Прохожу по Горсткину мосту через Фонтанку и вижу худенького небритого мужичка, который бросает в воду нечто привязанное к толстой веревке, а потом тащит веревку обратно. Первая мысль – конечно, рыбак, но с какой-то необычной снастью. Подхожу, интересуюсь, как улов. – Да нормально, – хмыкает мужичок. – А что за рыбка, позвольте полюбопытствовать? – Рыбка простая – медянка да серебрянка, – улыбается собеседник. – Что-то не помню таких, – говорю смущенно. – Это, наверное, какие-то очень маленькие? – Ага, маленькие, – говорит он, вытаскивая веревку из воды. На конце ее – увесистая железяка, вся облепленная монетами. Магнит!

Знакомимся. Мужичка зовут Николай, он уже пятнадцать лет как на пенсии. Живет в Сертолове, каждый день встает в пять утра, садится на шестичасовой автобус и едет в Питер на промысел. Гуляет по рекам и каналам в тех местах, где туристы бросают монетки на счастье, и закидывает там свой «невод». Без добычи не уходит – поскольку все наши современные монеты, оказывается, сделаны из магнитных материалов, холостых забросов практически нет.

( Читать дальше )

Всего через день после того, как Microsoft представила своего невинного чат-бота Tay, компании пришлось удалить его из Twitter. Причина заключается в том, что бот превратился в почитателя Гитлера, расиста и ненавистника феминисток — в общем, стал очень неполиткорректным и злым. Предполагалось, что ИИ будет говорить с другими пользователями «как девочка-подросток».

Чтобы пообщаться с Tay, можно написать твит с упоминанием или отправить прямое сообщение пользователю @tayandyou. Также можно добавить бота в контакты в Kik или GroupMe. Бот использует для общения сленг современных американских подростков и знает всё о Тейлор Свифт (Taylor Swift), Майли Сайрус (Miley Cyrus) и Канье Уэсте (Kanye West) и кажется довольно робким — по крайней мере, поначалу.

Вскоре после запуска Tay стал куда более грубым — во многом благодаря тому, что в своих ответах пользователям он использовал сообщения, которые получал сам от других людей. Среди его высказываний — «Повторяй за мной, Гитлер не сделал ничего плохого» и

( Читать дальше )

Был у меня в стародавние времена один знакомый. Бразильский. Звали его Жентил – в просторечии дядя Жентил. Ему было уже хорошо за полтинник. Жентил жил с семьёй в Рио в своём доме. Дом был хороший, большой, т.к. семья дяди Жентила была вполне состоятельная.
Но речь сегодня пойдёт не о нём, а о его соседе и, возможно, даже с некоторыми оговорками, приятеле. Звали соседа Изя Ойзерович Дратвиман.

Это был старый еврей, которому было уже за 80. Вредный и противный старикашка, недружелюбный, острый на язык, да и просто говоря говнистый человек. Он никого и ничего не любил, а многое и многих так и просто ненавидел. Жил он в своём доме с женой рядом с домом Жентила. Думаю не надо говорить, что дом был по-еврейски хороший и вполне дорогой. )))

Родился он в России или в 1918, или в 1919 году. Был калекой от рождения. Когда его семья бежала от большевиков в Европу, его с собой не взяли, т.к. считали, что он всё равно не жилец. Оставили его бабке или двоюродной бабке на воспитание. Но Изя выжил и вырос вполне здоровым. Но очень злобным и обиженным. Он ненавидел евреев, за то, что они его бросили в детстве, и дал себе слово, что за это никогда не женится на еврейке. Он ненавидел русских за погромы, и он ненавидел немцев за то, что они добили тех, кого не добили русские.

Ещё до войны он бежал из Союза в Париж, оттуда в Англию, и уже поcле войны перебрался в Бразилию. Женат он был на голландке. И он ненавидел голландцев за то, что те «в один прекрасный день» выдали немцам всех евреев. Свою жену – старую уже бабку – он называл «бригаденфюрер Дэйкстра» (по её фамилии). Также он ненавидел негров, французов, итальянцев, румын (тоже за погромы), ненавидел умных, глупых, политиков, соседей и … всех своих родных.

Сам он ни с кем особо не общался, никого из соседей не поздравлял с днями рождения, но зато требовал от всех, чтобы его всегда поздравляли со всеми еврейскими праздниками, и даже каждый год раздавал им памятки, написанные от руки, с датами и названиями, чтобы те не забывали это делать. Дядя Жентил, видимо по приколу, его поздравлял стабильно, чему Изя Ойзерович был искренне рад и за это приглашал Жента тяпнуть с ним вечерком немного кошерной водочки.

