50 000 BC. #20

Начало №2 №3 №4 №5 №6 №7 №8 №9 №10 
№11 №12 №13 №14 №15 №16 №17 №18 №19

Война была окончена, нужно возвращаться домой. В лагере команчей остался Чук, десять человек воинов, призванных обеспечить военное прикрытие и Ахомит, выполнявший роль связи с общественностью. Он, как миссионер, ходил по родам, разговаривая с главами и выясняя настроения. Новый вождь должен был быть не только сильным, но и чувствовать желания народа, завоевывая его любовь. Многие семьи остались вообще без мужчин, и нужна была социальная поддержка, обеспечивающая лояльность населения. Ахомит был местным связующим звеном для молодого вождя.

Гек с пятью бойцами отправился к Ыкате, известить его о победе и новом статусе своего старшего брата. За ними, с неспешной скоростью, двинулся и я с Тыкто, оставшимися пятнадцатью воинами и женщинами с детьми. Сейчас надо было наладить нормальный быт, а у Ыкаты нас ждали сорок пленных голодных ртов, десяток непокорных ослов и полное непонимание с чего начинать мирную жизнь.

Первая задача, стоявшая перед нами — организация питания. Команчи уничтожили огромное количество запасов и разорили нашу ферму. Еще пара дней и придется резать кабанов, зайцев, ослов и коз, чего нельзя было допустить.

Без чужой помощи я обойтись не мог, и перед тем, как уйти от Ыкаты, мне пришлось согласовать с ним несколько условий и правил, определяющих жизнь в первые месяцы после войны. Мы пришли к пониманию, что сейчас важнейшей задачей является создание запасов еды, без которых мы не можем делать посуду, веревки, топоры и другие вещи. Общество вновь было отброшено в каменный век, со стопроцентным ВВП в виде сельского хозяйства.

Я забирал пленных к себе, в качестве работников. Ослы оставались на попечении апачей до лучших времен. Ыката обещал не убивать ни ослов, ни других домашних животных, даже если племени придется пару дней ничего не есть.

Шестеро апачей отправлялись на море, ловить рыбу. Благо ловушки и плоты были нетронуты. Пленные мужчины занимались переноской морепродуктов до нас и до племени Ыкаты. Никаких обменов или торговли с апачами не было. Добычу делили поровну: их труд по ловле рыбы, наши ловушки и переноска пойманного.

Женщины первое время были заняты поиском съедобных корений, отобранных как особо съедобные накануне нашего похода на север. Поиском и приготовлением корней занималось все женское население, исключение составляли лишь гончары: готовить без посуды было очень неудобно, а при нападении побили много утвари.

Одного мужчину пришлось занять на рубке деревьев. Пленные женщины носили дрова и нажимали на меха, обжигая керамику.

Подростки и дети били птиц и искали корешки, а мои воины проверяли силки, которых за неимением достаточного количества веревок было явно недостаточно.

Через неделю подобного антикризисного менеджмента мы начали накапливать запасы. Часть женщин удалось переключить на веревкоплетение. Через некоторое время началось плетение корзин и починка изгородей. Еще через неделю — я забрал у Ыкаты двух беременных коз и десяток поросят в починенный загон. Туда же отправилось пара дюжин зайцев. За год мы должны были восстановить популяцию фермы. Зайцы наплодятся вдвое быстрее.

Жизнь постепенно налаживалась. И если о выплавке руды и о возобновлении стройки я даже не помышлял, то вопрос с едой вроде как был закрыт.

В середине марта мы приняли делегацию от Команчей. Чук явился в забавной боевой раскраске, которой подданные наградили его в соответствии со статусом. Месяц правления нового вождя в целом прошел нормально: несколько его воинов нашли себе жен, о битве не вспоминали, еду никто не отнимал, но вопрос с едой был далек от решения. Охотников было очень мало для такого количества женщин, и племя с трудом питалось рыбой и растительной пищей. Чук понимал, что ему нужны были силки и рыбные ловушки для полноценной охоты, но никто кроме нас их делать не умел. Команчи пришли договариваться.

Мне не хватало материала для веревок и я хотел усилить группу рыбаков, поэтому предложение было простое — Чук дает нам пять женщин на сбор крапивы и иван-чая и пять мужчин для ловли рыбы. Взамен он получает 4 метра веревки в неделю (веревка считалась кусками примерно по два метра — столько получалось от земли, если поднять кверху руки) и две сплетенные ловушки для рыбы.

