Рецензии на книги | Как Рим победил Иудею again

Классический труд иудейского историка Иосифа Флавия про восстание евреев против Рима. Книга содержат описание событий Иудейской войны 66-71 годов, включая осаду Иерусалима и разрушение иерусалимского Храма, и заканчивая падением Масады. 

В книге описывается мощь Римской империи и суицидальность восстания иудеев. Также в книге описаны нелицеприятные факты об евреях, из-за которых по мнению автора, народ пришел к своему краху.
Вообще, это была бы первая книга антисемитской направленности, но беда в том, что Иосиф Флавий сам еврей.
Кстати, у Флавия упоминается город Скифополис (город Скифов в 80 км от Иерусалима) в Иудеи… а это значит, что Блок в своём стихотворении:
Мильоны — вас. Нас — тьмы, и тьмы, и тьмы.
Попробуйте, сразитесь с нами!
Да, скифы — мы! Да, азиаты — мы,
С раскосыми и жадными очами!
Выдает чепуху, т.к. по Флавию выходит, что мы таки они и есть, а не азиаты и монголы с раскосыми очами.
Вообще, антисемитизм настолько испортил историю России, что наши исконно Израильские имена типа Иван да Марья вдруг стали исконно славянскими.

В книге описываются первые евреиские погромы:

В тот же день и в тот же час‚ как бы по божьему предопределению‚ жители Кесарии убили всех иудеев в городе; за один час было убито свыше двадцати тысяч‚ так что во всем городе не осталось ни одной иудейской души‚ ибо и бежавших Флор изловил и‚ как пленных‚ поместил в корабельные верфи. Кровавая резня в Кесарии привела в ярость всю иудейскую нацию. Отдельными отрядами иудеи опустошали сирийские деревни и близлежащие к границе города: Филадельфию‚ Себонитис‚ Геразу‚ Пеллу и Скифополис. Оттуда они двинулись на Гадару‚ Ипп и Гавлан‚ где многие здания частью разрушили‚ частью превратили в пепел‚ и пошли затем на тирскую Кедасу‚ Птолемаиду‚ Габуи Кесарию. Даже Себаста и Аскалон не могли противостоять их набегу: они сожгли и эти города до основания и разрушили еще Анфедон и Газу. Кроме того‚ было разгромлено ими много деревень‚ лежавших вокруг этих городов‚ и бесчисленное множество пленных было убито. Но сирийцы‚ в свою очередь‚ убивали не меньше иудеев; они также умерщвляли в городах тех‚ которые им попадались в руки‚ и теперь они уже это делали не из одной вражды‚ как прежде. а для того‚ чтобы предупреждать грозившую им самим опасность. Вся Сирия была в страшном волнении; каждый отдельный город разделился на два враждебных  лагеря‚ каждая часть искала спасения в гибели другой. Дни проходили в кровопролитиях‚ а ночи страх делал еще ужаснее‚ чем дни. Там‚ где кончали с иудеями‚ начинали бояться друзей иудейства.

2000 лет прошло, а на Востоке до сих пор бурлит!

Причина восстания:

Антиох‚ однако‚ не довольствовался ни неожиданным покорением города‚ ни грабежом‚ ни великой резней; обуреваемый своими необузданными страстями и воспоминанием о трудностях иерусалимской осады‚ он принуждал иудеев‚ вопреки их отечественным законам‚ оставлять детей необрезанными и приносить на алтарь в жертву свиней. Никто не повиновался этому приказу; знатнейшие были казнены. Наконец‚ Бакхид‚ принявший от Антиоха начальство над гарнизоном‚ присоединил к безбожным распоряжениям царя еще и собственную природную свирепость; он перешел всякую меру беззакония: самые видные граждане одни за другими были замучены в пытках‚ и глазам всего народа ежедневно представлялась картина покорения Иерусалима. Своими неслыханными жестокостями Бакхид‚ наконец‚ довел угнетенный народ до восстания

