50 000 BC. #21

После экономического упражнения с топором я нарисовал табличку себестоимостей и продажных цен. Само собой, обладая монополией на знания и технологии я не собирался торговать в убыток, и менял вещи как минимум со 100% маржой. Имея такую табличку глупо было оттягивать неизбежное, и я решил начать вводить деньги. Наличие промежуточного звена при обмене наглядно показывало ценность работы и давало возможность вести более справедливые переговоры с вождями.

— Пора входить в эру капитализма, — хлопнул я себя по коленям и, встав, пошел в сторону кузницы. Нужно было найти удобную технологию для эмиссии. Проект «Карл Маркс», как я его шутя окрестил, должен был быть хорошо подготовлен. Меня ничего не торопило, так как натуральный обмен уже успешно шел по моим правилам и мог, теоретически, продолжаться сотни лет. Но раз деньги на планете Земля в итоге прижились, значит это прогресс, и грех не подняться еще на одну ступеньку.
 

Самые простые деньги я начал делать из меди. Тонкий прут расковал в проволоку, и, отрезав от нее полсантиметра расплющил молотком. Получился овал неровной формы. В принципе, можно было бы ограничиться и этим, не задумываясь о средствах защиты. Ведь технологией производства меди обладал только я. Но вдруг кто-то освоит процесс, или научится отщипывать медь от других изделий?

Пришлось сделать бронзовую подставку-наковальню, с выемкой в виде палочки. Расплющивание на ней давало щербинку, напоминавшую единичку. Такая защита меня вполне устраивала.

Так как первые деньги должны были вводиться для обмена между племенами, а торговля с Ыкатой предполагала оптовые поставки, то нужны были крупные номиналы. Совершенствоваться в быстром счете чешуек желаний не было, поэтому логично предположить номиналы в виде «одна рука», «две руки» и «две руки, две ноги». То есть те числовые понятия, которыми вполне сносно считали дикари.

В качестве исходного материала я взял легкоплавкое олово. Его было мало, зато с ним можно было делать настоящие монеты. Из бронзы отливался штемпель, под него отливалась основа. Вкладывая в круглую выемку кусочек горячего олова достаточно было одного-двух ударов по штемпелю, чтобы получалась монета с двумя сторонами.

В качестве обозначения номинала пришлось ввести простые символы: рука для пяти, галочка как две руки для десяти и крест для двадцати.
— Будет, конечно, легкий диссонанс с римскими цифрами, — подумал я, — но ничего, привыкну.

 
 

Размер монет был от современных 50 коп до двух рублей. Только толщина чуть побольше: уж больно хорошо гнулось олово. На обратной стороне я сделал солнышко. Свой профиль или двуглавого орла выточу после следующей денежной реформы.

Пару дней я занимался эмиссией первого в истории агрегата М0: наличных денег. Прикинув, что стоимость пяти медных вещей не превышает 500 у.е. я наклепал двадцать двадцаток, по десять десяток и пятерок и около пятидесяти единичек. На первое время должно хватить.

Осталось всего ничего, придумать название для денег и донести смысл концепции товар-деньги-товар до мозгов вождей. Если с первым я разобрался моментально, решив что деньги будут назваться чатлами, как в моем любимом фильме Кин-дза-дза, то со вторым возникли реальные проблемы.

Ыката не понимал, почему он должен отдавать выделанную шкуру оленя за десять чатлов, а пойманную козу за пять. Железячки в моих руках выглядели красиво, но смысл торговли до дикаря не доходил. Печально было и то, что сидящий рядом Тыкто также не разделял моих взглядов на упрощение товарооборота и не мог поддержать меня. Аргументация меня подвела. Первый разговор закончился ничем.

Послав гонца за Чуком, я решил не сдаваться и провести второй раунд переговоров, уже в присутствии старшего сына Ыкаты. Он прибыл на следующий день в сопровождении пяти своих воинов и пятерых мужчин из команчей. Узнав, что я в гостях у апачи, Чук решил предложить еще один обмен рабочей силы на товары. Это желание как нельзя пришлось кстати. Пришлось немного поменять тактику.

После того, как закончились радостные церемонии приветствия, я начал рассказывать алгоритм нашего взаимодействия. Для убедительности у меня был готов прайс-лист, написанный углем на глиняной дощечке. На нем были обозначены продажные цены моих товаров. На второй дощечке были обозначены покупные цены сторонних работ или услуг.

В первой табличке красовались изображения веревки, ловушки для рыб, пяти тарелок, большого горшка, наконечника для стрелы, корзины со слабосоленой рыбой и нескольких предметов из бронзы. Напротив — стояли значения в чатлах.

Вторая табличка говорила о работах, которые выполняли в свое время апачи и команчи. Простые: сбор крапивы, переноска каменных блоков, глины, дров и работа на мехах. А также более сложные: вытесывание блоков, рубка деревьев, добыча руды и ловля рыбы. Эти схематично изображенные действия тоже имели цену.

Стараясь не перегружать туземцев информацией я начал последовательно описывать этапы зарабатывания денег и процесс покупки.

— Вот ты привел пять мужчин, — начал я втолковывать экономику в Чука, — они работают и носят мне дрова. Каждый день я плачу им два чатла.

Две монетки перекочевали из моей руки в сторону потенциального работника.

— Еще один день — еще два чатла. — я перекладывал монетки.

— Итак, пять дней — две руки чатлов, — я две показал растопыренные пятерни.

Тут пришлось потратить время, объяснив что десять — это и десять медных и две маленькие оловянные или одна средняя оловянная монета. Но вожди на то и были вождями, чтобы обладать лучшими умами в племени. Через пару часов кое как удалось объяснить, что такое заработок и номиналы денег.

Затем началось преподавание искусства шопинга. Полученные чатлы можно было поменять на веревки или, например, скребки для шкур. Стандартный кусок веревки в два метра стоил пять чатлов, при себестоимости в три. Значит пятеро мужчин за неделю простой работы должны были заработать семьдесят чатлов, и купить четырнадцать кусков веревки. При том, что сейчас Чук получал всего два куска по два метра — это было отличным предложением. Молодой воин взбудоражено вскочил, и снова сел. Похоже, мы договорились.

Продолжив обсуждение, мы посчитали, что женщины Чука, уже работающие на меня, получают по одному чатлу в день, а рыбаки — по четыре. То есть суммарный заработок существующей команды был равен 140+35 = 175 чатлов. Ловушка для рыб могла быть куплена за двадцать пять, что также показалось Чуку невероятно выгодным.

Ыката проявил взвешенную сдержанность, и пока не стал соглашаться ни на какие новые условия обмена, сохранив все существующие. При этом он старательно переписал на стену углем все таблички, коряво копируя рисунки.

Я же ушел в свой хэв с новой пятеркой работников. Колесо капитализма со скрипом начало вращаться.

Объяснив новейшую экономическую политику пятнадцати команчам я с нетерпением стал ждать результатов первого капиталистического дня. Впрочем, окончания дня ждать не пришлось. В обед ко мне пришли каменотесы и носильщики, с просьбой дать им еду. Вот эту «маленькую» деталь я что-то не просчитал. Когда все работники были внутри системы — еда производилась на всех и по сути являлась оплатой труда. Монетизировав эту оплату я должен исключить кормежку, чтобы работник сам выбирал на что потратить деньги.

Сделав исключение на первый день и накормив работников, я бросился спешно придумывать меню. Учитывая, что еда стоила не дешево, большую наценку на нее делать было нельзя, иначе простые трудяги просто не прокормились бы. Поэтому набросив немного на свои затраты я предложил за одну монету на выбор пару небольших шампуров шашлыка, две запеченные рыбины, горшок наваристого бульона или примерно килограмм вареных корней.

Вечером меня ждал еще один сюрприз. Рыбаки пришли с моря. Сначала я подумал, что они тоже явились за едой, что было, конечно, странно. Обычно группа рыбаков сама добывала себе харчи. Но оказалось, команчи пришли получать свои деньги. Учитывая, что идти в одну сторону нужно часа четыре, было потеряно восемь часов рабочего времени. Что за чертовщина.

Сначала я пообещал им, что я заплачу в конце недели. Но несмотря на отсутствие бурного протеста, команчи не собирались уходить, пока им не заплатят и топтались у границ лагеря. Пришлось заплатить, сказав, что в следующий раз зарплата приедет вместе с носильщиками.
Учитывая, сколько было работников на море, я должен был получать минимум пять корзин с рыбами каждый день. В действительности же сегодня принесли только три. Время было потрачено на бестолковую ходьбу. Пришлось установить планку минимальной выработки. Платить за простои я не собирался.