Чук согласился не торгуясь. Он по прежнему относился ко мне и Тыкто с необычайным пиететом, как и много месяцев назад. Состоялся первый обмен с новым правительством команчей. Я возлагал большие торговые надежды на крупнейшее племя в регионе, поэтому дал Чуку в подарок две корзины мяса и отправил его домой в крайне приподнятом настроении.

Пришло время для перегона ослов. Ыката недвусмысленно дал понять, что ему надоело, что его люди ходят за травой для шумных тварей. Мы взяли самое тихое животное, и повели его за узду. Путь до своего лагеря удалось проделать часов за восемь. Ушастый негодяй поначалу брыкался, упирался передними ногами, и иногда, усыпляя бдительность, бросался в сторону, пытаясь вырваться. Но все же, вдвоем таща за узду, и регулярно стегая упрямый зад палкой, удалось придавать ослу заданный курс.

Пройдя этот нелегкий этап, я отправил шестерых людей перегонять животных, а сам принялся учить осла послушанию. Через неделю тренировок осел уже почти не брыкался, и смиренно шел вперед за уздой. После этого я начал учить осла таскать тяжести. Так как до телеги нам, похоже, было еще далеко (я еще не начинал плавить руду), то ослов надо было научить таскать тюки на спине. Любая вещь, даже не тяжелая, поначалу приводила ослов в то же бешенство, как и при первых попытках заставить в нужном направлении. Но терпение и труд перетерли даже упрямство ослов, и через пару месяцев к апачам рыба ездила в кожаных мешках, висящих на боках животных.

Тыкто, да и остальной части племени, ужасно нравилось, что работу выполняют безмозглые твари, и поначалу эффект от перевозки на ослах был даже негативный. Рядом с животным шло десяток зевак, смотря как едут мешки на спине осла и радуясь, что им теперь не нужно таскать тяжелую поклажу. Но вскоре все привыкли, и маршруты до моря, апачей и команчей стали практически регулярными. Тропы облагородились, мешающие заросли были расчищены, время в пути сократилось почти на треть.

Прошло уже около двух месяцев после войны, и, восстановив силковую охоту, я пришел к Ыкате с предложением снова поставлять мне руду. Ыката, имея опытных рудокопов, не отпирался, но попросил вместо еды дать ему веревки и инструменты, вроде скребков для шкур, шил и ножей, которые его люди видели у наших женщин. Это был сложный обмен. Я не понимал, сколько я трачу сил для производства бронзовых вещей, и какова истинная ценность приносимой руды. Придется вводить некую систему подсчета трудозатрат, решил я. Договорившись, что сначала руда, а потом веревки, мы вернулись к себе, поменяв несколько вновь пойманных коз на разделанную тушу оленя и кабана.

Первое, что пришло на ум для измерения ценности вещи — это труд. Как единицу труда я принял дневную норму простого рабочего, который не требовал усиленного обучения. Стандартная работа — что-то таскать. Глина, рыба или дрова. Квалификация не важна: встал и понес. Обычный обмен мышечной силы человека на что-то еще. Мозг был не нужен. Доказательством этому были ослы, таскавшие часть грузов на себе.

Но так как работали и женщины и подростки, пришлось за базу взять именно их труд. Я обозначил его за единицу, а работу взрослого глупого мужчины за две единицы.

Те, кто работал хоть немного головой, и на обучение которых требовалось несколько дней стоили четыре условных единицы за сутки. К ним относились гончары, плетельщицы веревок, рудокопы, лесорубы, ловцы рыб. Тут уже не было деления на мужчин или женщин: работа, как правило, не предполагала грубой силы и требовала хоть какого-то умения. К «человеку умелому» я отнес охотников, плетельщиков корзин, кухарок, каменотесов.

Высшая каста пока была представлена только мной и Томом — и оценивалась в двадцать у.е. за сутки. То есть та работа, которой надо было учиться месяц и более, совершенствуя мастерство. Уникальная работа, которую пока не могли повторить никакие другие жители полуострова.

— Забавно, — подумал я, — что оценив каждого по способностям я мог посчитать ВВП племени.

Так как лентяев у меня попросту не было, можно было присвоить каждому выпуск в размере 1, 2 или 4 и понять, какой он в сумме.

Ради любопытства я начал считать стоимость бронзового топора, который когда-то производил команчам. Топор состоял из древка и топорища.