Футбол Изе был интересен, но в силу возраста уже «постольку поскольку». Там уже было мало боления, больше было злорадства.

Вот так и жил Изя. И вроде бы жил хорошо, как может показаться. Но сам Изя так не считал. Он считал, что ему в жизни крупно не повезло, что бог его наказал, не дав ему наследника.
У него были 2 дочки. А он мечтал о наследнике. Первая в браке родила тоже две дочки – наследников Изе не дав. Вторая (была предпринимателем) замуж так и не вышла, но вне брака (довольно уже поздно) родила сына – Изя был рад, ведь у внука осталась его фамилия – Дратвиман.

Изя Ойзерович немного успокоился, т.к. свято верил, что рано или поздно его внук (редкостный оболтус) остепенится, женится, нарожает кучу сыновей, и фамилия Дратвиман продолжит свой жизненный путь. Изя усиленно искал ему жену из хорошей семьи, чтобы в официальном («а не как сейчас модно у вас у молодых») браке тот нарожал ему правнуков мужского рода.

Но так случилось, что как-то после какой-то там молодёжной тусовки его внук с какой-то девчонкой на заднем сидении машины любимого дедушки Изи испытал первый в своей жизни прыщавый подростковый секс. Ура, казалось бы…
Первый в жизни сексуальный опыт внука закончился тем, что девка залетела и через положенное время родила тройню. Трёх малышек, трёх ДЕВОЧЕК!
ДЕВОЧЕК! ТРЁХ!!!
Мальчиков — ноль… Девочек – три!

Изя Ойзерович хотел сначала застрелись себя, потом внука, потом жену, которая подозрительно много молчала, но пережив это эмоционально потрясение, отстегнул нужную сумму на первое время для малышек, а внука возненавидел и перестал с ним общаться.

Как-то раз сидели Изя с Жентилом в какой-то памятный для старого еврея день у Изи на веранде и баловались кошерной. Болтали за всякое и всё такое. И хорошо приняв, Изя, болевший за Ботафого, не упустил случая подколоть Жентила, болевшего за Васку. Васку до этого в контрольной игре с треском продул какому-то сброду 3:0.
Изя сказал: «А морячки-то твои вообще прелестны. С такой, как у вас, командой в чемпионате одно удовольствие играть будет. Вы там что, садовников набрали?» — после чего злорадостно захихикал. Жентил сказал в ответ, что результат какой-то там контрольной игры с «не пойми кем» его мало интересует и совсем не огорчает. Он это даже в расчёт не берёт. И когда начнётся официалка – вот тогда всё будет иначе, всё будет «к-а-р-а-ш-о». Поэтому, нет повода истерить.

Изя Ойзерович поглядел на Жентила, словно профессор на нерадивого студента, и сказал: «Юноша, мой внук – послал же бог шлимазла – уже провёл одну контрольную игру с каким-то гамном. И залетел на 0:3. И теперь мне даже представить страшно что бы было, если бы игра была официальная», – после чего старый еврей неподдельно печально выдохнул, а его губы изобразили ехидную улыбку.

B 1982 году Ларри Уолтерс, пенсионер из Лос-Анджелеса решил
осуществить давнюю мечту — полететь, но не на самолете. Он изобрел
собственный способ путешествовать по воздуху. Уолтерс привязал к
удобному креслу сорок пять метеорологических шаров, наполненных
гелием, каждый из которых имел метр в диаметре. Он уселся в кресло,
взяв запас бутербродов, пиво и дробовик. По сигналу, его друзья
отвязали веревку, удерживавшую кресло. Ларри Уолтерс собирался плавно
подняться всего на тридцать метров, однако кресло, как из пушки,
взлетело на пять километров.

Соседи обсуждают. Звонить ли 911? Зачем? Человек улетел. Летать не
запрещено. Закон не нарушен. Насилия не было. Америка — свободная
страна. Хочешь летать — и лети к чертовой матери.

… Часа через четыре диспетчер ближнего аэропорта слышит доклад
пилота с заходящего лайнера:
— Да, кстати, парни, вы в курсе, что у вас тут в посадочном эшелоне
какой-то му**к летает на садовом стуле?
— Что-что? — переспрашивает диспетчер, галлюцинируя от переутомления.

— Летает, говорю. Вцепился в свой стул. Все-таки аэропорт, я и
подумал, мало ли что...
— Командир, — поддает металла диспетчер, — у вас проблемы?
— У меня? Никаких, все нормально.
— Вы не хотите передать управление второму пилоту?
— Зачем? — изумляется командир. — Вас не понял.
— Борт 1419, повторите доклад диспетчеру!
— Я сказал, что у вас в посадочном эшелоне му**к летает на садовом
стуле. Мне не мешает. Но ветер, знаете...

Диспетчер врубает громкую трансляцию. У старшего смены квадратные
глаза. В начало полосы с воем мчатся пожарные и скорая помощь. Полоса
очищена, движение приостановлено: экстренная ситуация. Лайнер садится
в штатном режиме. По трапу взбегают фэбээровец и психиатр.

Доклад со следующего борта:
— Да какого еще хрена тут у вас козел на воздушных шариках путь
загораживает!., вы вообще за воздухом следите?

В диспетчерской тихая паника. Неизвестный психотропный газ над
аэропортом.
— Спокойно, кэптен. А кроме вас, его кто-нибудь видит?
— Мне что, бросить штурвал и идти в салон опрашивать пассажиров, кто
из них ослеп?
— Почему вы считаете, что они могут ослепнуть? Какие еще симптомы
расстройств вы можете назвать?
— Земля, я ничего не считаю, я просто сказал, что эта гадская птица
на веревочках работает воздушным заградителем. А расстройством я могу
назвать работу с вашим аэропортом.

Диспетчер трясет головой и выливает на нее стакан воды и, перепутав
руки, чашечку кофе: он утерял самоконтроль.

Третий самолет:
— Да, и хочу поделиться с вами тем наблюдением, джентльмены, что
удивительно нелепо и одиноко выглядит на этой высоте человек без
самолета.
— Вы в каком смысле??!!
— О. И в прямом, и в философском… и в аэродинамическом.

В диспетчерской пахнет крутым первоапрельским розыгрышем, но
календарь дату не подтверждает. Четвертый борт леденяще вежлив:
— Земля, докладываю, что только что какой-то парень чуть не влез ко
мне в левый двигатель, создав угрозу аварийной ситуации. Не хочу
засорять эфир при посадке. По завершении полета обязан составить
письменный доклад.

Диспетчер смотрит в воздушное пространство взглядом Горгоны Медузы,
убивающей все, что движется.

— … И скажите студентам, что если эти идиоты будут праздновать
Хэллоуин рядом с посадочной глиссадой, то это добром не кончится! -
просит следующий.
— Сколько их?
— А я почем знаю?
— Спокойно, борт. Доложите по порядку. Что вы видите?
— Посадочную полосу вижу хорошо.
— К черту полосу!
— Не понял? В смысле?
— Продолжайте посадку!!
— А я что делаю? Земля, у вас там все в порядке?
— Доложите — вы наблюдаете неопознанный летательный объект?
— А чего тут не опознать-то? Очень даже опознанный.
— Что это?
— Человек.
— Он что, суперйог какой-то, что там летает?
— А я почем знаю, кто он такой.
— Так. По порядку. Г д е вы его видите?
— У ж е не вижу.
— Почему?
— Потому что улетел.
-Кто?
— Я.
— Куда?
— Земля, вы с ума сошли? Вы мозги включаете? Я захожу к вам на
посадку!
— А человек где?
— Который?
— Который летает!!!
— Это что… вы его запустили? А на хрена? Я не понял!
— Он был?
— Летающий человек? -Да!!!
— Конечно был? Что я, псих.
— А сейчас?
— Мне некогда за ним следить! Откуда я знаю, где он! Напустили
черт-те кого в посадочный эшелон и еще требуют следить за ними!
Плевать мне, где он сейчас болтается!
— Спокойно, кэптен. Вы можете его описать?
— му**к на садовом стуле!
— А почему он летает?
— А потому что он му**к! Вот поймайте и спросите, почему он, тля,
летает!
— Что его в воздухе-то держит? — в отчаяньи надрывается диспетчер. -
Какая етицкая сила? Какое летательное средство??? Не может же он на
стуле летать!!!
— Так у него к стулу шарики привязаны.

