Солнце уже клонилось к закату, но до его полного исчезновения с небосвода оставалось еще часа два и можно было насладиться прекрасной прогулкой в относительном одиночестве. Стиви очень медленным шагом двигалась босиком по шикарному песчаному пляжу вдоль приливной линии. В левой руке она держала бутылочку Chateau Lafite Rothschild урожая 1977 года, а в правой едва наполненный бокал из которого упоительно потягивала этот божественный напиток.
Вдалеке на вилле обслуживающий персонал готовился к приему высоких гостей, в небе летали птицы, а легкий ветерок шумел кронами пальм.
Скажи ей кто-то лет семьдесят назад, что она будет жить в Барнауле, а резиденцию для отдыха иметь в тропическом Новосибирске, она бы предложила этому человеку посетить психиатра. Но настоящая действительность была такова. Все это было так же верно, как и то, что больше ни когда в жизни не вырастет виноград, грозди которого запрятаны в эту бутылку.
"… не зная горя, горя, горя, в краю магнолий плещет море..."
Стиви сидела закинув ногу на ногу, в шикарном ротанговом кресле и смотрела в сторону окна, по которому стремительно бежали котировки и мелькали графики. И тут она поймала себя на мысли: «за чем я все это пересматриваю уже в 12-й раз, что все же я хочу понять и есть ли ответы именно в этой информации»
Она щелкнула двумя пальцами правой руки и вся информация несущаяся по окну остановилась.
— прозрачность, разлился по комнате мелодичный голос Стиви. Вся информация исчезла с поверхности окна и лишь послесвечение в одной из его областей крупно гласило Apple 2066,6.
Из окна пентхауса на 33 этаже открывался шикарный вид на Обь.
«Надо будет прокатиться вечерком в Новосибирск, прогуляться босиком по песчаному пляжу океана» — подумала она.
А сейчас к делу. Необходимо срочно созвать совет и обсудить хотя бы предварительно мысли, которые ее тревожат
— получи фашист гранату!!! — трейдер Алеша в очередной раз кликнул «да» в форме ввода заявки на продажу Ри и нервно откинулся в кресле, с возрастающим ужасом наблюдая, как еще вот только что вытягивающаяся красная свечка начала стремительно уменьшать свое тело в размерах, а потом и вовсе зазеленела.
То ли бог рынка в упор не понимал, кто из двух контрагентов новой сделки — фашист, то ли имел к Алеше какие то свои давние счеты, но сегодня у Алеши не ладилось — шесть лосей подряд. Не сказать, правда, что и неделя заладилась. А если задуматься, то и месяц был так себе.
А если совсем уж на чистоту, то был Алеша никаким не трейдером, а обычным сливалой-лудоманом. Однако присущая ему сызмальства определенная доля оптимизма, продиктованная, правда, по большей мере пробелами в образовании, не позволяла ему видеть очевидных вещей. Зато зарплата чиновника со всеми надбавками, бонусами и прочим леваком позволяла их не видеть, что создало в его личном психосоциологическом вакууме некий статус-кво, который мог бы тянуться еще долго, если бы Алеша недавно не открыл для себя плечи. Поэтому первые побеги осознания, что происходит что то нехорошее, с силой и неибежностью бамбука уже начали пробивать кору его головного мозга, грозя добраться до жизненно важных заблуждений и натоптать там.
Роста Алеша был невысокого, что, правда, с лихвой компенсировалось «широкой костью. Одутловатое его лицо, посаженное на кривой „винздор“ засаленого галстука выражало тот самый оптимизм и веру в светлое завтра, что смогло снискать ему почет „терпил“ и уважение коллектива, быстро двигая Алешу по служебной лестнице. А умение часами рассуждать о „просевшей на запасах нефти“ и „обговнявшихся с Обамакерой пиндосами“ и вовсе вознесли его на пьедестал „эрудита“ и „правильно политически подкованного товарища“, что в наше неспокойное время было гораздо важнее трудовых достижений и прочих КиПиАев. Благообразное впечатление довершали добрые голубые глаза, бегавшие из под пробора русых волос, уже начинавших редеть, но содержащихся в аккурате и даже где-то в обожании. Прочую растительность Алеша исправно с лица удалял, поскольку не побрившись день-другой начинал походить на бурого алконавта, а обычные его рассуждения о рынке и пиндосах — на воспаленный бред горячечного.
