда была организация, а не технология. Трудность не столько в том, чтобы придумать, как что-то сделать, сколько в том, чтобы организовать жизнь и труд людей так, чтобы это знание они смогли и захотели воплотить в жизнь.
На днях мы с соавтором закончили и отправили статью о влиянии искусственного интеллекта на наш рынок труда. То, что благодаря алгоритмам, скоро все останутся без работы, — это одна из популярных страшилок. Я же вообще не люблю рассуждения с позиции кипиша, во-первых, потому что это противно моей вере, во-вторых, потому что 99.99999% кипиша, — это, если присмотреться, безосновательные страхи. Это касается и ИИ.
Алгоритмы ИИ у нас уже во всю применяются, заменяя, а зачастую и лишая людей работы. Но вот глобально — угрожают ли ли они занятости? На этот вопрос мы решили ответить, проанализировав все доступные данные о вакансиях с базы Headhunter. На момент исследования там нашлось ок. 3.5 млн. вакансия для 35 тыс. фирм.
Мы их оттуда выгрузили и на основе этих данных построили индексы относительной значимости ИИ для процессов фирмы. Такие индексы уже давно считаются в западной научной литературе, а в нашем случае оставалось лишь применить этот подход к нашим данным. Грубо говоря, индекс представляет собой отношение задач фирмы, выполнимых с помощью ИИ, ко всем ее задачам. Примеры тех и других задач понятны: задачи бухгалтера или работника колл-центра (не все, конечно) выполнимы с помощью ИИ, а задачи парикмахера — нет.
Попросили тут объяснить на пальцах эту изменившуюся корреляцию.
Итак, на пальцах. На графике ставка процента заменена обратной к ней ставкой дисконта, чтобы «правильная корреляция» была положительной. Так вот в прошлом она была положительной, ныне же она отрицательная. Почему? Потом что раньше при наступлении кризиса росли ставки, как и должно быть. В прошлом к середине кризиса могла подключиться ФРС и поддержать экономику деньгами через понижение своей ключевой ставки. Но эта мера применялась не всегда и очень дозировано. Со временем же это стало делаться все более агрессивно, и дошло до того, что теперь как только падает рынок, сразу же снижают ставку. Поэтому, если раньше понижение ставки было рыночной реакцией на кризис, то теперь место рынка заняло государство, ставку снижая. Но в этом есть своя тенденция — лекарство применяется все в больших дозах. Значит, того, чего хватало раньше, не хватает теперь.
В прошлые десятилетия норма дисконта (обратная величина к процентной ставке) коррелировала положительно с фондовым индексом. Сейчас же все наоборот, как видно на графике, на котором я выделил курсивом периоды, признанные позднее кризисными.
О чем это говорит? О том, что лекарство от кризисов, которое раньше применяли в малых дозах и ограниченное время, нынче применяют в дозах лошадиных и при первых симптомах кризиса.
Т.е. происходит привыкание. Что дальше? Надо будет подбирать более сильно действующее лекарство. А в один прекрасный кризис действующего лекарства попросту не найдется.