Про Понтия Пилата:

В Иудею Тиберий послал в качестве прокуратора Пилата. Последний приказал однажды принести в Иерусалим ночью изображение императора‚ называемое римлянами signa. Когда наступило утро‚ иудеи пришли в страшное волнение; находившиеся вблизи этого зрелища пришли в ужас‚ усматривая в нем нарушение закона (так как иудеям воспрещена постановка изображений в городе); ожесточение городских жителей привлекло в Иерусалим многочисленные толпы сельских обывателей. Все двинулись в путь по направлению к Кесарии к Пилату‚ чтобы просить его об удалении изображения из Иерусалима и об оставлении неприкосновенной веры их отцов. Получив от него отказ‚ они бросились на землю и оставались в этом
положении пять дней и столько же ночей‚ не трогаясь с места. На шестой день Пилат сел на судейское кресло в большом ристалище и приказал при-
звать к себе народ для того будто‚ чтобы объявить ему свое решение; предварительно же он отдал приказание солдатам: по данному сигналу окружить иудеев с оружием в руках. Увидя себя внезапно замкнутыми тройной линией вооруженных солдат‚ иудеи остолбенели при виде этого неожиданного зрелища. Но когда Пилат объявил‚ что он прикажет изрубить их всех‚ если они не примут императорских изображений‚ и тут же дал знак солдатам обнажить мечи‚ тогда иудеи‚ как будто по уговору‚ упали все на землю‚ вытянули свои шеи и громко воскликнули: скорее они дадут убить себя‚ чем переступят закон. Пораженный этим религиозным подвигом‚ Пилат отдал приказание немедленно удалить статуи из Иерусалима.

Впоследствии он возбудил новые волнения тем‚ что употребил священный клад‚ называющийся Корбаном‚ на устройство водопровода‚ по которому вода доставлялась из отдаления четырехсот стадий. Народ был сильно возмущен‚ и‚ когда Пилат прибыл в Иерусалим‚ он с воплями окружил его судейское кресло. Но Пилат‚ уведомленный заранее о готовившемся народном стечении‚ вооружил своих солдат‚ переодел их в штатское платье и приказал им‚ смешавшись в толпе‚ бить крикунов кнутами‚ не пуская‚ впрочем‚ в ход оружия. По сигналу‚ данному им с трибуны‚ они приступили к экзекуции. Много иудеев пало мертвыми под их ударами‚ а многие были растоптаны в смятении своими же соотечественниками. Паника‚ наведенная участью убитых‚ заставила народ усмириться.

Про суицид:
самоубийство противоречит природе всего живущего, и — это преступление перед Богом, нашим творцом. Нет ни одного животного, которое бы умирало преднамеренно и убивая самого себя. Ибо таков уже всесильный закон природы, что каждому врождено желание жить. Потому мы и называем врагом того, который открыто хочет нас лишить жизни, и мстим тому, который посягает на нее тайно.

Козни иудеев

В эти дни иудеи устроили римлянам такого рода ловушку. Самые отважные из мятежников, представляя из себя изгнанных миролюбивыми жителями, вышли за город из так называемых Женских башен; здесь они, как бы опасаясь нападения римлян, столпились все вместе, и каждый старался укрыться за плечами другого. Другие же, с виду простые граждане, стояли там и сям на стене, взывали о мире, просили о пощаде и призывали к себе римлян, обещая им открыть ворота. Одновременно с этими громкими взываниями они бросали камнями в своих же, как будто хотели отогнать их от ворот; а те делали вид, будто хотят насильно вторгнуться, то обращались с трогательными просьбами к своим согражданам, то, наконец, устремлялись к римлянам, но каждый раз в страхе и отчаянии пятились назад. Солдаты поддались на эту хитрую ловушку; полагая, что одни попались уже им в руки и их немедленно можно будет наказать, а другие откроют им город, они тотчас приступили к делу. Но были убиты.

Наконец, под личным руководством Тита был установлен таран против средней башни северной стены, где один хитрый иудей, по имени Кастор, стоял на страже с десятью ему подобными после того, как другие бежали перед стрелками. Некоторое время они, притаиваясь за брустверами, тихо лежали; но, когда башня начала колебаться, они выскочили с разных мест; Кастор при этом простер свои руки, как человек, умоляющий о пощаде, взывая к Цезарю, и жалобным голосом просил сжалиться над ним. Тит прямо— душно поверил ему, вознадеявшись, что иудеи теперь намерены переменить свой образ мыслей; он приказал поэтому остановить таран, запретил стрелять в просящих и пригласил Кастора говорить. Когда тот заявил, что он хочет сойти и сдаться, Тит ответил, что он приветствует его разумное решение и будет очень рад, если все последуют его примеру, так как он, со своей стороны, охотно протянет городу руку примирения. Пять из десяти присоединились к лицемерным просьбам Кастора, между тем как другие кричали, что они никогда не сделаются рабами римлян, пока у них будет возможность умереть свободными людьми. В этом споре прошло долгое время, в продолжение которого наступление было приостановлено. Кастор между тем послал сказать Симону, что он может совершенно спокойно совещаться со своими людьми о делах, не терпящих отлагательства, ибо он еще долго задержит римское войско. В то же время он делал вид, будто старается склонить на сдачу также и сопротивлявшихся ему, а те, точно в негодовании, подняли обнаженные мечи над брустверами, пронзили себе щиты и пали на землю, как будто заколотые. Изумление охватило Тита и его окружающих при виде решимости этих людей и, будучи не в состоянии видеть снизу все в точности, они дивились только их мужеству и жалели вместе с тем об их участи. Тогда один из римлян ранил Кастора в лицо у носа; Кастор вытащил стрелу, показал ее Титу и жаловался на несправедливое обращение. Цезарь сделал выговор стрелявшему и дал поручение Иосифу, стоявшему возле него, идти к стене и протянуть руку Кастору Но Иосиф отказался, ибо он подозревал, что просящие  замышляют недоброе, и удерживал также своих друзей, желавших поспешить туда. Перебежчик по имени Эней вызвался на это дело, а так как Кастор кричал еще, чтобы кто-нибудь пришел за по лучением денег, хранившихся при нем, то этот Эней еще проворнее побежал и подставил свой плащ; но Кастор поднял камень и швырнул его вниз; в него самого он не попал, так как тот был настороже, но ранил сопровождавшего его солдата. Этот обман привел Тита к убеждению, что снисходительность на войне только вредна, между тем как строгость больше предохраняет против хитрости. Разгневанный этим издевательством, он приказал заставить действовать таран с большей неукротимостью. Когда башня колебалась уже под его ударами, Кастор и его люди подожгли ее и прыгнули сквозь пламя в находившийся под нею тайный проход, чем еще раз удивили своей храбростью римлян, полагавших, что они бросились в огонь.

Преступление Иудеев
По моему убеждению, те, которые владеют священным местом, должны представлять все на суд божий и отвергать всякую человеческую силу, пока
в них жива надежда на всевышнего судью. Но что исполнили вы из того, на что законодатель наложил благословение? И что оставили вы из того, что он обрек проклятью? Во сколько раз вы преступнее ваших отцов, которые тем не менее пали еще быстрее, чем вы? Тайные преступления, как воровство, обман и прелюбодеяние, были для вас слишком ничтожны! Вы соперничали между собой в разбоях и убийствах и прокладывали себе новые, неведомые еще пути зла. Храм сделался местом сборища для всех, и руками коренных жителей осквернялись Богу посвященные места, чтимые издали даже римлянами, которые в пользу нашего закона оставляют многие из своих обычаев. И вот, после всего этого вы ждете помощи от того, против которого вы так грешили. Но, допустим, вы точно такие же благочестивые богомольцы и молитесь о божеской помощи с такими же чистыми руками, как некогда наш царь, когда он призывал к Богу против ассирийцев и когда Бог за одну ночь уничтожил в прах ту великую армию; но разве действия римлян можно приравнивать к тому, что сделали ассирийцы, чтобы вы могли надеяться на подобную же помощь Бога? У ассирийцев царь купил за деньги пощаду города, а они вопреки данному слову пришли, чтобы зажечь храм; римляне же требуют только установленной подати, которую наши отцы уплачивали их отцам; раз только они добьются этого требования, они оставят город неразрешенным и храм нетронутым, все остальное они предоставят нам; семьи наши свободны, имущество в нашем распоряжении, а священные законы останутся неприкосновенными. Только безумие может допустить, чтобы Бог поступил со справедливыми одинаково, как с несправедливыми.