А тем временем зеленая свечка на графике Ри, минуту назад обзаведшаяся нехилым хвостом, успела обзавестись не менее нехилым телом, пробив годовой максимум и устремившись в глубокий космос вопреки всем раскладкам Эллиота, уровням Фибоначчи, пересечениям МАшек и прочим стохастическим осцилляторам, на поверхностное изучение которых Алеша потратил добрых два года и четыре депозита.
Все эти экзерсисы научной и околонаучной мысли исправно работали на левой стороне графика, но как только Алеша пытался претворить их в жизнь, начинали выкидывать такие фортели, что у Алеши постоянно создавалось впечатление, что за ним наблюдает какой то русский рыночный аналог Большого Брата, который избрал именно его сделки, как стандартную модель поведения рыночного „мяса“, обуть которое — этого самого брата святой долг. Впрочем, мясом себя Алеша не считал, а общественное его положение в вертикали власти скорее указывало на заокеанские происки, возможно даже тех самых хаккеров, симетричный ответ которых недавно пообещал России-матушке глава тамошнего Госдепа. Но спущенный с самого верха номенклатуре приказ „не нагнетать“ заставил Алешу отказаться от этой мысли и с недавних пор удариться в полнейшую метафизику в самом радикальном ее проявлении, поэтому обозначенный вверху истории „бог рынка“ являлся отнюдь не красным словцом а начал уже обретать определенную персонификацию и намечать вокруг себя зачатки культа.
За этими невеселыми мыслями Алешу и застало раздавшееся из-за спины: „стаканы есть?“
— ээээ… что? — Алеша начал поворачиваться на бодрый голос, попутно осознавая, что сидит лицом к двери, а в его личном кабинете посетителей не было со вчерашнего дня. К тому же за дверью окопался его личный цербер — Вера Петровна — женщина в возрасте, дурная собой но в противовес этим своим недостаткам имевшая 25 летний стаж работы секретарем в различных госучереждениях и умевшая стоять насмерть, если „его нет“, а то, что его нет Алеша обозначил с самого утра.
И тем не менее, неожиданный нагловатый голос за спиной явно подразумевал и его обладателя, в чем Алеша быстро убедился завершив поворот в своем шикарном кожаном кресле и уставившись на нагло улыбающегося, хорошо сложенного мужчину лет тридцати со светлыми вьющимися волосами, одетого в элегантную тройку цвета сливочного мороженого и лаковые светлокоричневые туфли. В идеально завязанном галстуке его блестела щегольская булавка, навевавшая смутные ассоциации то ли с программой „здоровье“, то ли с эмблемой каких то войск — посох с оплетающими его змеями и двумя крыльями по бокам. Зеленые глаза щеголя продолжали нагло улыбаться. Сам он вальяжно расположился на кабинетном сейфе, свесив одну ногу и подогнув под себя другую. Дверь сейфа была открыта (Алеша мог поклясться, что вчера лично запирал ее и на шифр и на ключ, который сейчас, кстати, покоился во внутреннем кармане его пиджака) а наглый мужик свинчивал крышку с 24х летнего вискаря, подаренного ему вчера на новый год ребятами из Роснефти.
— стаканы есть, говорю? — мужик вынул пробку и сейчас нюхал ее с видом знатока.
— неплохой букет, кстати. Сразу видно — ценят тебя, Алеша, ребята из Роснефти.
— неважно, как я сюда попал, -важно, Алеша, что ты будешь со всем этим делать — создавалось ощущение, что мужик умеет читать мысли
— а я и умею — мужик наконец, нехотя слез с сейфа, сходил к стоящему у окна шкафчику со специальной литературой, порылся в нижней тумбочке и через минуту извлек оттуда два пыльных, с потеками, стакана, которые тут же начал протирать концом Алешиного галстука.
— в-в-ы к-кто? В-в-ы к-как сюда....?.. Вера Петровна!!! — заорал Алеша, позабыв, что рядом, под локтем стоит селектор.
— давай пока обойдемся без Веры Петровны — мужик закончил протирать стаканы, ловко разлил вискарь и протянул стакан Алеше — на ка, выпей. И успокойся. Глядя на расширившиеся глаза Алеши инициативный мужик первым подал пример, махнув свой стакан залпом и подтолкнул Алешин локоть — давай, как у вас там… чтоб стоял и были.
Алеша машинально таким же залпом осушил свой стакан. В голове зашумело, но дар речи стал потихоньку возвращаться.
— Вы кхто? — преодолев спиртовой спазм в горле, выдавил он и уставился в протянутую к самому его носу визитку, на которой золотом по белому было лаконично написано: