Истерия европейских политиков выходит на новый уровень: каждый день звучат очередные призывы к введению эмбарго на российские углеводороды.
❓Насколько вероятен этот сценарий? Давайте попробуем разобраться.
Как мы знаем, в Европейский союз (ЕС) входят 28 государств, и решение об эмбарго российской нефти должно быть принято единогласно. При всём при этом не стоит забывать, что ЕС всегда был одним из крупнейших импортёров углеводородов. Прекратить закупки нефти и газа сложно как технически, так и политически.
🤵♂️«Мы не поддержим санкции против российской нефти и газа. Поставки российского газа в Венгрию осуществляются без перебоев», — поведал глава МИД Венгрии Петер Сийярто.
🇪🇺⛽️Вышли свежие данные по газовому рынку Европы.
✔️Импорт газа в Европу недалеко от максимумов за последние 7лет, но сопоставим с прошлогодними объемами, пока нарастить в общем объеме не получается
✔️Отбор из газохранилищ закончен, начали восполнять зимние расходы. Объем в хранилищах практически на уровне прошлого года, но очень далек от нормы
ЕС впервые ввел прямые и масштабные санкции против российской газовой отрасли, запретив поставку оборудования для производства сжиженного газа. Почему это важно? Несколько тезисов:
1. Российские компании делали большую ставку на развитие СПГ. В отличие от труб, экспорт газа в сжиженном виде по морю гораздо более мобилен. Он позволяет не зависеть от одного покупателя и оперативно направлять топливо туда, где выше цены и больше спрос.
2. Самым крупным игроком в российском СПГ является Новатэк. 4 линии завода Ямал СПГ (50,1% У Новатэка) имеют мощности по сжижению почти 20 млн тонн газа в год. Еще один проект — Сахалин-2 (50% плюс одна акция у Газпрома) имеет мощность в 11,6 млн тонн.
3. На мировом рынке СПГ Россия является четвертым по величине игроком с общими мощностями по сжижению на уровне около 32 млн тонн (доля рынка 8%). Лидеры — Катар, Австралия и США, текущие мощности которых составляют 70-80 млн тонн СПГ в год.
Майкл Бекли, профессор политических наук Университета Тафтса недавно опубликовал в журнале Foreign Affairs замечательную статью о принципах слома мирового порядка, подчеркнув его обреченность после развала Советского Союза. Идея, в принципе, не нова. «Сильнейшие миропорядки в современной истории — от Вестфальского в XVII веке до либерального международного порядка в XX — не были инклюзивными организациями, работающими на благо человечества. Скорее это были союзы, созданные великими державами для ведения конкурентной борьбы в сфере безопасности со своими соперниками. Страх и ненависть к общему врагу, а не призывы сделать мир лучше, сближали союзников».
После окончания холодной войны западные союзники, потеряв главного врага, вместо того чтобы построить новый порядок, стали укреплять старый, расширяя пространство демократий, свободный рынок, НАТО, Евросоюз, ВТО. Была иллюзия, что либеральный порядок станет исключением в исторической парадигме и в конце концов так или иначе включит в себя все регионы мира. «Приверженность принципам открытости и недискриминации якобы делала эту систему “сложной для разрушения и легкой для присоединения”, как утверждал политолог Дж. Джон Икенберри». Однако в конце концов для сплочения представителей любого миропорядка приходится прибегать к поиску враждебных наций, запрещать несогласованное поведение и подавлять внутреннюю оппозицию международному нормотворчеству. Что неизменно вызывает реакцию «в виде волны либеральных революций, подорвавших единство и идеологическую согласованность монархического концерта Европы». Или фашистов, недовольных послевоенными условиями жизни Старого Света.