А потому я думаю, что божество бежало из своей Святая Святых и стоит теперь на стороне тех, с которыми вы воюете. Если праведный человек бежит из порочного дома и с презрением отворачивается от его обитателей, то неужели вы думаете, что Бог будет сопутствовать вам в вашей греховной жизни, — он, который видит сокрытое и слышит умалчиваемое. Впрочем, вы разве стараетесь что-либо скрыть от зрения и слуха Ведь все ваши дела стали известны даже врагам; вы ведь хвастаете нарушением законов и ежедневно оспариваете друг у друга первенство в злодеяниях. Ваши бесстыдства вы выставляете напоказ, точно это — добродетели.

Золото!

Мятежники не поддавались на слезные призывы Иосифа, ибо они не считали изменение образа действий безопасным для себя, но среди народа возникло движение в пользу перехода к римлянам. Одни продавали за бесценок свое имущество — свои драгоценности, вырученные за них золотые монеты проглатывали, чтобы они не были найдены разбойника— ми, и бежали в римский лагерь. Когда золото вновь появлялось наружу, они употребляли его на свои необходимейшие потребности, так как большинству из них Тит позволил селиться на любом месте в стране. Это еще больше подстрекало осажденных к бегству, ибо таким путем они освобождались от внутренних потрясении, не делаясь вместе с тем рабами римлян. Одновременно с тем же люди Иоанна и Симона старались воспрепятствовать побегу со стороны иудеев еще ревностнее, чем вторжению со стороны римлян, и предавали  немедленной казни всякого, на кого только падала тень подозрения.

Голодомор

Богатым людям, однако, оставаться в городе было опасно, ибо и их обвиняли в желании бежать к неприятелю для того, чтобы их казнить и овладеть их богатством. С голодом возрастала свирепость бунтовщиков, и с каждым днем оба бедствия делались все более ужасающими. Когда жизненные продукты перестали появляться на рынках, мятежники вторгались в частные дома и обыскивали их. Если находили что-нибудь, они били хозяев за то, что те не выдавали добровольно; если ничего не находили, они также их истязали, предполагая, что припасы тщательно ими сокрыты. Присутствие или отсутствие у кого—либо съестных припасов они определяли по наружному виду несчастных: у кого вид был еще здоровый, тот, значит, имел запас пищи; истощенных, напротив, они не беспокоили, так как не было причины убивать тех, чья жизнь подкашивалась уже голодом. Богатые отдавали тайком все свое имущество за одну только меру пшеницы, менее состоятельные — за меру ячменя, затем они запирались в самых затаенных уголках своих домов и в своем нестерпимом голоде пожирали зерно немолотым или, по мере того как обстоятельства и страх позволяли, еле спеченным. Стол нигде не накрывался — пищу выхватывали из огня еще сырой и в таком виде проглатывали ее.

