В конце уходящего, богатого на события, года небольшой обзор по тем, кто удивил — приятно и не очень:
1. В экономическом блоге грех не начать список с давно и многими поносимого экономического блока. Центробанку и «либералам» из правительства можно сказать спасибо за то, что по итогам года народ у нас по большей части живет так, как будто ничего не случилось. А ведь все ожидали, что после наложения на нас «адских санкций» здесь в лучшем для нас случае начнутся новые девяностые с остановкой экономики и гиперинфляцией. Вместо этого рубль имеем выше, чем был год назад; инфляция меньше, чем в странах, наложивших на нас санкции; а спад производства оказался умереннее, чем тот, что был вызван пандемией;
2. Другое великое открытие года — «наше доблестное» МО. Эту структуру двадцать лет кормили, как не в себя, и все ожидали в случае войны увидеть высокотехнологичного монстра, все сметающего на своем пути. Вместо этого, воюют ополченцы, бывшие заключенные и вырванные из обычной жизни гражданские, а снабжают их пенсионеры и волонтеры. Оказывается, кривой автомат из «Девятой роты» — это не поклеп, а обыденная реальность;
И это вполне объяснимо, учитывая наше меняющееся положение в системе международной торговли.
До сих пор рубль укреплялся, потому что продавали мы номинально много, а покупали мало. Но это ситуация заведомо неравновесная и временная. Западные страны, естественно, должны были искать способы замещения российских энергоресурсов, а бизнес по обе стороны экономического фронта должен был искать возможности продолжить поставки к нам всего того, что продавцы хотят продавать, а покупатели покупать.
Нынче на обоих направлениях произошли определенные сдвиги и вместе с ними соответствующие изменения на валютном рынке.
Дальнейшее здесь по-прежнему зависит от экспорта и импорта, от того, какие санкции окажутся более действенными. Если сильнее будут сказываться санкции в отношении импорта, значит, рубль после временной просадки еще может пойти вверх. И наоборот, если сильнее будет эффект от санкций на экспорт, рубль продолжит нисходящее движение.
Распечатываем кубышку — впервые ли и насколько это страшно
Государственная поддержка фермеров и рок-музыкантов — что общего
Об одной банальной причине отказа граждан от кредитов
Закономерности в том, какие компании покидают российский рынок
Табачные магазины и борьба за здоровый образ жизни — как одно соотносится с другим
Об этом в новой беседе на Радио России без купюр
Мой Телеграм-канал
В продолжение предыдущего поста кое-какие практические следствия из философии антихрупкости.
Можно обобщить: все живое — антихрупко, в противоположность мертвому/искусственному.
Живое постоянно меняется, и меняться в положительную сторону может лишь при наличии стресса. В отсутствие этого неприятного стимула оно деградирует. Все в истории, что выросло во что-то значительное, развивалось в ответ на вызовы.
Хотя это, вроде бы, очевидно, люди — и большие, и маленькие — львиную долю энергии посвящают тому, чтобы избежать стрессов, кризисов, вызовов.
Пара примеров:
1. Сглаживание кризисов. Экономический рост проходит через кризисы и подъемы, и политики когда-то решили сгладить эти колебания, чтобы не подвергать население стрессам. Эти колебания сглаживают, заливая очередные кризисы деньгами.
Несколько слов об этом важном понятии, актуальном сегодня как никогда.
Как поясняет придумавший его Нассим Талеб, антихрупкость свойственна тем вещам, которые от ударов не только не разрушаются, но становятся крепче.
Это эволюционное свойство живых сложных систем. Эволюционное, потому что связано с естественным отбором; живых, ибо только живое меняется и, значит, подвержено эволюции; сложных, т.к. в процессе изменения одни детали заменяются другими.
Биологические организмы антихрупки в этом смысле: нагрузка делает их сильнее, а длительный покой ведет к деградации.
С общественными системами похожая история. Кризисы — экономические, политические, культурные — приводят к их обновлению, а длительные периоды стабильности порождают «социальный склероз», при котором творческие силы общества преимущественно направлены на дележ, а не на создание пирога.
По этому поводу высказался Нуриель Рубини, известный своими сбывшимися в прошлом прогнозами. Разделяя его пессимизм, добавлю ряд деталей, о которых уже здесь упоминал.
Назревающий сейчас кризис похож на кризис 1970-х гг. по ряду моментов — высокая инфляция, вызванная шоками предложения, в сочетании со спадом.
Но в то время общий объем долга корпораций, домашних хозяйств и государства был куда меньше, чем сейчас, и это обеспечивало большую свободу для денежных властей США. Когда потребовалось, они задрали ставку под 20% и держали до тех пор, пока не справились с инфляцией.
Аналогичные действия сейчас едва ли возможны. Если то же самое сделать при нынешней закредитованности, многие предприятия обанкротятся, а обычные люди окажутся на улице. Это, в свою очередь, будет означать общее сокращение расходов и, соответственно, удар по выжившим предприятиям.
В истории нобелевки по экономике, стартующей с конца 60-х гг., были как титаны, так и просто счастливчики от науки. Нынешних лауреатов я бы отнес к последней категории. Поскольку это в первую очередь касается бывшего председателя ФРС, остановлюсь на двух других, менее известных, лауреатах.
Модель Даймонда-Дибвига описывает банковскую панику как потенциальное равновесие, которого хотелось бы избежать.
Активы банка суть долгосрочные кредиты, которые он не может обналичить, когда вздумается без серьезных издержек. Пассивы — вклады, которые вкладчики могут потребовать назад в любой момент с нулевыми или незначительными издержками для себя. Такая асимметрия делает экономическую систему уязвимой. Если вкладчики совершат набег на банки, они рухнут по той простой причине, что у них нет возможности одновременно удовлетворить все требования.
В более широкой перспективе, эта модель является частным случаем дилеммы заключенных. Здесь мы наблюдаем ситуацию, когда рациональные действия на индивидуальном уровне (со стороны вкладчиков) оказываются вредными, если не губительными, на уровне коллективном.
Хотя бумага, как и весь наш рынок, переживает не лучшие времена, ей это далеко не впервой. Как иллюстрирует заглавный график, после 2006 г. она торгуется преимущественно циклически — вверх-вниз, как правило, в зависимости от политической конъюнктуры. Тот рост, который наблюдался начиная с 2016 г., был частично нивелирован пандемией и окончательно добит войной.
Такое поведение бумаги — своего рода паттерн, на основе которого можно судить о ее вероятных движениях в ближайшем будущем. В частности, можно подсчитать, сколько времени проводит бумага в тех или иных диапазонах значений и как часто переходит из одного диапазона в другой. На основе такого подсчета можно вычислить вероятности, с которыми бумага будет находиться в том или ином диапазоне в будущем.
Проделав такое упражнение, я получил следующий результат: к концу октября с вероятностью 74% бумага бумага будет оставаться в том же диапазоне, что и сейчас; с вероятностью 15% переместится на ступень выше; и опустится на и через ступень ниже с вероятностями, соответственно, 10% и ок. 1%.