На следующий день мои каменотесы были озадачены двумя вещами. Во-первых те, кто носил камни были явно не довольны, что получили две монеты, тогда как их соплеменники четыре, и пожелали также стать каменотесами. Что ж, это желание расти профессионально было весьма похвально. Я подумал, что будет правильным увеличить отряд тесальщиков, взяв носильщиков из числа пленных дикарей, которые сейчас работали бесплатно. На обучение, правда, уйдет время, но это полезные инвестиции. После первого же дня работы у двоих команчей произошло повышение по службе.

Второе недовольство вызвала необходимость покупать еду и отдавать за нее только что заработанные монетки. Час ушел на то, чтобы показать и объяснить, что можно купить на одну монету. Туземцы жадничали. Те, кто получил вчера четыре монеты — отдали одну из них довольно легко, а вот с носильщиками пришлось повозиться.

Как и с рыбаками, в конце концов удалось договориться, что за зарплатой они не приходят в лагерь, а получают ее на месте. Еду на каменоломню доставляет женщина, которая и приносит деньги. Меню на завтра они определяют с вечера, передавая заказ все той же женщине. За три дня схему обкатали, и вроде она заработала. Я успокаивал себя, что на старте не может быть легко и то, что люди все таки работают — это большое достижение.

По прошествии недели Чук со свитой лично явился, чтобы прочувствовать все блага от новой экономической доктрины. Результат был мягко говоря разочаровывающий. Практически полностью оправдали себя рыбаки. Они не тратили деньги, и отдали вождю сумму, близкую к ожидаемой. Женщины отдали от двух до пяти монет каждая, хотя должны были семь. Питаясь в лесу кореньями они экономили на еде, однако не всегда, позволяя себе покупать еду в нашей столовой. Чук был зол, но главный сюрприз ждал его впереди.

Каменотесы чуть было не угробили зарождающуюся экономику. Их заработок составлял от восьми до пятнадцати монет. Все остальное они проели, начав заказывать с каждым днем все больше. От мордобоя незадачливых транжир спасло только то, что общий доход составил 180 монет, которые поменяли на шесть ловушек и двенадцать метров каната. Это было больше, чем получал Чук при натуральном обмене в прошлые месяцы и его гнев улетучился.

— Похоже, колесо капитализма начало набирать обороты, — подумал я, провожая нагруженных команчей.

Однако, проблемы не заставили себя долго ждать. Рыбаки стали заказывать мясо. Им справедливо показалось, что они имеют право тратить часть денег на еду. Их коллеги апачи, которые также ловили рыбу, не стали долго пускать слюни, и пришли договариваться о схожих условиях. Но платить им и забирать всю рыбу — значит пойти на конфликт с Ыкатой, который получал половину от улова его людей. Апачи ушли злые, улов снизился.

Каменотесы поняв, что минимальная норма на человека — это пятнадцать блоков в день, стали выдавать ровно ее. Если раньше передовики производства могли делать до двадцати пяти за смену, то теперь, сделав пятнадцать, они падали загорать. Отстающих, которые в тот момент едва накололи десять изделий, подобное поведение коллег страшно бесило. В команде нарастал конфликт.

Напрягало еще то, что все денежные операции вроде выдачи зарплат, продажи еды, контроля за выработкой — приходилось вести мне. И, как человек, ведущий расчетно-кассовое обслуживание нашего общества, я таскал все золотовалютные резервы с собой. Это ужасно бесило. Пришлось спрятать кассу в лесу за кузницей.

Мое племя тоже, как оказалось, явилось источником проблем. Дикарям нравился процесс ежедневной выдачи медных овальчиков и обмена мелких номиналов на крупные. Мои мужики начали ненавязчиво просить Тыкто уговорить Каву давать им такие же за охоту. Я видел, что только кроткость и смиренность женщин останавливала их от идентичных просьб.

Кульминацией всего стала кража кассы. В очередной раз, пойдя за разменом, я не обнаружил тайника. Решив, что просто ошибся местом, я прочесал добрую сотку земли, но сомнений быть не могло. Кассы не было.

Я не стал говорить о пропаже Тыкто, решив, что вор сам выдаст себя, но сам факт стал последней каплей. Проект «Карл Маркс» был остановлен.

С Чуком были проведены еще одни переговоры. Новые условия закрепляли в моих обязанностях кормежку работников и предоставление инструмента, а также еженедельную плату команчам в виде ловушек и веревок. Трудяги должны были выполнять недельную норму работы, иначе оплаты не происходило, что грозило для них физической расправой со стороны Чука.

— Опыт получен, общество к капитализму не готово, — решил я, обогатив туземцев такими грехами как «лень», «жадность» и «корыстолюбие».