 Жалкое было питание, и сердце сжималось при виде того, как более сильные забирали лучшую часть, тогда как слабые изнемогали в отчаянии. Голод господствовал над всеми чувствами, но ничто не подавлялось им так сильно, как чувство стыда; все, что при обыкновенных условиях считалось достойным уважения, оставлялось без внимания под влиянием голода. Жены вырывали пищу у своих мужей, дети у своих родителей и, что было немилосерднее всего, матери у своих бессловесных детей; любимые детища у них на руках умирали от голода, а они, не робея, отнимали у них последнюю каплю молока, которая могла бы еще продлить им жизнь. Но и с такими средствами питания они не могли укрыться мятежники подстерегали их повсюду, чтобы и это похитить у них. Запертый дом служил им признаком того, что обитатели его кое-что поедают; внезапно они выламывали двери, вторгались во-внутрь и вырывали у них кусок почти из глотки. Стариков, цепко державшихся за свою пищу, они били беспощадно, женщин, скрывавших то, что имели в руках, волочили за волосы, не было сожаления ни к почтенной седине, ни к нежному возрасту; они вырывали последние куски и у детей, которых швыряли на землю, если те не выпускали их из рук. С теми, которые для предупреждения разбойников наскоро проглатывали то, что в противном случае было бы у них похищено, они поступали еще суровее, точно у них отнималось неотъемлемо им принадлежащее. Пытки ужасного рода они изобретали для того, чтобы выведать места хранения припасов: они затыкали несчастным срамные отверстия горошинами и кололи им заостренными палками в седалище. Иные подвергались неимоверным мучениям только ради того, чтобы они выдали кусок хлеба или указали на спрятанную горсточку муки. Описать в отдельности их изуверства нет возможности. Коротко говоря, ни один город не переносил чего-либо подобного, и ни одно поколение с тех пор, как существует мир, не сотворило больше зла. 


Мнение Флавия об жителях Иерусалима: 

Мне кажется, если бы римляне медлили с уничтожением этих безбожников, то тогда сама земля разверзлась бы и поглотила бы город, или его посетил бы потоп, или, наконец, молнии стерли бы его, как Содом, ибо он скрывал в себе несравненно худшее из всех поколений, которые постигли эти кары. Безумие их ввергло в гибель весь народ. 

Словом, больше иудеев было ранено их же соотечественниками, чем римлянами.

Как евреи уничтожили свой храм

Иудеи между тем, увидев, что в сражениях они постоянно терпят потери, а опасность войны надвигается и стучится уже в ворота храма, отрезали пораженные члены, как обычно поступают с воспаленным телом, когда хотят предотвратить распространение болезни. Они сожгли ту часть северо-западной галереи храма, которая была соединена с Антонией, и сломали ее еще дальше на протяжении двадцати локтей. Таким образом, они первые своими собственными руками начали уничтожать огнем священные здания.

Если вникнуть во все это, то нужно прийти к заключению, что Бог заботится о людях и разными путями дает им знать, что именно служит их благу; только собственное безумие и личная злость ввергают людей в гибель. Так точно иудеи после падения Антонии сделали свой храм четырехугольным, невзирая на то, что в их пророчествах написано, что город и храм тогда будут завоеваны, когда храм примет четырехугольную форму. Главное, что  поощряло их к войне, двусмысленное пророческое изречение, находящееся также в их священном писании и гласящее, что к тому времени один человек из их родного края достигнет всемирного господства. Эти слова, думали они, указывают на человека их племени, и даже многие из мудрецов впадали в ту же ошибку, между тем в действительности пророчество касалось воцарения Веспасиана, избранного императором в иудейской земле. Но людям не дано избегать своей судьбы даже тогда, когда они предвидят ее. Иудеи толковали одни предзнаменования по своему желанию, а относились к другим совсем легкомысленно, пока, наконец, падение родного города и собственная гибель не изобличили их в неразумии.

 Много ли у иудеев было золота?

 Добычей все солдаты были так нагружены, что в Сирии золото упало в цене наполовину против прежнего.