С древком было все просто. Крепко насадить топорище и выточить древко — 4 часа работы. ¼ труда человека умелого, то есть ¼ х 4 = 1. А вот с топорищем у меня получилась сложная структура

Очевидно, что нужна была руда, работа на мехах, починка печи перед каждой плавкой, дрова, создание формы и сама отливка. Затем полученное изделие надо было доковать и заточить. Уфф..

Самое простое, это меха: двое рабочих на день. Итого 2 человека х 1 день х 2 = 4
Дрова носил один работник или две женщины и тоже целый день, то есть 2.
Глину принести — это ¼ от 2, то есть ½, и обмазать печь: ½ от 4, то есть 2. Итого еще 2 ½
Подготовить форму и отлить медь, а затем привести изделие в должный вид — нужен был я или Том на целый день. То есть 20.

Итак, топор без затрат на руду стоил 1 + 4 + 2 + 2.5 + 20 = 29.5. Тридцать, для ровного счета.

Теперь надо было прикинуть стоимость руды. На топор требовалась примерно одна корзина. Раньше я платил за нее Ыкате 3 корзины с едой. В пайке был микс рыбы и мяса, поэтому надо было посчитать и то и то.

Рыба ловилась на крючки и веревки. Крючков надо было 2 штуки на корзину, а веревок примерно два метра на корзину (снасти периодически рвались). С крючками засада, подумал я, циклическая ссылка. Поэтому принял их просто за 1 у.е.

С веревками проще: женщина в день делала около четырех метров. Насобирать материала, высушить, и вытрясти волокна — это еще 1 у.е. + 1 у.е. Таким образом четыре метра стоили 6, а два метра — 3 условных единицы. Труд рыбака — это 8. (Корзина ловилась примерно за два дня). Носильщик — еще полдня х 2 = 1. Да, еще надо посчитать саму корзину. Ее ведь тоже надо было сплести, и возврат тары происходил далеко не регулярно. Да и руда разламывала корзины очень быстро. Корзинка — это два дня работы умножить на 4, то есть восемь.

Итого, получалось, что корзина еды стоила для меня 1 + 3 + 8 + 1 + 8 = 21 условную единицу. Если учесть, что в корзине было примерно пятнадцать кило, или семь кило чистого мяса, то 3 единицы за кило рыбы.

С животными получилось примерно так же: веревок на силки уходило столько же, труд охотников я оценил как и рыбаков, мясо в мехе обращалось в съедобное по похожей пропорции, поэтому кило мяса так же стоило 3 у.е. за кг.

Эти расчеты крайне занимали и увлекали меня. Я расчертил углем всю стену около пещеры. Получалось, что обычный мужчина таская тяжести эквивалентен почти 700 грамм высококалорийной еды вроде мяса или рыбы. В принципе, похоже. Столько, наверное, ему и надо съедать. А вот человек умелый «стоил» еды больше чем мог съесть, значит все верно, эффективность таких людей должна быть выше чем просто добывание пищи.

Итак, я вплотную подошел к стоимости топора. Корзина руды стоила 21 х 3 = 63 единицы, а все остальное 30 единиц. Итого 93 единицы. Ого… получается, что руда занимала две трети в себестоимости. Что-то уж очень дофига, решил я. Не переплачивал ли я Ыкате… можно было посчитать прямым методом: 5 человек трудились два дня, чтобы добыть одну корзину руды. Итого 5человек * 4 у.е. * 2 дня = 40. Переплатил? Наверное нет. Ведь работникам нужны были молотки, которые также сделаны из бронзы. То есть в нормальной экономике у них бы были начальные инвестиции на инструмент, и дальнейшее его обновление. Получалось, что в целом все было сбалансировано.

Раз уж зашла речь об амортизации, надо тоже добавить в себестоимость амортизацию печи, мехов, кузнечных инструментов. Себестоимость топора будет около ста. Так не прогадаю.

Я продолжал свои изыскания, чувствуя себя Адамом Смитом. Сыхо давал мне десять мужчин и десять женщин на неделю, получая в ответ один топор. Работники они были довольно примитивные, поэтому пользы было 10 Х 2 + 10 Х 1 = 30 в день. Или 210 в неделю. Получается, при моих затратах на топор в 100 — я получал больше чем 100% маржу на этом обмене.

— Хо хо! Да ты неплохой коммерсант, Гном, — похвалил я себя, но затем, вспомнив чем все обернулось, улыбка сошла с моих губ.

Теперь, после того, как я вывел себестоимость всех товаров в условных единицах, стало понятно что и как надо менять. Можно было начинать осмысленный товарообмен с Ыкатой, подкрепленный простейшей экономической теорией.