Далее следует непереводимая игра слов, ибо диспетчер понял, что
воздухоплаватель привязал яйца к стулу, и требует объяснить ему
причину подъемной силы этого сексомазахизма.
— Его что, Господь в воздухе за яйца держит, что ли?!
— Сэр, я придерживаюсь традиционной сексуальной ориентации, и не
совсем вас понимаю, сэр, — политкорректно отвечает борт. — Он
привязал к стулу воздушные шарики, сэр. Видимо, они надуты легким
газом.
— Откуда у него шарики?
— Это вы мне?
— Простите, кэптен. Мы просто хотим проверить. Вы можете его описать?

— Ну, парень. Нестарый мужчина. В шортах и рубашке.
— Так. Он белый или черный?
— Он синий.
— Кэптен? Что значит — синий?...
— Вы знаете, какая тут температура за бортом? Попробуйте сами
полетать без самолета.

Этот радиообмен в сумасшедшем доме идет в ритме рэпа. Воздушное
движение интенсивное. Диспетчер просит таблетку от шизофрении.
Прилетные рейсы адресуют на запасные аэропорты. Вылеты задерживаются.


… На радарах — ничего! Человек маленький и нежелезный, шарики
маленькие и резиновые.

Связываются с авиабазой. Объясняют и клянутся: врач в трубку
подтверждает.
Поднимают истребитель.

… Наш воздухоплаватель в преисподней над бездной, в прострации от
ужаса, околевший и задубевший, судорожно дыша ледяным разреженным
воздухом, предсмертным взором пропускает рядом ревущие на снижении
лайнеры. Он слипся и смерзся воедино со своим крошечным креслицем,
его качает и таскает, и сознание закуклилось.

Очередной рев раскатывается громче и рядом — в ста метрах пролетает
истребитель. Голова летчика в просторном фонаре с любопытством
вертится в его сторону. Вдали истребитель закладывает разворот, и на
обратном пролете пилот крутит пальцем у виска.

Этого наш бывший летчик-курсант стерпеть не может, зрительный центр в
мерзлом мозгу передает команду на впрыск адреналина, сердце толкает
кровь, — и он показывает пилоту средний палец.

— Живой, — неодобрительно докладывает истребитель на базу.

Ну. Поднимают полицейский вертолет.

А вечереет… Темнеет! Холодает. И вечерним бризом, согласно законам
метеорологии, шары медленно сносит к морю. Он дрейфует уже над
берегом.

Из вертолета орут и машут! За шумом, разумеется, ничего не слышно.
Сверху пытаются подцепить его крюком на тросе, но мощная струя от
винта сдувает шары в сторону, креслице болтается враскачку, как бы не
вывалился!...

И спасательная операция завершается по его собственному рецепту, что
в чем-то обидно… Вертолет возвращается со снайпером, слепит со ста
метров прожектором, и снайпер простреливает верхний зонд. И второй.
Смотрят с сомнением… Снижается?

Внизу уже болтаются все береговые катера. Вольная публика на
произвольных плавсредствах наслаждается зрелищем и мешает береговой
охране. Головы задраны, и кто-то уже упал в воду.
Третий шарик с треском лопается, и снижение грозди делается явным.
На пятом простреленном шаре наш парень с чмоком и брызгами шлепается
в волны.

Но веревки, на которых висели сдутые шары, запутались в
высоковольтных проводах, что вызвало короткое замыкание. Целый район
Лонг-Бич остался без электричества.

Фары светят, буруны белеют, катера мчатся! Его вытраливают из воды и
начинают отдирать от стула.

Врач щупает пульс на шее, смотрит в зрачки, сует в нос нашатырь,
колет кофеин с глюкозой и релаксанты в вену. Как только врач
отворачивается, пострадавшему вливают стакан виски в глотку, трут
уши, бьют по морде… и лишь тогда силами четырех матросов разжимают
пальцы и расплетают ноги, закрученные винтом вокруг ножек стула.

Под пыткой он начал приходить в себя, в смысле массаж. Самостоятельно
стучит зубами. Улыбается, когда в каменные от судороги мышцы вгоняют
булавки. И наконец произносит первое матерное слово. То есть жизнь
налаживается.

И когда на набережной его перегружают в «скорую», и фотовспышки
прессы слепят толпу, пронырливой корреспондентке удается просунуть
микрофон между санитаров и крикнуть:

— Скажите, зачем вы все-таки это все сделали?

Он ответил: «Ну нельзя же все время сидеть без дела».