Про Скифов, которые не азиаты

Об аланском народе я, как мне кажется, еще выше упомянул, как о скифском племени, живущем на берегах Танаиса (р. Мертвый Донец) и Меотийского озера (Азов). В то время они задумали предпринять хищнический набег на Мидию и еще более отдаленные страны и по этому поводу завязали переговоры с гирканским царем, ибо последний господствует над проходом, который царь Александр сделал неприступным посредством железных ворот. И вот, когда тот открыл им доступ, они многочисленными толпами напали на не чаявших никакой опасности мидян, опустошили густонаселенный, изобиловавший стадами край, не встречая нигде со стороны оробевшего населения никакого сопротивления. Царь страны Пакор бежал в страхе в непроходимые пустыни, оставив все в их распоряжение; с трудом ему удалось выкупить у них за 100 талантов попавших к ним в плен свою жену и наложниц. Удовлетворяя свою разбойничью жадность беспрепятственно и даже без меча, они продолжали свой опустошительный
набег до самой Армении. Царствовал здесь Тиридат, который хотя и выступил им навстречу и дал им сражение, но тут сам чуть не попал живым в плен. Аланин издали накинул на него аркан и утащил бы его с поля брани, если бы царю не удалось вовремя перерубить мечом веревку и таким образом спастись. Варвары же, рассвирепевшие еще больше от этой битвы, опустошили всю страну и с огромной массой пленников и добычи, награбленной ими в обоих царствах, возвратились обратно на родину.

Злодеяние иудейских царей:

Тогдашнее время у иудеев было вообще богато всевозможного рода злодеяниями: ни одно гнусное дело не было упущено, и если бы хотели всю изобретательность ума направить на то, чтобы измыслить что-нибудь новое, то ничего больше не выдумали бы. Этой порчей нравов была заражена как общественная, так и частная жизнь. Все наперебой старались перещеголять друг друга в нечестивых поступках перед Богом и в несправедливостях против ближних. Сильные угнетали простой народ, а масса старалась изводить сильных; те хотели власти, а эти — насилий и ограбления зажиточных. Первый пример разнузданной жизни и жестокого обращения со своими же соплеменниками подали именно сикарии, которые не брезговали никакими постыдными словами и действиями для преследования и погибели своих жертв. Но даже эти в сравнении с Иоанном казались еще умеренными. Иоанн не только убивал всех тех, которые проповедовали то, что было справедливо и полезно, не только с такими гражданами поступал он как с врагами, но все свое отечество наполнял он неисчислимыми злодеяниями и действовал вообще так, как только можно ожидать от человека, лишившегося уже всякого религиозного чувства. На его стол подавались запретные блюда; освященных веками обрядов очищения он не соблюдал; нужно ли удивляться, что человек, так безрассудно выступавший против Бога, потерял чувство человечности и уважение к общественному благу? А Симон, сын Гиоры? Каких только злодейств он не творил? Разве существовало такое насилие, какого он не со-
вершил над личностями свободных иудеев, которым вдобавок он был еще обязан достижением власти тирана? Дружба и родство только подстрекали их на беспрестанные убийства. Ибо причинять зло чужим казалось им делом низкой трусости; им хотелось, напротив, открыто похвастать жестокостью, совершаемой против близких. С их безумием соперничало еще неистовство идумеев. После того, как эти нечестивцы заклали первосвященников для того, конечно, чтобы не осталось ни следа благочестия, они уничтожили также вконец все, что еще уцелело от общественного порядка, и доставили полное торжество беззаконию. При этом положении вещей возвысилось поколение так называемых зелотов, которые своими делами оправдали свое название. Ибо они старались подражать всякой гнусности, и их рвение было направлено на то, чтобы не упустить ничего, что известно было из истории прежних злодеяний.

Итоговая мысль Флафия про Иудею:

Бог, по—видимому, уже давно произнес этот приговор над всей иудейской нацией. Мы должны потерять жизнь, потому что мы не умели жить по его заветам.